– Ты очень глубоко погрузился в тонкие волны, – проговорил он, – наш мастер Кутта даже привёл тебя в пример некоторым из нас.
– Как я тут оказался? – несколько бестолково спросил Гиб Аянфаль, не зная, как относиться к странной похвале.
– Мы принесли, – последовал спокойный ответ, – из Прозрачной галереи. Мастер сказал, что до утра можно оставить тебя здесь. Всё просто.
Гиб Аянфаль сел, спуская ноги со ступени.
– А где консул Гейст? Я шёл за ней по следам, когда она… исчезла.
Техник закончил плетение и, отбросив за спину толстую косу, повернулся к Гиб Аянфалю всем корпусом. В его взгляде так и светилось понимание того, что строителю довелось перенести в прошлый вечер.
– Ты пошёл за нашей госпожой – это уже много значит, – негромко проговорил он, – Я не в первый раз вижу, как сюда приходят те, кто жаждет разговора. Большинство поворачивает назад, даже не дойдя до ворот – волны и Голос уводят их. Другие проходят к белым сёстрам или к нам, чтобы попасть на галерею, но покидают её, едва госпожа Гейст появляется в окрестностях Обители. А ты даже заговорил!
Техник смолк, отводя взгляд. Ничего более не добавив, он поднялся и, взяв со ступени плащ, принялся облачаться в него.
– Ты так говоришь, как будто всё видел. Вы наблюдали за мной? – поспешил окликнуть его Гиб Аянфаль, чувствуя, что принявший «рабочий вид» техник станет куда менее откровенным с ним.
Молодой асай легонько усмехнулся.
– Галерею не зря назвали «Прозрачной», – ответил он, покрывая голову и собираясь уходить, но Гиб Аянфаль остановил его:
– Послушай, я хочу спросить про вашего мастера. Кибаха над его лбом – на ней были странные символы. Что они значат?
– Это его мастерское имя, – кротко ответил техник, – Оно есть у всех, кто имеет право учить. Сами символы зовутся кибой – древним языком начертанных слов. Собственно, от кибы и произошло само название «кибаха», которое ты знаешь.
– Понятно, – рассеянно ответил Гиб Аянфаль, – просто… я уже встречал асайя с подобным. Но не вашего мастера. Теперь я хочу его найти. Скажи, здесь в Рутте много таких учителей?
– Многие тысячи, – преспокойно ответил техник, – некоторые из них ведут целые обители, подобно нашему мастеру, другие странствуют, одни или с учениками. Ты не скоро отыщешь того, кто тебе нужен. Но вот если бы ты смог воспроизвести то, что видел, то я мог бы рассказать тебе некоторые подробности.
Его слова звучали очень заманчиво и подняли в Гиб Аянфале трепещущее волнение. Вскользь промелькнувшее воспоминание казалось ключом к сложным событиям, от которых его отделяло собственное забвение. Он, поджав губы, принялся чертить пальцем по ступени, оставляя на светлой поверхности узкий чёрный след и пытаясь воспроизвести смутные образы. Техник подошёл ближе и слегка склонился, наблюдая за его движениями. Когда Гиб Аянфаль, исчерпав всё всплывшее у него в памяти, опустил руку, фарахтид некоторое время продолжал вглядываться в появившуюся на скамье вязь изогнутых линий. Затем взгляд его живого глаза устремился на Гиб Аянфаля.
– Прости, но это невозможно понять, – негромко сказал он, – ни одного верного символа.
– Да, пожалуй, – смутившись ответил Гиб Аянфаль и быстро затёр следы своих воспоминаний, – но большего я не помню. Однако, если вдруг я вспомню это и смогу начертать, то ты мне поможешь?
– Конечно, – мягко ответил техник, – приходи сюда. Я почти не покидаю обитель в последнее время, и буду в одном из залов. А теперь я должен тебя оставить – мастер зовёт.
И он неслышными семенящими шагами вышел из комнаты.
* * *
Гиб Аянфаль успел прийти к башне перед самым началом труда. Его переполняли впечатления от случившегося, но сразу же поделиться ими с Хибой он не смог. Да и, будь у него на то время, он бы тоже сначала промолчал. После тишины в обители техников говорливая среда строителей оглушила его, и он впервые почувствовал, как приятно молчание, прежде никогда не бывшее для него чем-то особенным.
Впрочем, после труда Хиба сам подошёл к нему и деловито спросил:
– Ну как твой визит? Успешно?
– Трудно сказать, – неопределённо начал Гиб Аянфаль, – Я, конечно, не смог пройти за ней, и она ничего не сказала мне. Но техники волн говорили, что мне и так удалось многое – я выстоял у Гейст на пути. Кстати, Хиба, почему ты так плохо о них отзывался? Вчера они помогли мне!
Хиба только снисходительно хмыкнул:
– А я тебе скажу так – не обольщайся. Сегодня они помогли тебе, а завтра точно так же – твоему врагу. Неслышащему или ещё кому похуже. Им безразлично, на чьей стороне находиться, потому что их «общее дело» выше этого. К тому же у них для каждого заготовлена своя правда. Перед одним они промолчат, другому кивнут, третьему что-то скажут, и попробуй догадайся всё тебе сообщили, или только ничтожную часть истины, которая им показалась достаточной.
Слова Хибы как и всегда разоружили Гиб Аянфаля, но он всё же нашёлся, чем возразить.
– У меня нет врагов, – скромно сказал он, – потому пока я ничем не рискую.
Но Хибе и это его возражение показалось смешным.
– Знаю, они видятся тебе загадочными и всезнающими, – ответил он, – что ж, почитай так. Пусть время само расставит для тебя приоритеты.
* * *
Следующий день выдался днём отдыха для городских строителей. Гиб Аянфаль ещё с вечера решил пригласить Гиеджи в их сад, чтобы всё рассказать о своём визите к Гейст. Но утром он сам же сорвал свои планы, необычайно поздно вынырнув из сонных волн. При этом, поднявшись, он тщетно пытался вспомнить, что его там так долго удерживало. Посчитав, что это одно из следствий встречи с синим консулом, юный асай прислушался к чувству времени. Был уже разгар дня, и наверняка Гиеджи вместо того, чтобы сидеть в обители, отправилась вместе с другими сеятелями ухаживать за пасочными кущами вокруг. Гиб Аянфаль, наскоро приведя себя в порядок, поспешил туда же, ориентируясь согласно волнам.
В саду было на удивление тихо. Гиб Аянфаль брёл среди деревьев, пока не вышел на просторную поляну, где и почувствовал чьё-то присутствие. Неподалёку рос огромный ягодный пасочник. Одна из могучих ветвей его надломилась и стелилась по низу. Среди золотисто-зелёных листьев алели тяжёлые гроздья ягод, а также рыжела до боли знакомая голова – на ветви восседал Эньши и лакомился перезревшими плодами. Он вообще ел довольно много по сравнению с другими детьми в обители. Завидев Гиб Аянфаля, он дружески махнул ему.
Гиб Аянфаль подошёл ближе и, облокотившись на ветвь спросил:
– Кто это сломал?
Повреждение растений, тем более тех, которые давали пищу, считалось недостойным поступком, нарушающим порядок, за который можно было получить выговор от Голоса, а особо рьяных нарушителей даже ждало исправление.
– Не знаю, – ответил Эньши, отправляя в рот новую порцию ягод, – скорее само. Дерево старое очень, его ягоды уже не годятся на пасоку. А так есть их можно.
