– Неправильным помыслам нужно уделять внимание, – холодно ответил мастер волн, – но в данном случае, я не вижу никакого зла, о котором вы говорите. Я вижу порыв, стремление защитить. Это совсем другое.
– Не думаю, что это были совсем уж безобидные устремления, мастер Кутта, – возразил Караган, – вы смотрите на него слишком снисходительно, а, пожалуй, просто иначе. А между тем, само ваше присутствие на Соборе уже бросает на Гиб Аянфаля определённую тень. Вы, мастера волн, приходите на суд, только если предстоит перед ним кто-то такой же, как вы. Если судят асайя, не являющегося техником или вестником, а вы тут, то значит что-то неладно. Ибо что вам до юного, не умеющего себя держать, строителя? Вам, живущим отстранённо и скрытно в постоянном молчании!
Мастер Кутта неспешно повернул голову к Карагану, окинув его взором, одновременно и исполненным внутреннего спокойствия, и выражающим негодование:
– Полагаю, столь ярому ревнителю закона как вы, известно то, что мастера волн не отстранены от суда как белые сёстры, мы лишь имеем право не присутствовать на делах, в которые не желаем вмешиваться. Если уж вас так волнует мой интерес к Гиб Аянфалю, то я могу пояснить: Гиб Аянфаль бывал в моем замке, я видел его дела, его путь, и потому пришёл сюда в день суда, чтобы сказать своё слово. Если же мастер Караган считает мои намерения недостойными доверия, то пусть впредь не просит помощи у меня и моей общины.
Патриции, сидевшие на средних рядах, переглянулись между собой, обсуждая столь резкий ответ, но глава стражей не обратил на то никакого внимания.
– Не нужно быть столь категоричным, – всё же примирительно произнёс он, – моё доверие лично к вам остаётся неизменным. Я не собираюсь рушить наше сотрудничество из-за одного инцидента. Но здесь суд, а вы… все же техник, мастер волн. О том, какие убеждения движут вами, я тоже помню.
– Памятуйте сколько угодно, – невозмутимо ответил мастер Кутта, – мои слова о Гиб Аянфале останутся неизменны. Я призываю патрициев к ним прислушаться.
Мастер Караган бросил на техника волн быстрый взгляд, после чего вновь обратился к строителю:
– Скажите-ка, Гиб Аянфаль, сколько раз в последний оборот вы травмировали собственное пурное тело?
– Пурное тело? – недоумённо переспросил строитель.
– Да. Сколько раз вы теряли активное сознание против воли, получали ожоги и тому подобное?
– Не раз, – нерешительно ответил Гиб Аянфаль, – а какое отношение это имеет к делу?
– Самое прямое, – категорично ответил мастер Караган, – это говорит о вас как о крайне неосторожном асайе, что не есть хорошо. Любой асай должен беречь себя. Он не позволяет себе нестись в пекло, сломя голову. Вы не чёрный страж, чтобы идти на риск!
– Да, я строитель! – резко ответил Гиб Аянфаль, вновь поднимаясь на ноги, – но я рисковал и буду рисковать, если хочу защитить тех, кто мне дорог!
– Зря. Это не ваш труд. Сообщайте о бедствиях волнам и занимайтесь своим делом!
– Никогда!
Гиб Аянфаль ощутил, что начинает непозволительно волноваться. Но он не мог стерпеть того, как глава чёрных стражей хладнокровно обесценил его чувства.
– А почему бы мастеру стражей не принять его? – вдруг глуховато пророкотал за спиной один из глубинных патрициев, – если вы наставите это дитя на пути Пламени, то он будет превосходным ревнителем порядка. Тем более он был избран самим консулом Сэле!
Мастер Караган неодобрительно взглянул на глубинных, которые единогласно поддерживали столь спорное мнение, но ответил им предельно вежливым тоном:
– Владыка, охранители закона должны в первую очередь содержать в порядке собственный ум, а затем уже рваться на подвиги. Гиб Аянфалем же движут беспорядочные порывы, которые выглядят красиво, лишь когда он сам о них говорит.
Однако глубинные не восприняли его речь столь же согласно, как верхние патриции. Их голоса, рокочущие в волнах, вновь усмехались, а на малоподвижных лицах расцвели жутковатые улыбки, обнажавшие ряды острых зубов.
– Порядок ума постигают долгое время, – произнёс Эйдэ, – смешно требовать его с того, кому только исполнилось восемьдесят четыре оборота. Янфо нужно и можно этому научить, что мы и предлагаем сделать мастеру Карагану.
– Или мастер предпочитает почивать на всём готовом? – с ехидством в раскатистом голосе поддержал его сидящий слева господин с синими ветвями пылетоков на тяжёлой голове, – я вообще считаю, что этот собор идёт уже слишком долго! Восемьдесят четыре оборота – миг в глазах Онсарры! Тут и обсуждать-то больше нечего! Молодому асайю нужен новый учитель с твёрдым характером. Так считаем все мы, глубинные патриции.
Остальные глубинные мастера одобрительно закивали в поддержку этой речи.
– Тоже мне искажённый! – громогласно проговорил один из них – самый рослый и мощный владыка с алыми глазами, – Привели юнца! Будь здесь Альтас – он продолжал бы смирно учиться. А то, что его выбрал Сэле, неудивительно. Консул всегда выбирал таких – молодых и пылких, и уже потом сам выучивал их служить Салангуру.
Когда эта речь закончилась, мастер Караган сдержанно кивнул.
– Уважаемые владыки, поговорить ещё есть о чём, – настойчиво заметил он, – что же касается принятия в стражи, то позволю заметить, что здесь я предпочитаю действовать согласно с волей Салангура и своим опытом. А Гиб Аянфаль, несмотря на хорошее отношение к нему консула Сэле, всё же не совсем тот асай, который может вступить на путь Пламени в данное время. Что же до продолжения собора, то раз он сам не желает рассказывать о своих проступках, то это сделаю я. Гиб Аянфаль уже дважды успел побывать в местах, куда Голос не допускает юных асайев. Первый раз он отправился в низ собственной обители, второй – на поля успокоения. Потому теперь меня интересует – как вы только отважились пойти туда вопреки воле Голоса?
К тому, что его спросят о посещении мест исправления, Гиб Аянфаль подготовился ещё в садах Церто, и потому заговорил сразу:
– Я не мог не пойти! В низ своей обители я отправился навестить Бэли, моего друга. За день до этого я впервые встретил его как недужного, поражённого чёрной болезнью. В тот момент я не понимал, кого вижу перед собой, только чувствовал, что ему нужна моя помощь. Белые сёстры обезвредили его и унесли. А я…
Он запнулся, осознав, что его вынудили сказать слишком многое, и теперь сочтут ответ не правдивым, если он до конца не пояснит, что же побудило его отправиться в недра под мирной обителью.
– Так зачем вы пошли к нему? Просто из любопытства? – подтолкнул его к ответу мастер Караган, воспользовавшись этой паузой.
– Нет, – ответил Гиб Аянфаль, – Я захотел узнать правду. В тот вечер я видел то, что нельзя было видеть. И я понял, что Голос многое скрывал от меня так же, как от других простых асайев. Но рядом никого не было, к кому бы я мог прямо обратиться. Поэтому я пошёл к недужному, полагая, что он мог видеть ту же правду, что и я, но его некому было защитить.
