Но он не предлагает подвезти ее, потому что Ви открывает дверь и видит снаружи собаку – язык высунут, виляет хвостом и ждет, когда ее впустят.
– Хорошая девочка, – говорит мужчина, наклоняясь, чтобы обнять собаку, а Ви бросается бежать.
* * *
Она возвращается в пустой дом. Розмари уехала забирать старших детей из школы, и Ви идет прямиком в душ. Услышав детские голоса, она не одевается, просто накидывает халат и спускается вниз. Теперь она готова к разговору. Что-то в ней освободилось, пора все рассказать Розмари: что сейчас произошло, и обо всем остальном, и о том, как страшно ей не знать, что будет дальше.
– Ой.
Детей из школы привезла не Розмари. Возле кухонного стола стоит Филипп и режет яблоко. Он произносит, не взглянув на Ви: «Она у врача». Ви, запахнув халат глубже, разворачивается, чтобы уйти.
– Где вы были? – спрашивает Филипп в своей странной прямолинейной манере, голос не злой и не добрый.
– Гуляла.
– Нам надо поговорить.
– Я переоденусь.
– Это недолго. Дети!
Дети прибегают быстро, чего не бывает, когда их зовет Розмари, и Филипп, раздавая им яблочные дольки, говорит:
– Идите на улицу.
Они смотрят на отца, потом на Ви и выходят. Только девочка задерживается ненадолго, поглядывая на Ви сквозь кудрявую челку, потом кладет в рот дольку яблока и выбегает через раздвижную дверь вслед за братьями. Четыре часа дня, и уже сумерки. Филипп предлагает Ви дольку яблока. Она отказывается. Хоть бы он отпустил ее до того, как вернется Розмари. Другая женщина в одном халате наедине с мужем – зрелище, не подходящее для любой женщины, тем более беременной.
Филипп не спеша моет нож и разделочную доску, затем вытирает насухо. Ви в жизни не видела, чтобы Алекс что-нибудь мыл, и хотя ей не терпится начать разговор, это зрелище завораживает. Он перекидывает полотенце через плечо, и Ви невольно так поражена, будто Филипп сейчас станцевал. Он расставляет все по местам, повернувшись к Ви спиной, открывает холодильник и говорит:
– Вам нужно ехать домой.
– Простите?
– Пора. Мне сегодня звонили, на работу.
– Кто? – Ви думает, что ее все же выследили репортеры, и не понимает, зачем им это – неужели газетам вроде «Инквайрер» нечего печатать?
– Ваш муж.
Ви ждет.
– Хочет, чтобы вы вернулись.
Ви опирается о стойку. Внезапно ее охватывает облегчение.
– Он просил передать вам, что его глава администрации… Харольд? Хамберт?.. требует вам не звонить. Считает, что вам еще рано возвращаться, так ваш муж покажется слабым. Что за люди. – Филипп качает головой. – Что вы за люди…
Ви могла бы оскорбиться, однако сосредоточивается на собственном облегчении. «Почему нет? – говорит она себе. – Почему бы не вернуться домой? Не забыть о случившемся, как нужно было сделать с самого начала, не пойти навстречу мужу и не вести привычную жизнь?» Разденься она тогда, и ничего ужасного бы не произошло. Она бы все еще была замужем. Не запуталась бы так сильно. Может, все ждали, что она разденется, потому что в этом нет ничего такого?
Ви думает о доме в лесу, о мужчине, об их торопливом совокуплении. Чувствует возбуждающую пульсацию в запястьях и представляет возвращение к Алексу с памятью об этом трепете, о сегодняшнем секрете. Возможно, так даже лучше, что это у нее есть и останется с ней. Она была выше Алекса, по крайней мере в том, в чем женщина может превзойти мужчину. При деньгах и с положением в обществе. А потом он вывернул все наизнанку. Ему больше не нужно ее происхождение; он живет в их общем доме. Купленном на ее деньги; даже если она вернется, теперь она – психованная наркоманка и, возможно, лесбиянка. Но сделать из него рогоносца… это было бы что-то.
– Вам нужно возвращаться.
Филипп не знает, что Ви думает о том же. Как не знает, что, сказав об этом вслух, скомандовав, он получает результат, обратный желаемому. Ви чувствует, как в ней пробуждается твердость, спина становится прямой. «Почему я должна тебя слушаться?» Разумеется, она не говорит этого вслух. Он все-таки может ее вышвырнуть, не стоит его злить. Ви берет последнюю дольку яблока со стола, кладет в рот и начинает жевать. Нет, возвращаться нельзя. Она не подчинилась тогда и не сможет вернуться теперь. Но она хочет быть на это способной. Вот в чем проблема. Как будто сама Ви – ее суть, то, что отец и дед назвали бы «характером», будь она мужчиной, – жила не той жизнью, которая ей предназначена. Она всегда задавалась вопросами, была в ней двойственность, которая удерживала Ви от того, чтобы стать такой же примерной, как мама или Розмари: маленький секрет с Таблеткой, женская группа. И в то же время она не хотела неприятностей. Она хотела быть покорной (или, скорее, хотела хотеть быть покорной). Той ночью на женской вечеринке, помните? Она решила, что бросит женскую группу, что они страшненькие хиппи и с ними покончено, а она вернется на свое место, к своей женственной силе. Но потом, потом она не подчинилась. Не разделась. Вызвала серьезные неприятности. И вот результат.
Ви глотает остаток яблока, глядя не на Филиппа, а через стеклянную дверь во двор, где носятся и кидаются листьями мальчишки, почти в полной темноте. А где же девочка?
– Там холодает, – замечает Ви.
Филипп ставит на плиту кастрюлю.
– Мне нужно еще немного времени, – говорит Ви.
– Мы вам дали время.
– Нужно кое-что решить.
– Ваше присутствие мешает Розмари. – Филипп больше ничем не занят, смотрит на нее. – Она в положении. Дети. «И я», – читается в его глазах.
– Вы сказали ей о звонке?
– Пока нет.
Ви смотрит на Филиппа. Ее халат чуть приоткрылся, но она не запахивает его. Просто стоит и смотрит, как его взгляд падает ниже, зная, что делает, пусть и не специально. Проходит полминуты. Потом дверь распахивается, на кухню врываются крики и холодный воздух, дети срывают с голов шапки и бросают их, а Филипп велит всё убрать, и Ви выскальзывает из кухни. Когда она подходит к лестнице, халат на ней уже плотно запахнут. Но Розмари, присевшая на нижних ступеньках, чтобы снять обувь, замечает, что Ви в халате – оглядывает подругу с ног до головы, затем опускает взгляд на свои туфли. Ви могла бы все объяснить. Однако объяснения прозвучат как попытка оправдаться, а оправдания означали бы, что есть причина оправдываться. Поэтому Ви целует Розмари в макушку, говорит: «Добро пожаловать домой» – и идет наверх переодеваться.
* * *
Позже тем же вечером, когда дети спят, а Филипп в своем кабинете в дальней части дома, Ви и Розмари сидят на диване в гостиной. Ви пьет бурбон, а Роз-мари – вино. Доктор велел ей исключить крепкий алкоголь. И не курить.
– Почему?
Розмари пожимает плечами. Она сидит, поджав ноги, спрятанные под фланелевой ночной рубашкой, похожая одновременно на маленькую девочку и на женщину преклонных лет. Вид у нее очень усталый.
