Филипп, никак не ожидавший в гости брата и очень странно одетых девушек, выглядел совершенно растерянным и на нас с Вероникой поглядывал с опаской. Никита, наоборот, был собран и напорист, и не знаю уж, как там у них с братом это обычно происходит, но меня он бы точно уговорил на что угодно.
— Ты можешь на меня рассчитывать, всегда, — запинаясь, проговорил Филипп. — Но я ума не приложу, чем я сейчас могу быть тебе полезен… Эта девушка, она ведь…
— Я тебе рассказал всю правду о ситуации, — сурово оборвал его Никита. — Всё тебе выложил. Ни один из рисков не скрыл. Эту девушку нужно на время приютить. Причём так, чтобы ни дружинники, ни полиция, ни чей-то случайный глаз не смогли её отыскать. Ты ведь здесь живёшь сейчас один?
Филипп снова оглянулся на нас и угрюмо кивнул:
— Да, сейчас один. Прислуга приезжает раз в неделю, прибираться.
— Сможешь несколько недель пожить без её уборки?
Филипп опять несколько раз рассеянно кивнул:
— Смогу, конечно… Конечно, смогу.
— Тогда что тебя беспокоит?
Филипп помялся.
— Говори прямо! — чуть ли не прикрикнул Никита.
— Я ведь знаю о кикиморах только то, что и все остальные… что из ящика вещают, — проговорил Филипп, явно смущаясь. — До себя ты меня никогда не допускал. Я… Я не умею… Я просто не знаю, как вести себя…
— Ясно. Ты боишься, — подытожил Никита.
— Я? Боюсь?! — возмутился Филипп. — Не в этом дело…
— В этом, — отрезал Никита. — И ты зря стесняешься, это совершенно нормально. Таких, как я, надо опасаться, а таких, как она… — Никита ткнул пальцем в Веронику, которая неподвижно сидела, согнувшись и спрятав лицо в ладонях. — … таких надо бояться пуще, чем огня. Всё правильно, Фил. Всё нормально. Но мне нужен надёжный приют для этой девушки на некоторое время. У меня её могут найти, хоть и не сразу. У тебя, на мамкиной-то даче, даже никогда искать не подумают…
— Это да, это точно, — согласился Филипп.
— Ты не знаешь, как справляться. Ничего страшного. Я попросил парочку своих приятелей. Они сейчас приедут сюда и присмотрят за девушкой по всем правилам нашей цеховой солидарности, — сказал Никита.
Филипп опять нервно помялся. Никита покачал головой:
— Ты будешь в полной безопасности, я обещаю. Три кикиморы в доме трижды безопаснее, чем одна, потому что они все присматривают друг за другом. Поверь мне, я знаю, что говорю.
— Хорошо, Ник. Ты действительно лучше меня знаешь, как надо сделать… — кивнул Филипп, потоптался немного по террасе в размышлениях и всё-таки решился уточнить. — Ты уверен, что всё это правильно? Ты не считаешь, что надо поступить так, как полагается по закону?
— Именно так и будет. По закону. Но тогда, когда её опекун сможет принять участие в процедуре, — процедил Никита, уже начавший терять терпение.
— Хорошо, видимо, ты прав. Когда приедут твои приятели?
— Уже едут. Сейчас будут здесь. Ты встреть их, — Никита вернулся к нам с Вероникой, сел рядом в деревянное кресло.
Филипп постоял ещё немного на пороге террасы, спустился вниз по ступеням и ушёл в дом.
Этот дом в богатом коттеджном посёлке рядом с выборгской трассой был не самый крутой, но и не хуже прочих. Небольшая кирпичная вилла, окружённая низким кованым забором и запущенным, но милым садом. Как объяснил Корышев, пока вёз нас сюда, это была родительская дача, одна из самых первых и самых скромных. Его мать давно отдала её младшему сыну, во-первых, за хорошее поведение, во-вторых, потому что на участке имелась просторная терраса, а на ней, кроме открытой беседки, было довольно светлое помещение с пирамидальной стеклянной крышей. Оно как нельзя лучше подходило скульптору для мастерской.
Судя по всему, Никита брату доверял, даже несмотря на то, что упорно сторонился родственного общения. Мне же не очень понравилось, как Филипп нас принял. Да, конечно, всё было объяснимо: он обычный обыватель, не знает он всех тонкостей, слышит вокруг себя, кроме дельных и правдоподобных советов, уйму предубеждений и мифов. Но можем ли мы довериться человеку, который вынужден подавлять свой страх только из желания угодить старшему брату? Я бы не стала. Вот только выбора у меня пока не было. Оставлять Веронику с теми, кого я знала и кому доверяла, было нельзя: так Веронику очень легко отыскали бы.
— Ты не думаешь, что твой брат нас заложит? — уточнила я на всякий случай, когда Филипп скрылся в доме.
— Никогда не замечал за ним подлостей и склонности к предательству. Будет страдать, но терпеть, — уверенно заявил Никита.
— Это не очень-то гуманно, устраивать человеку такое испытание, заранее зная, что он будет страдать.
— А я и не утверждал, что я гуманист, — отрезал Корышев.
Вероника, наконец, разогнулась в своём кресле, отбросила с лица перепутанные кудрявые пряди и взглянула на нас, чуть не плача.
— Зачем всё это? Если так, то зачем? Столько проблем всем вам, а ради чего? Я же не дура, понимаю, что бесполезно всё, бессмысленно. Да и не смогу я. Не смогу держаться дальше…
Корышев отвернулся, но я успела заметить, как он раздражённо скривился и одними губами произнёс какое-то короткое и резкое слово. Потом он встал, подошёл к креслу Вероники, склонился, а затем и вовсе присел перед ней на корточки.
— В этой жизни и для здоровых-то смысла немного, если разобраться, — сказал он совершенно спокойно. — Одинаково смысла, что для них, что для нас. Нужен ты или не нужен — вот и весь смысл. Если тебя вытащили из клетки и сюда привезли, и будут за тобой приглядывать и беречь тебя, значит, так нужно. Значит, ты нужна…
— Я нужна только Карпенко, чтобы меня убить. Ради этого не стоит так мучиться никому, — шмыгнув носом, возразила Вероника. — Больше я никому не нужна. Даже себе.
— А как же Айболит? — спросил Корышев.
— После того, что я с ним сделала?! Да я ему в глаза посмотреть не осмелюсь больше! Ни ему, ни кому другому!
— Слушая, рыжая, — задумчиво сказал Никита, покусывая губы. — Я не мозгоправ. Я не мать Тереза. Я вообще анти-образец того, как нужно с людьми обращаться, родителей почти двадцать лет знать не желаю и о брате вспоминаю только, когда мне от него что-то нужно… И я не буду тебя уговаривать возлюбить эту жизнь, солнышко и травку. Потому что сам им не особо рад по ряду причин. Но и извести себя я тебе не дам. Поэтому ты здесь. И будет так, как мы с Ладой решили: ты будешь жить здесь, в доме моего брата, и у тебя будут очень хорошие компаньоны, я за это ручаюсь. А позже, когда Айболит поправится, мы тебя ему отдадим, потому что только он, похоже, знает, зачем всё это и почему. Просто дождись его, поняла? Я не знаю, что будет потом, может быть, он тебя своей рукой пристрелит, чтобы ты больше на этом свете не мучилась. Но до тех пор ты будешь сидеть смирно, беречь свою жизнь и ждать, пока Эрик Малер за тобой придёт.
