Его тело прямо на глазах покрывалось каплями пота. Пот был липкий, с тяжеловатым запахом.
— Брюки тоже снять?
— Если тебе не трудно… — криво усмехнулся Никита и сполз с дивана, встав на колени.
Было дело, просили меня мужчины снять с них штаны. Но они активно участвовали в процессе. Этот же даже на коленях стоял с трудом.
Хорошо ещё молнию на ширинке не заело. Я с трудом вытряхнула Никиту из штанов и, пока развешивала брюки и рубашку на стуле, он переполз к стене в угол и свернулся на полу в клубочек.
Я принесла подушку и флисовый плед с дивана, попыталась устроить Никиту поудобнее, укутала флисом по самую шею.
Он смотрел прямо перед собой, иногда медленно моргал рыжеватыми ресницами, и его светлые глаза были беспомощными и наивно-печальными.
Я не удержалась: погладила его по взмокшим, липким от пота волосам.
— Уйди, — еле слышно проговорил он.
— Что?
— Уйди, Лада. Дальше я сам.
Капельки пота возникали на его бледной коже, росли, стекали на подушку, глаза открывались всё реже.
— Никита, ты засыпай, не сопротивляйся.
— Уйди.
— Тебе плохо, я останусь с тобой. Я помогу.
Он надолго закрыл глаза, даже дыхание задержал, потом вдруг резко приподнялся, опираясь на локоть, и, глядя мне в глаза, прорычал:
— Плохо мне или хорошо — не твоя забота! Всю жизнь сам справляюсь! Исчезни!
Он выругался, неловко свалился, промазав мимо подушки. Стукнувшись головой об пол, он сразу отключился. Не от удара, просто кокон наконец-то свалил его.
Я встала, прогулялась к раковине, намочила кухонное полотенце, вернулась к Никите, обтёрла его холодненьким. Этот кокон был уже не такой лёгкий, как предыдущие, видимо, наш с Бариновым жестокий эксперимент ещё долго будет давать о себе знать.
Выходя из квартиры, я аккуратно закрыла за собой дверь.
Глава 18
Я попыталась повернуть ключ в верхнем замке. Не заперто. Макс дома.
Щёлкнула нижним замком, вошла в прихожую.
Темно, тихо, только через приоткрытую балконную дверь слышен отдалённый шум улицы. Я сбросила многострадальные кроссовки и ветровку, поддёрнула джинсы, которые пухленькая Вероника успела немного растянуть, и вошла в комнату.
Макс спал сидя на диване, бессильно бросив руки и неудобно запрокинув голову. Он иногда так засыпает, когда ждёт меня и ни в коем случае не хочет ложиться нормально, поэтому его позе я не удивилась. Удивилась я тому, что на диване Максим спал не один. Рядом с ним, раскорячившись, похрапывал Виталий Карпенко.
Такой подставы я не ожидала, хотя должна бы, если хорошенько подумать. Карпенко абсолютно всё известно о моих похождениях, и ему положено по должности меня, как минимум, арестовать и допросить. Но, раз он пришёл сюда, к тому же один без дежурной бригады, значит, мне активно хотят добра.
Я скромно кашлянула. Мужчины встрепенулись. Максим вскочил.
— Добрый вечер, Виталий Сергеевич! Может, вам подушечку принести?
Карпенко усиленно работал бровями и пытался проморгаться. Видимо, долго они тут вдвоём ждали меня.
— Привет, Макс! — я подошла к нему и приобняла. Он тоже обхватил меня и привлёк к себе. Его рука слегка дрожала.
— Значит, так, Лада… — голос Карпенко, наконец, обрёл стальную твёрдость. — Я надеюсь, ты догадываешься, зачем я здесь?
— Понятия не имею.
Карпенко скривился:
— Хватит, Лада. Я в самом деле не хочу применять к тебе силовые меры… Скажи мне, где Вероника, и я не буду давать ход этому делу.
— Я не знаю, где Вероника.
Карпенко тяжело вздохнул:
— Ты тратишь моё время. Да и своё тоже.
— Виталик… Виталий Сергеевич, я не знаю, где она. Я отвезла её к знакомым кикиморам, они передали её по рукам дальше. Веронику спрятали, и я не знаю, где.
Карпенко продолжал сверлить меня взглядом.
— Я не знаю, где она, — повторила я. — В этом и был смысл, Виталик, чтобы даже я этого не знала.
Карпенко насупился и нетерпеливо махнул рукой:
— Спрошу по-другому. Лада, к кому ты отвезла Веронику?.. Серов, попробуй вразумить свою девушку! Для её же пользы…
Макс успокаивающе погладил моё плечо и промолчал.
— Виталий Сергеевич, я ничего вам не скажу. Я считаю, что Эрик заслужил, чтобы к нему прислушались. Он хочет повлиять на то, что происходит, и он имеет на это право. Когда он поправится, ему скажут, где Вероника. Но не вам.
— Ты понимаешь, что совершаешь преступление? — насупился Карпенко. — Ты выпустила на свободу опасное существо. Мы не можем даже представить, насколько серьёзными могут быть последствия.
— Почему же, я могу представить. Сама беспокоюсь об этом. Но мне обещали, что за ней хорошо присмотрят.
— Ты знаешь требования закона к кикиморам первой группы… — начал Карпенко, но я почувствовала вдруг прилив ярости и выпалила, перебивая его:
— Ты о законе вспоминаешь, Виталик, только когда это тебе выгодно! Ты отдал приказ убить Веронику, просто так убить, чтобы не возиться! А ещё о законе говоришь!
Карпенко побагровел от гнева:
— Ну и ну… Я хотел с тобой по-хорошему… Как с человеком, который понимает, что произошло, и как с этим быть. А у меня тут, оказывается, гнездо саботажа какое-то! Я не понимаю, как я прошляпил у себя под носом натуральный заговор!
Карпенко резко встал и, запихнув выбившуюся рубашку обратно за ремень, погрозил мне пальцем, дескать, пожалеешь ещё.
— Виталий Сергеевич, — вздохнула я. — Навестите Эрика в больнице, он вам всё объяснит… когда сможет.
— Обязательно навещу, — кивнул Карпенко. — У меня к нему много вопросов. Просто о-о-очень много… Всё, желаю здравствовать. Я к этому ещё вернусь, Лада. Не думай, что так ловко обвела меня вокруг пальца. А ты, Серов, не забудь, что послезавтра у тебя первая дисциплинарная комиссия! И этот инцидент в рассмотрение тоже войдёт!
Максим промолчал. Карпенко сам нашёл выход и от всей души захлопнул дверь.
— Ты, Лада, зря так с ним…
— Что зря? Надо было сдать ему Веронику?!
Макс пожал плечами и снова промолчал.
— Максим, иногда от твоей правильности тошно! Мне плевать, что я что-то там нарушила! Я сделала это для Эрика!.. И, к тому же, они действительно хотели Веронику просто пристрелить!
— А она ни в каком варианте не жилец, — угрюмо сказал Макс. — Так или иначе, результат будет один. То, что ты сделала, это всего лишь небольшая отсрочка для неё. Если Карпенко упрётся и будет настаивать на своём, то Эрик, пусть он даже костьми ляжет, ничего не сможет сделать.
