— Проклинай, от меня не убудет.
Дядя только потрепал меня по макушке.
— Эрик, не гони волну на Баринова, хорошо? Карпенко и так в курсе, Димка ему доложил.
Эрик мрачно насупился и пожал плечами, дескать, как получится.
— Как там Корышев?
— Не всё ли тебе равно?
— Эрик!
— Тряхнуло его очень сильно, — нехотя ответил Эрик. — Но он прекрасно справляется. Побочка ещё потянется день-два. Я бы понаблюдал в стационаре, но он настаивает, что после неотложных процедур вернётся домой. Имеет право… Карпенко я скажу, конечно, чтобы проконтролировал его ещё некоторое время.
— Хорошо, — я встала. — Пойду я к ребятам.
— Тебе домой надо, отдыхать.
— Нет, мне надо быть здесь, мало ли, новости какие-то появятся.
Эрик только со вздохом развёл руками и безнадёжно отмахнулся.
— Эрик, а скажи…
Дядя вопросительно наклонил голову набок.
— А можно стать кикиморой… по желанию?
Эрик несколько секунд смотрел на меня, потом пробормотал:
— Да что с тобой такое, Ладка?
— Так можно или нет?
Он зажмурился и потёр виски.
— Эрик?!
— Нет, Лада, нельзя, — твёрдо сказал он. — Чтобы запустить этот процесс принудительно, надо по меньшей мере знать биологический механизм явления. А мы до сих пор не знаем ничего. Поэтому нельзя.
— А если кто-то знает?
— Что?
— Биологический механизм явления. Тогда можно?
— Тогда можно, — кивнул Эрик. — Теоретически. Но не так, что вчера мы что-то поняли, и завтра начали превращать людей в кикимор по желанию. Да и посмотреть бы на идиота, у которого возникло такое желание… В любом случае, на нашем веку этого не произойдёт, я думаю.
— Ясно, спасибо.
— Что за странные вопросы, Лада?
— Просто так, — я постаралась улыбнуться.
Эрик покачал головой:
— Мне не нравится твоё состояние. Сколько ты не спала?
— Часов тридцать пять-тридцать шесть, кажется. Но ты зря волнуешься, я смертельно устала и валюсь с ног, так что я здорова.
— Это я вижу, — вздохнул Эрик. — Если ты не хочешь ехать домой, тебе надо отдохнуть здесь. У нас две пустые каморки. Я скажу Веронике, чтобы она наскоро постелила тебе в одной.
— Да не засну я.
На самом деле устала я настолько зверски, что голова уже была как цементом залита, аж моргать трудно. Но я сомневалась в том, что смогу сейчас расслабиться.
Эрик взглянул на меня, вздохнул:
— Я понимаю, что тебе есть, о чём подумать, но так тоже нельзя. Я попрошу Веронику, чтобы она заварила тебе травяной чай. После него точно заснёшь… Посиди здесь, много времени это не займёт.
Я кивнула, села обратно на табурет, а Эрик вышел в коридор.
Из-за тонкой временной перегородки хорошо был слышен гомон кикимор в общей комнате, а прямо напротив закутка Эрика завывали две огромные стиральные машины, работающие обычно почти круглые сутки. Так что все остальные звуки из помещений подвала, расположенных ближе к выходу, сюда не доходили.
Я ждала возвращения Эрика минут двадцать, но он так и не пришёл. Отдёрнув занавеску, я выглянула из закутка.
В коридоре никого не было, но дверь в палату терапии была отодвинута, и у постели Корышева я увидела самого Виталия Карпенко.
Корышев, прикрытый простынкой, лежал бледный, с катетером от капельницы в левой руке. Карпенко стоял над ним. Визит начальника к кикиморе, похоже, был недолгим и уже заканчивался.
Я прошла несколько шагов по коридору, пока мне не стал слышен голос Карпенко.
— … Как начальник дружины я приношу вам извинения за своих подчинённых и их необдуманные действия…
Корышев неторопливо кивал.
— … и вы, конечно же, имеете право подать жалобу как в департамент здравоохранения, так и в объединённый комитет дружин. От себя лично могу заверить, что я разберусь во всём, и виновные будут наказаны, — закончил Карпенко.
Корышев пожал протянутую руку Карпенко и поморщился:
— Ничьей крови я не хочу. Просто скажите своим ребятам, чтобы оставили меня в покое.
— Выздоравливайте, — сухо пожелал Карпенко и, повернувшись к выходу, наткнулся на меня. — В чём дело, Лада?
— Можно вас, Виталий Сергеевич, на два слова?
Я видела, как Корышев с койки пристально в меня вглядывается, но я предпочла в лицо ему не смотреть.
— Если на два, то можно, — сурово согласился Карпенко, и я отступила, пропуская его в коридор. — Что ты хочешь мне сказать?
— Виталик, Корышев что-то знает… — начала я говорить ему в спину, потому что в тесном коридоре идти бок о бок было невозможно.
Карпенко на ходу обернулся ко мне, резко вскинул руку:
— Давай-ка на свежий воздух, там поговорим.
Мы поднялись наверх и вышли из подъезда.
Наше двухэтажное здание располагалось во внутреннем дворике, окружённом с трёх сторон высокими глухими стенами соседних домов. Глазеть на то, что происходит вокруг штаба, особо некому. На воротах был шлагбаум и круглосуточный пост охраны, да и вывеска висела, поясняющая, что тут за учреждение, и народ старался обходить нас стороной: а ну как бешеная кикимора на свободу вырвется. Тем более, что случаи такие бывали.
Поэтому во дворе обычно никого из чужих, да и свои-то редко тут стоят. Сейчас я заметила только бородатую кикимору Васю, который курил под старым тополем. Завидев меня и начальника, он тут же затушил окурок о дерево и мгновенно исчез.
Карпенко отошёл на пару шагов в сторону, повернулся ко мне и заговорил, не давая вставить ни слова:
— А теперь послушай меня, Лада… Я запрещаю приближаться к Корышеву без достаточных на то оснований! Никаких обвинений и намёков! Выходка Баринова ещё может принести дружине серьёзные неприятности. Ты в курсе, что у Корышева за семья? Будет просто невиданной удачей, если они не дадут ход делу…
— Они не дадут, — перебила я его. — Корышев не общается с семьёй.
— Даже я не знаю этого наверняка! — прошипел Карпенко. — А ты и подавно!
— Виталик, Корышев знает, что случилось с Максом!..
— Стоп! Дальше можешь не продолжать! Я не желаю слышать эту мистическую чушь про фантомный телефон! Меня не интересуют ваши с Бариновым идиотские подозрения! — совсем разъярился начальник. — Ты думаешь, я не проверил? Да, внятного алиби у Корышева на вчерашний день нет, но и того, что Серов к нему заходил, никто подтвердить не может. И никто не видел Корышева в том дворе на шестнадцатой линии, ни с рюкзаком Серова, ни без. И я только что посылал к нему на квартиру другую группу, и они обыскали всё ещё раз. Ничего не нашли! Нет на него ничего, кроме домыслов Баринова! А если ты будешь продолжать мутить воду, твоей ноги здесь не будет, и Эрик мне не указ! В конце концов, тут за всё отвечаю я, а не он! Это ясно?
