Однажды утром (это было во время митинга рабочих), когда я все еще размышлял и не знал наверняка, каким путем двинуться дальше, на меня вдруг снизошло озарение. Слова сами сорвались с моих губ.
— До тех пор, пока вы не сплотитесь, — объявил я участникам митинга, — и не продолжите бороться, пока не будет достигнуто соглашение или пока вы не покинете своих фабрик, я не прикоснусь к еде.
Рабочие замерли. Слезы заструились по щекам Анасуябай. Рабочие дружно ответили:
— Это не вы, а мы должны поститься. Будет просто чудовищно, если вы будете поститься в одиночку. Простите нас за наши ошибки. Мы останемся верны нашему обещанию до самого конца.
— Вам не нужно поститься, — сказал я. — Достаточно оставаться верными своему слову. Как вы знаете, у нас нет средств, но мы не хотим продолжать забастовку и жить на благотворительные взносы. А потому вы должны найти любую другую работу, чтобы эта проблема вас не волновала, даже если стачка продлится достаточно долго. Поститься же я перестану лишь тогда, когда забастовка закончится успешно.
Тем временем Валлабхаи старался найти для забастовщиков любую работу в муниципалитете, но практически безуспешно. Маганлал Ганди выступил с предложением нанять многих рабочих, чтобы носить песок для фундамента школы ткачества в ашраме. Рабочие охотно согласились. Анасуябай возглавила шествие с корзиной на голове, и за ней потянулись рабочие с такими же корзинами песка, который мы брали из русла реки. Это было великолепное зрелище. Рабочих захлестнул энтузиазм. Вот только выплачивать жалованье стольким людям сразу оказалось сложно.
Сам по себе мой пост тоже стал причиной многих проблем. Как уже было упомянуто, я стремился поддерживать дружеские отношения с владельцами фабрик, и мой пост, конечно, не мог не повлиять на их решения. Как опытный сатьяграх я знал, что не должен принуждать их к чему-либо, тем более с помощью поста, ведь достаточно самой забастовки. Я начал голодать не из-за промахов фабрикантов, а из-за неправильных действий рабочих, в которых была доля моей вины. К владельцам фабрик я мог только взывать, а вот пост, подчеркнуто начатый из-за них, стал бы инструментом принуждения, то есть насилия. И все же, хотя я и понимал, что это непременно окажет на них давление (как и произошло в действительности), мне пришлось пойти на этот шаг. Таков был мой долг.
Я постарался все объяснить владельцам фабрик.
— Вы не должны пересматривать свою позицию из-за моего поста, — говорил я им.
Но они равнодушно восприняли мои слова и даже отвечали мне довольно насмешливо, на что, если разобраться, имели полное право.
Возглавлял владельцев фабрик шет Амбалал. Его решительность, сила воли и неподдельная искренность очаровали меня. Вступить в схватку с таким человеком было для меня чистейшим удовольствием. Но напряженность, возникшая из-за моего поста между мной и оппозицией, которую он возглавлял, обострила наши отношения. А ведь его жена Сарладеви была привязана ко мне, как родная сестра, и потому для меня было невыносимо видеть ее мучения, вызванные моими действиями.
Анасуябай и еще несколько товарищей и рабочих начали поститься вместе со мной в первый день. Я с трудом уговорил их перестать голодать.
В конце концов доброжелательная атмосфера все-таки установилась. Владельцы фабрик были тронуты и принялись искать компромисс. Дом Анасуябай стал центром дискуссий. Адвокат Анандшанкар Дхрува вмешался в дело и был в конце концов назначен третейским судьей. Забастовка завершилась, и получилось, что я постился всего три дня. Фабриканты решили отпраздновать окончание стачки и раздали всем рабочим сладости. Итак, соглашение было достигнуто на исходе двадцать первого дня забастовки.
На митинге, устроенном в честь этого соглашения, присутствовали и владельцы фабрик, и комиссар округа. Последний сказал собравшимся рабочим:
— Вам следует всегда прислушиваться к советам мистера Ганди.
Вскоре, однако, мне пришлось вступить в схватку с этим же джентльменом. Обстоятельства изменились, и его позиция изменилась вместе с обстоятельствами. Он предупредил крестьян-патидаров Кхеды, чтобы они впредь не прислушивались к моим советам!
Я не могу закончить этой главы, не рассказав об одном инциденте — одновременно забавном и печальном. Это случилось, когда владельцы фабрик раздавали рабочим сладости. Угощение было заказано в огромном количестве, и, конечно, возник вопрос, как раздать его тысячам рабочих. Для этого было выбрано открытое пространство рядом с тем самым деревом, под сенью которого рабочие дали свое обещание. Собрать их в каком-либо другом месте было бы неудобно для всех.
Я думал, что люди, соблюдавшие строгую дисциплину в течение двадцати одного дня забастовки, сумеют поддержать порядок, дожидаясь угощения, а не устроят свалки. На деле оказалось совсем по-другому. Буквально через пару минут ровные ряды распались и воцарился хаос. Лидеры рабочих делали все возможное, чтобы восстановить порядок, но безуспешно. Началась давка, все смешалось, и многие сладости в конце концов оказались потерянными или растоптанными жаждущими получить их. Раздачу сладостей под деревом пришлось приостановить. Не без труда нам удалось доставить оставшееся угощение в принадлежащее шету Амбалалу бунгало в Мирзапуре. На следующий день сладости спокойно раздали во дворе бунгало.
Комическая сторона этого происшествия кажется очевидной, но я должен сказать и о другой стороне. Изучив причины произошедшего, я понял, что многие нищие обитатели Ахмадабада, узнав, что под деревом «Эк-тек» раздают сладости, стеклись туда в полном беспорядке, и именно их отчаянный голод стал причиной смятения и давки.
Жестокая бедность и голод в Индии настолько маштабны, что каждый год все больше и больше людей превращаются в нищих. Борьба за кусок хлеба лишает их всякой скромности и самоуважения. А наши филантропы вместо того, чтобы обеспечить их работой и объяснить, что этот самый кусок хлеба зарабатывается трудом, предпочитают подавать им милостыню.
23. Сатьяграха в Кхеде
У меня совершенно не было времени перевести дух. Едва забастовка рабочих в Ахмадабаде подошла к концу, как я погрузился в сатьяграху в Кхеде.
Этому округу грозил массовый голод, поскольку там случился повсеместный неурожай. Патидары Кхеды размышляли о том, как отсрочить уплату налогов за текущий год.
Амритлал Таккар уже успел разобраться в ситуации и обсудить ее с комиссаром округа. Затем я дал некоторые советы патидарам. Моханлал Пандья и Шанкарлал Парикх тоже поддержали нас в этой борьбе и начали агитацию в Законодательном совете Бомбея через Валлабхаи Пателя и ныне покойного сэра Гокулдаса Кахандаса Парекха. Несколько депутаций было направлено к губернатору.
Я был тогда председателем сабхи Гуджарата
. Сабха отправляла петиции и телеграммы правительству, игнорируя оскорбления и угрозы со стороны комиссара округа. Поведение чиновников было столь нелепым и недостойным, что сейчас оно даже кажется невероятным.
Требования земледельцев были совершенно ясны и настолько умеренны, что было просто неразумно их оспаривать. По закону о земельном налоге, земледелец мог потребовать приостановки уплаты налога за текущий год, если стоимость урожая составляла четыре анны или менее. Официальные данные говорили, что стоимость урожая превышала четыре анны. Земледельцы в свою очередь утверждали, что стоимость была ниже. Однако правительство не желало прислушаться к ним, а требование об арбитраже восприняло как оскорбительное для себя. Наконец, когда все петиции и мольбы были отвергнуты, я, побеседовав с соратниками, посоветовал земледельцам прибегнуть к сатьяграхе.
