– Пора выбираться отсюда. Больше нам тут делать нечего.
Он подал юному асайю руку. Гиб Аянфаль с готовностью сжал её, вместе с тем наконец давая полную волю мучавшим его желаниям покинуть жуткое место. Он даже не запомнил пути, которым они возвращались обратно, поглощённый нелёгкими мыслями. Хиба снова скрыл его в волнах, и они благополучно миновали замок, а затем пронеслись сквозь город. Гиб Аянфаль пришёл в себя, только когда вновь оказался в небольшой комнате замка Зелёного Бацу. День уже был на склоне, дождь успел кончиться, и через круглый потолочный проём комнату заливал вечерний свет Онсарры.
Хиба присел на ложе, Гиб Аянфаль – рядом, у его ног. Несмотря на пережитые волнения, он хотел остаться рядом с другом, надеясь, что его присутствие удержит Хибу от возможных опрометчивых действий. Гиб Аянфаль помнил слова Ае о том, что Хиба рискует, и понимал, что теперь они стали как никогда справедливы.
Хиба тем временем протянул руки и снял с его лба ленту стража.
– Я не могу поверить, что Бэли больше нет рядом! И не хочу верить в это, – горько проговорил он.
– Но всё же – почему? – вновь спросил Гиб Аянфаль, – почему ты не забрал его наверх? Ты ведь не хотел оставлять его нэнам!
– Не хотел, – повторил Хиба, – и будь он в руках у кого-нибудь другого, я бы забрал! Даже понимая, что он потерян… Но он был в руках Шамсэ. Против неё я не мог пойти!
– Почему? Кто она? – почти воскликнул Гиб Аянфаль.
– Она… – начал Хиба, – Она одна из влиятельнейших верхних нэн. То, что она оказалась на полях – это всё равно как если бы сам Гэрер явился в эту обитель, чтобы готовить пасоку или чистить купальни. В смысле, она имеет право там быть, но тому должна быть причина. Она пришла из-за меня и из-за Бэли! И я решил довериться её мудрости. Она сказала, что если я заберу его, то станет ещё хуже. Но всё равно…
Он замолк, болезненно зажмурившись и покачав головой, а затем продолжил:
– Я не могу с этим смириться! Я не принял его из рук матери, как другие абы. Я сотворил его сам, привёл в жизнь своим искусством, от своей пыли и пуры! И до сего дня я оберегал его как мог… Бэли больше никогда не будет со мной. Он останется в недрах. Его память будет потеряна, а глубокое забвение, через которое проходят в Низу разрушит родичную связь. Вот за эту потерю я и готов нести возмездие! И за то, что моё дитя вынуждено было пережить такие страдания!
Гиб Аянфаль внимательно слушал его. Слова Хибы так неожиданно осветили ту сферу бытия, к которой его прежде не допускали ни Голос Ганагура, ни аба Альтас. Уловив это, он даже на мгновение забыл обо всех опасениях и муках, прежде терзавших его.
– Ты привёл его в жизнь, – негромко повторил он, – Значит Бэли – не дитя Звезды? Как так?
Хиба усмехнулся, на миг становясь таким, как прежде.
– Совсем забыл, что ты ещё не посвящён в эти тонкости! – с досадой сказал он, – Ну да после сегодняшнего можно тебе объяснить. Звезда слишком далеко, чтобы непосредственно производить население твердынь, и в жизнь асайев приводят другие асайи. Это называется творением, и право заниматься им всецело отдано творицам – белым матерям и нэнам. Белые матери, согласно законам, установленным ещё второй Гейст, творят скрыто, а после сохраняют анонимность по отношению к своим сотворённым. Они считают, что большинству младших асайев совершенно ни к чему знать подробности. Нэны придерживаются иных взглядов, и потому в недрах все прекрасно осведомлены об их деятельности.
Вообще-то, каждый асай – потенциальная творица. Даже вот ты. У всех есть пылевое нутро, все могут хотя бы чуть-чуть управлять движением пыли внутри себя и видеть в тонких волнах. Всё зависит от того, изберёшь ли ты для себя такой путь и захочешь ли познать это искусство. Само по себе творение не самый лёгкий процесс, оно начинается с долгих погружений в тонкие волны, когда творица формирует волновые отражения будущего асайя, затем идёт синтез пыли, и заканчивается всё высвобождением, когда новый асай получает пурное тело. У творящих белых матерей и нэн очень плотные и тяжёлые тела как раз для того, чтобы удерживать внутри себя мощные поля и быстрое движение синтезируемой пыли. Потому мать, которая уже постигла искусство приведения в жизнь, можно отличить при должном знании, даже не обращая внимания на её одежды.
Знания, необходимые для всего этого, требуют большой ответственности и потому доверяют их очень немногим. Овладеть ими непросто, ещё сложнее – использовать для творения. Белые матери и нэны тщательно следят за распространением секрета жизни. И если неполный секрет они порой доверяют сторонним, то абсолютный – достояние матрон. Я сам был некогда допущен к знанию неполного секрета, несмотря на служение Салангуру, и, научившись им пользоваться, сотворил Бэли. Это было не просто, и многие были против. Хотя я никому не открывал своего замысла, но рано или поздно такие вещи становятся видимыми для сведущих. Они думали, что я просто впустую погоняю пыль внутри себя, осквернив данные мне знания. Но я справился вопреки всему!
– А Бэли знал о том, что ты его сотворил? – с замиранием спросил Гиб Аянфаль, вглядываясь в его лицо.
Хиба ответил не сразу.
– Да, – наконец произнёс он, прямо глядя в глаза строителя, – Я не хотел от него скрывать. После того, как матроны отказали нам в заключении родства, я сам всё ему рассказал. И про твориц, и про то, что его привёл я. Не знаю, есть ли ещё на поверхности Пятой твердыни дети, которые узнали бы это так рано… Вот только чтобы обезопасить нас обоих от лишнего внимания, я наложил на него печать молчания, чтобы он говорил всякому, что его мать – Звезда, даже если будут спрашивать те, кто свободно видит полноту чужого сознания.
– Печать молчания? – спросил Гиб Аянфаль, – что это?
– Такой способ контроля информации в чужом сознании. Для тех, кто чтит закон, чужая память считается неприкосновенной, но если нужно проконтролировать её, то налагают печать. Проводится тонкая настройка пыли, так что асай, владея информацией, никак не может ей воспользоваться. Даже сам не вспомнит.
Хиба говорил это спокойно. Он просто пояснял своему младшему товарищу ещё один аспект бытия. А Гиб Аянфаль после его слов замер, чувствуя, как его охватывает сильное волнение. Он явственно вспомнил, как прикоснулась к нему мать Линанна с повелением «сохранять молчание». Теперь ему всё стало понятно.
А Хиба тем временем удобнее устроился на ложе и посмотрел на падающий из проёма свет звезды.
– Слушай, Янфо, – прозвучал в наступившей тишине его голос, – я очень благодарен тебе за то, что ты пошёл со мной. Всё же, не зря это было. Если бы не ты, я бы там остался.
– У фонтана с амброзией? – осторожно спросил Гиб Аянфаль.
– Нет. Я бы ушёл ещё глубже, туда же, куда и Шамсэ. Благодарю, что не побоялся быть рядом. Но сейчас мне нужно остаться одному, чтобы нырнуть в волны. Я глубоко погружусь в них, возможно, на несколько декад. Мне нужно поразмыслить над многим, прежде чем решить, как жить дальше.
