Ае смолк, потупляя взор. Гиб Аянфаль чувствовал, что старшему родичу ещё есть, что сказать, но он молчит. Самому же ему стало не по себе. Если собор наречёт его искажённым, то у него останется надежда лишь на Эньши, как залог того, что поля успокоения не смогут его поглотить. Если, конечно, ему не велят спуститься ещё глубже, быть может, к самим загадочным нэтци.
– Я только хотел предупредить его, – горько выговорил строитель, – я не желал бередить волны и так усугублять всё!
– Я понимаю. Но, Янфо, объясни мне, почему ты бросился за консулом со всех ног? Знаешь, я заметил, что ты даже шагнул сквозь пространство, а это говорит об очень сильном рвении. И ты сказал, что был призван. Это ведь не случайные слова, верно?
– Нет, – ответил Гиб Аянфаль, а затем решительно признался, – он предлагал мне стать воспреемником. Уже давно. И перед исчезновением… он спросил снова! А я не согласился, Ае!
Лицо родича преисполнилось удивлением.
– Но ведь… срок! – потрясённо произнёс он, – для нынешнего консула Сэле ещё не подошло время, когда он должен начать искать воспреемника!
– Я теперь понимаю, почему он спросил меня. Он наверняка предчувствовал, что исчезнет. А я отказался, ответил, что не могу бросить всех вас! Может быть, зря, Ае?
Он замолчал. Ему вспомнилось утро в садике Гиеджи. Знал бы он, что это его последние мгновения, проведённые на свободе… Впрочем, Гиеджи пыталась дать хотя и путанное, но всё же сбывшееся предупреждение, полученное от «старшей сестры». Гиб Аянфаль подумал об этом и внутри у него всё перевернулось – не считая самого Сэле, он не один предчувствовал беду. Ещё прежде всё случившееся предвидела эта загадочная «сестра». Вот только в его руках была возможность повернуть события несколько иначе, которой он совершенно не сумел воспользоваться. Гиб Аянфаль с болью взглянул на Ае. Гиеджи не захотела бы, чтобы старший родич слышал эти слова, и только потому он с трудом сохранил молчание.
– Это только твой выбор, Янфо! – тем временем твёрдо произнёс Ае, без слов уловив поднимавшиеся внутри него угрызения, – никто не вправе винить тебя за отказ! Своими семью дарами имеешь право распоряжаться только ты сам. Любое давление здесь – попрание закона! Эту жертву легче принести тем, кто не вполне осознаёт её истинную цену. Потому Сэле часто обращались к простым асайям. У них обычно меньше привязанностей, и они легче соглашаются. А патриции помимо того, что дорожат собой, ещё и имеют множество обязательств перед Голосом, кои не могут бросить.
– Значит, никто не упрекнёт меня в том, что я не сделал то, что мог бы?
– Нет. Но подробно перескажи собору всё, что тебе говорил консул Сэле. Надеюсь, это сыграет свою роль. Асайя, избранного Салангуром, нельзя судить по общим понятиям.
Родичи некоторое время посидели молча, прежде чем Гиб Аянфаль спросил:
– А как Гиеджи? Они с Зоэ и Эньши, кажется, бежали за мной. С ними всё в порядке?
– Да. С Гиеджи всё хорошо, насколько может быть сейчас. Она переживает за тебя, и сейчас ждёт меня за пределами этой обители вместе с Зоэ и Эньши. Думаю, Гиеджи допустят на собор как наблюдательницу. Такое исключение иногда делают для родичей.
– И Эньши пустят?
– Он ещё мал. Для пятиоборотного ребёнка рановато наблюдать такое действо. Да ему и тяжело будет находиться в тех волнах, которые царят при проведении собора.
– И сколько мне ещё тут ждать?
– Полагаю, до вечера. Я бы посоветовал тебе отдохнуть и привести мысли в порядок. Тебя будут спрашивать обо всём и не всегда словами, дознаваться до мелочей, которые могут показаться незначительными на первый взгляд. А мне уже пора уходить.
Ае поднялся, оборачиваясь – в дальнем конце сада, где скрывался незримый выход, появился уже знакомый чёрный страж. Старший родич в последний раз взглянул на Гиб Аянфаля и, крепко сжав его руку в своей, произнёс:
– Увидимся, Янфо. Останься здесь. Не иди сейчас за мной. Не надо.
Гиб Аянфаль, поджав губы, согласно кивнул, отпуская его ладонь. Ае неспешно направился к стражу, больше не оглядываясь, и, глядя ему вслед, строитель отчётливо осознавал, как старший родич опечален его судьбой.
Он остался за деревьями, чтобы дать Ае спокойно покинуть сад неволи. Лёгкие колебания чужих внутренних полей стихли, и он вновь остался один в тиши волн. Гиб Аянфаль прилёг, удобно устраиваясь в выступающих корнях пасочника, и погрузился в раздумья. Посещение Ае утешило его, подарило надежду. Он всё расскажет собору, умолчав разве что о тех воспоминаниях и помыслах, которые не хочет открывать никому. Наверняка в его сознание будут вмешиваться напрямую, а значит, нужно глубже поглотить всё тайное, чтобы до него было сложнее добраться. Не тратя более времени на безрезультатные мысленные метания, Гиб Аянфаль погрузился в собственное сознание и внутреннее поле, кропотливо готовя их к предстоящему суду.
Глава 24. Суд в замке Церто
Когда на закате Онсарры в саду вновь забрезжило чьё-то присутствие, Гиб Аянфаль уже чувствовал себя готовым к собору. Пыль в его теле двигалась несколько быстрее обычного из-за того, что он упрятал в глубину сознания неугодные помыслы и теперь крепко удерживал их там, уверенный, что сможет противостоять чужому вмешательству.
В сад вступил тот же страж, который прежде привёл Ае. На этот раз он подошёл к строителю и, окинув его проницательным взором, коротко сказал:
– Пойдёмте со мной, Гиб Аянфаль. Время собора пришло.
Гиб Аянфаль, из чувства протеста немного помедлив, встал на ноги и последовал за ним, внимательно рассматривая чёрный наряд, который некогда доводилось примерять и ему самому. Он чувствовал, что страж не станет с ним говорить и отвечать на какие бы то ни было вопросы, потому шёл молча, удерживая сознание уравновешенным и опустошённым.
Они прошли за тяжёлые ветви и, легко пройдя сквозь барьер, оказались в длинном светлом коридоре, ведущем куда-то вверх. Здесь уже чуть слышно звучание волн, но Гиб Аянфаль не уделял им внимания, боясь растерять свою сосредоточенность. Голос Ганагура молчал, только разнося по закрытым информационным каналам твердыни весть о начале очередного суда. Строителя не оставляли мысли о Хибе. Друг, наверное, тоже шёл здесь в своё время в сопровождении стража. Но ему-то наверняка было что сказать своему более молодому коллеге.
Страж привёл его к затворённой белой арке. Здесь он остановился и, обернувшись к строителю, произнёс:
– Входите. Голос скажет, где вам расположиться.
– И что дальше? – спросил Гиб Аянфаль, испытывая трепет перед входом в зал Церто.
На лице стража не отразилось ни сочувствия, ни каких-либо других эмоций.
– Там собор старших патрициев. Не заставляйте их ждать! – сурово ответил он.
Хиба наверняка не боялся. Гиб Аянфаль недовольно глянул на охранителя порядка, после чего решительно прошёл сквозь белую завесу так, будто выходил не на судебный собор, а к команде строителей. Так же уверенно и спокойно.
