«Джеймс приехал меня навестить, и моей сестре пришлось бронировать ему номер в отеле, потому что у него с собой не было никакого документа», – вспоминает Коттон. Зато у Хэтфилда с собой была кассета с записанным еще не сведенным альбомом …And Justice For All. «Вокала на ней не было, и я спросил: “Она готова?” Звучала она чертовски тяжело, – сказал Коттон. – Я реально охренел».
Коттону повезло, потому что на кассете было слышно то, что на альбоме отсутствует. И здесь разговор заходит о самой обсуждаемой проблеме в карьере Metallica: финальной сведенной версии альбома …And Justice for All.
«Когда мы закончили работу над пластинкой, на ней был бас, и это все, что мне известно, – утверждает Расмуссен. – Во время сведения меня не было, но микшированием занимались Стив Томпсон и Майкл Барбиеро. Ларс с Джеймсом все никак не могли определиться, что должно быть громче – гитары или барабаны – и они так увлеклись этим спором, что забыли о басе».
Однажды вечером в конце 1987 года Лонн Френд, тогдашний главный редактор журнала RIP – первой публикации, не связанной с порно, напечатанной легендарным фотографом Ларри Флинтом, – стоял возле кассы театра «Рокси» на бульваре Сансет, надеясь сходить на концерт «какой-нибудь малоизвестной группы». И в конце коридора заметил, как разговаривают два патлатых парня.
«Эй, вы же Джеймс и Ларс из Metallica», – прокричал Френд. «Я представился, и Ларс узнал мое имя из статьи, которую я писал для мужского журнала о парижских порнозвездах. Джеймс посмеялся и предложил забить на выступление группы и пойти в бар Rainbow выпить пивка, что мы и сделали, и следующие пару часов мы болтали и находили общие темы. Они рассказали мне, что остановились в Голливуде и записывают альбом …And Justice for All».
Френд был поражен скромной персоной Хэтфилда: «Я подумал: “Передо мной необщительный музыкант, а его музыка красноречивее любых слов”». Если Ульрих болтал без умолку, то Джеймс делал вид, что участвует в беседе. «Джеймс вставлял какую-нибудь саркастическую фразу. Он был настоящим и не показывал своим видом, что играет в рок-группе, не говоря уже о том, что это была Metallica», – вспоминает Френд, находясь под большим впечатлением.
Однако, несмотря на то что ребята не козыряли звездным статусом в общении с посторонними, самолюбие, по-видимому, все же мешало созданию нормального звучания альбома. Есть предположение, что отсутствие баса стало прямой попыткой Джеймса изолировать Ньюстеда и поставить на место.
Джейсону было некомфортно записывать свои басовые партии, учитывая, что он по большей части был в студии один и обратиться за советом было не к кому: о поддержке Ульриха и Хэтфилда и речи быть не могло. И дело не в том, что его партии были тяжелыми и мудреными. На первом полноценном альбоме Metallica от Джейсона требовалось копировать гитарные партии Джеймса.
Но в финальной версии, по словам Расмуссена, их просто не слышно: «Джеймс сказал Стиву Томпсону: “Сделай так, чтобы бас было слышно, а потом понизь на три уровня”. Я знаю, что там очень классный бас, ведь когда я записывал с Джейсоном пластинку, все было. Он звучит превосходно и почти везде дублирует ритм-гитару. Но в некоторых моментах бас слышно довольно четко».
У басиста Pantera Рекса Брауна было свое особенное мнение по поводу проблемы с басом, и его ответ положил конец долгой саге. Браун объясняет: «Они только закончили работу над …And Justice for All, и мы зависали в каком-то клубе, сидели и слушали его, и баса там не было. Они ржали как ненормальные и говорили: “У нас в группе этот новый чувак Джейсон Ньюстед, и мы над ним жестко измываемся. Решили бас из сведения на хуй выкинуть”. И мы все поржали».
Несмотря на разные мнения, видимо, сделано это было намеренно. «Они ржали как ебанутые! – вспоминает Браун. – Парни просто измывались и делали это специально. Я все спрашивал: “А бас-то где?”, а Джеймс, смеясь, ответил: “Ха-ха! Забудь про него!”».
Какими бы ни были обстоятельства, наследием готового продукта стали песни. Для многих фанатов …And Justice for All был самым неотразимым и захватывающим, несмотря на странное звучание.
Все опасения и сомнения были развеяны, как только заиграл первый трек, Blackened. Зловещее вступление выползает из колонок, растворяясь среди жутковатого завывания на двух гитарах. Как только интро заканчивается, вступают барабаны Ульриха – ведя за собой невероятно мощный рифф Хэтфилда, который в куплете сбивается до среднего темпа.
Умная лирика в песнях Blackened не прошла мимо коллег по цеху вроде Милле Петроццы из Kreator: «Мне нравятся некоторые его тексты на альбоме …And Justice for All. Это мой любимый альбом Metallica, и Джеймс пишет очень умные темы с глубоким подтекстом».
Петроцца был прав, поскольку в альбоме затрагиваются истинные ценности правосудия и его существование. Следом идет заглавный трек и длится почти десять минут.
За этот отрезок трек всячески извивается, но сохраняет атмосферу. Песня стала монументальной в развитии группы; прогрессивным шедевром, и это был последний раз, когда группа придумала настолько сложные и запутанные структуры.
Любой, кто считал, что Джеймс Хэтфилд достиг поэтического пика на Master of Puppets, совершенно не был готов к его красноречию и глубине на этом альбоме. «Он искусный и крайне недооцененный художник слова. Обалдеть можно! Уму непостижимо, как он это делает», – говорил Брейвермен о текстах Хэтфилда. Следующим идет Eye of the Beholder с постепенно нарастающим вступлением и убойным, почти этническим барабанным рисунком Ульриха.
Следующий трек, One, – формально «тихая» (во всяком случае, поначалу) песня. На нее группа сняла свой первый видеоклип, потратив крупный бюджет. В клипе используются кадры из антивоенного фильма 1971 года «Джонни взял ружье». Режиссером клипа выступил Майкл Саломон. История жертвы Первой мировой войны, молодого парня, который возвращается домой, будучи не в состоянии ни говорить, ни двигаться. В музыкальном плане напоминает Fade To Black и Welcome Home (Sanitarium) с двух предыдущих альбомов.
Песню The Shortest Straw с первого раза понять сложно. Но с годами она, что называется, «хорошо сохранилась», с чем согласен и Ларс. Первый сингл с альбома, Harvester of Sorrow, – жуткий душераздирающий рассказ об отце-тиране, который, лишившись рассудка, избивает жену и детей. Странный выбор для сингла, учитывая темп песни. У фэнов появилась возможность услышать его перед выходом альбома – ребята много раз исполняли его в туре «Монстры рока» – и на концертах он всегда был одним из фаворитов. Frayed Ends of Sanity, как и The Shortest Straw, со временем стал только лучше.
По традиции на альбоме есть один инструментальный трек (если не считать несколько строчек, где говорит Хэтфилд). Это то, что осталось от написанного Клиффом Бёртоном риффа. Композиция пророчески названа To Live is To Die («Жить – значит умирать»). Ритмичное акустическое вступление постепенно перерастает в «рваный» рифф.
Финальный трек – настоящая жемчужина, передающая поток разочарований, льющихся из уст Хэтфилда, – о родителях. Названный Dyers Eve («На смертном одре»), это один из самых очевидных лиричных выпадов в адрес его воспитания. Многие считают, что именно этот трек наглядно демонстрирует всю боль и детскую обиду Хэтфилда. Похоже, для него это был своего рода катарсис, потому что он больше никогда не заходил в своих текстах так далеко.
