Воспоминание делало его сердитым. Оно не мучило его с тех пор, как они отплыли из Лондона — нет, с тех пор, как они захватили «Американу», — и это приносило желанное облегчение. Но разве он не знал, что возвращение домой вернет память? Испуганный и затравленный мальчик вернулся опять.
Девлин тихо выругался — он ненавидел мальчика.
Ему не нужны были воспоминания о прошлом. Его пленница исчезла, и он не мог найти покоя, пока она не вернется. Девлин напоминал себе, что если ей удалось бежать — это не имеет значения, она была всего лишь солью, которую он собирался безжалостно втереть в зияющие раны Истфилда. Но разумные мысли не уменьшали досады. Вирджиния Хьюз бросила ему вызов, который он не мог игнорировать.
Большие фиалковые глаза умоляюще смотрели на него. «Я не могу жить без Суит-Брайар! Пожалуйста, отпустите меня! Умоляю вас!..»
Девлин не хотел испытывать к ней жалость. Конечно, он не желал Вирджинии зла, но ее фамилия была Хьюз, и она должна была хорошо послужить его целям. При этом, как ни странно, он не мог не сознавать, что она была лишь невинной жертвой его планов.
Шаги Девлина замедлились, когда он осознал, что все-таки жалеет ее. Вероятно из-за ее юности и невинности, а может, потому, что она не знала, что у Истфилда нет средств для спасения ее любимой плантации.
Фиалковые глаза смотрели на него снова, на этот раз с любовью. «Я родилась в Суит-Брайар. Это возле Норфолка, в штате Вирджиния, и это рай на земле…»
Волна гнева ошарашила Девлина своей мощью. Жалость была слабостью. И если Вирджиния продолжала бросать вызов его власти, он достаточно легко мог сделать ее глаза влажными и затуманенными призывом своего тела. Если бы он преподал ей урок в своей постели, больше не было бы вызовов и попыток бегства. Тогда она бы и не думала о побеге.
Со стороны доков послышались крики. При виде суеты на «Тайне» Девлин вздрогнул, и все мысли о сексе исчезли. Группа мужчин поднималась на борт. Кто-то на палубе кричал, держа факел, и Девлину показалось, что он слышит свое имя. Потом его взгляд скользнул к перилам, и он увидел стоящую на них Вирджинию с распростертыми руками, готовую нырнуть в ледяную реку. Что, черт возьми, она делает? Сердце Девлина остановилось.
Когда Вирджиния прыгнула с перил в воду, он побежал к причалу. Девлин видел, как она упала в воду, и, прежде чем прыгнуть следом, с тревогой подумал, умеет ли она плавать.
Конечно умеет, решил он, падая в ледяную воду. В конце концов, девушка умела стрелять, ругаться, как матрос, раздеть мужчину догола и украсть его одежду. Вероятно, она была отличным пловцом, но эта мысль не приносила облегчения.
Вода была черной как сажа. Девлин нырнул, но не нащупал ничего. Он продолжал нырять, пока водоросли не прилипли к его рукам и ногам. Если Вирджиния запуталась в растительности на речном дне, она может никогда не освободиться.
Девлин искал ее на ощупь, но ему попадались только камни и куски дерева.
Его легкие разрывались, и ему пришлось всплыть на поверхность. Когда он жадно вдыхал холодный воздух, их взгляды встретились. Вирджиния глотала воздух в нескольких метрах от него. У поручней «Тайны» появилось еще несколько факелов, освещая воду вокруг них. Девушка казалась такой же удивленной при виде Девлина, как он при виде ее.
— С вами все в порядке? — осведомился Девлин, подплывая ближе и протягивая к ней руку.
Когда он схватил ее за запястье, острое лезвие ножа вонзилось ему в предплечье.
Девлин был больше удивлен наличием у нее оружия, нежели тем, что Вирджиния им воспользовалась. Их взгляды встретились снова — в ее глазах сверкала яростная решимость.
Она попыталась нанести еще один удар — на этот раз в лицо, но он поймал ее руку.
— Бросьте нож, — сердито предупредил Девлин.
Ее глаза расширились.
— Нет!
Чувствуя приступ гнева, он изо всех сил стиснул запястье Вирджинии. Она со стоном выронила нож, и Девлин подтянул ее к себе.
— Я почти победила, — прошептала девушка, и он увидел, что в ее глазах блестят слезы.
Снова жалость! Девлин быстро отогнал это чувство.
— Вы и близко не были от победы, мисс Хьюз. И никогда не будете, если вздумаете сражаться со мной.
Слеза покатилась по ее мокрой щеке.
— Когда-нибудь я с радостью буду плясать на вашей могиле, ублюдок!
— Не сомневаюсь, — ответил он, внезапно чувствуя, как ее стройные ноги обвились вокруг его ноги.
Гнев исчез. Его сменило желание.
— О'Нил! Ловите веревку!
Девлин понял, что люди на «Тайне» бросают ему канат. Он повернулся, и мягкая грудь девушки скользнула по его ребрам. Обнимая ее одной рукой, он поймал конец каната. Когда их втащили на борт, ему показалось, что Вирджиния начала плакать, но он не был уверен в этом. Ее странные прерывистые вздохи могли быть вызваны холодом.
Вирджиния не плакала, когда они добрались до капитанской каюты. Но, входя в нее, она дрожала всем телом. Девлин повернулся к Гасу:
— Согрей для нее воды, пока она не умерла от лихорадки.
— Есть, сэр.
Гас бросил обеспокоенный взгляд на Вирджинию. Она достаточно стыдилась того, что сделала, чтобы избегать смотреть ему в глаза. Повернувшись спиной к обоим мужчинам, она обхватила себя руками. Ее зубы стучали от холода.
Девлин закрыл дверь за Гасом и зажег несколько свечей.
— Лучше снимите эту одежду, — сказал он, проходя мимо нее к туалетной.
Там он достал ночную рубашку, которую никогда не носил, потому что спал нагишом.
— Убирайтесь к дьяволу, — огрызнулась Вирджиния.
Девлин посмотрел на нее и застыл. Мокрая одежда Гаса прилипла к ней, как вторая кожа, и он отчетливо видел каждую линию ее тела — от сосков до талии и, черт побери, треугольник между ног.
Какое-то мгновение он смотрел туда, представляя себе мерные завитки и влажную плоть.
Каюта показалась удушливо жаркой. Зрение затуманила красная пелена; плоть затвердела до боли.
— О'Нил? — окликнула она шепотом.
Девлин вздрогнул, пытаясь выбраться из тисков самой невероятной похоти, какую когда-либо испытывал, и бросил ей ночную рубашку. Потом он отошел от нее на солидное расстояние; его сердце колотилось, словно после пробежки от Лимерика до Аскитона и обратно.
К чему оберегать ее девственность?
Она была врагом — не важно, что ей только восемнадцать. Он мог овладеть ею немедленно, быстро удовлетворив себя. Она сирота, американка, и Истфилд явно не желал обременять себя ею. Никого не озаботит, если он вернет ее не девственницей.
Но это озаботит его самого, потому что он сын Джералда и Мэри О'Нил и воспитывался в уважении к женщинам, в понимании разницы между правильным поведением и неправильным — и ненависти к англичанам. Господи, его пленница даже не англичанка, мрачно подумал он.
