Сначала я пыталась себя успокоить тем, что я просто слишком сложно вхожу в новое состояние. Но я всё же кое-что знала о ККМР. Эта паника у кикимор бывает практически постоянной, то усиливаясь, то затухая. В моменты особенного всплеска кикимора может натворить ужасные вещи.
Я шла рядом с Максом и обнаруживала, что мне всё чаще и чаще хочется его одёрнуть, окрикнуть, наорать на него. Потому что раздражало всё. Успокоиться было невозможно.
Когда мы, наконец, добрались до дома, Макс пристал ко мне, что надо непременно выпить травяного чая. Я согласилась не потому что хотела чая или верила в его чудесную силу, а потому что понимала: со мной надо что-то делать.
Я молча сидела на высоком табурете и смотрела, как бурлящая, брызгающая капельками струя кипятка наполняла чашку.
В кухне сразу запахло малиной и липовым цветом.
— … Сейчас заварится, я процежу. Тебе надо обязательно выпить…
Слова Макса звучали неразборчивым фоном. Фон был, а передний план отсутствовал. Голова моя была совершенно пуста.
— … на улицу тебе пока лучше не выходить совсем. До первого кокона…
Я с трудом сосредоточилась.
— Максим, о чём ты? Я не могу не выходить. У меня дела. Мне в магазин надо каждый день! И к Эрику в больницу!
— Хорошо. Тогда никуда не выходи одна, только со мной.
— Мне нужно выходить из дома не тогда, когда можешь ты, а тогда, когда это нужно мне! Ноги меня ещё держат, я всюду дойду сама… И, пожалуйста, не зачитывай мне ваши штабные методички, я их наизусть знаю!!!
Мой крик оборвался. Максим тяжело вздохнул, присел на табурет напротив и замолчал.
— Макс, прости. Я постараюсь держать себя в руках. Я научусь.
— Конечно, научишься! — с облегчением подхватил Максим. — Я не сомневаюсь. Чай готов…
Он вытащил из шкафчика ещё чашку и маленькое ситечко с ручкой. Через минуту передо мной стояла ароматная парящая чашка.
— Спасибо, — я отпила немного. — Вкусно.
Считалось, что такой чай помогал не только от жара, но и действовал на кикимор, как хорошее седативное, особенно если добавить мяты. Но мяту мы с Максом не любили и дома не держали.
Я медленно пила чай. Макс внимательно смотрел на меня через стол.
— Максюша, что теперь будет?
— Ты ведь знаешь процедуру, — тихо сказал он.
Да, конечно. Мне ли не знать? Первый кокон. Затем второй, третий. После третьего кокона специалист уже может сделать заключение и присвоить кикиморе группу. И дальше всё будет зависеть именно от группы. Жизнь может измениться до неузнаваемости. Впрочем, она уже изменилась.
— Лада, тут такое дело… — начал Макс.
— Какое дело?
— Я, когда к отцу вчера заезжал, прямо руки опустились, — вздохнул Макс. — Совсем с ним плохо. Нельзя его без присмотра оставлять.
Я отставила на стол пустую чашку, провела пальцем по золотому ободку. Ну, вот, похоже, и всё.
— Да, Макс. Конечно. Возвращайся к нему.
— Что? — вздрогнул Максим. — Куда?
— «Куда?» Обратно, к отцу.
— Ты меня выгоняешь?
— Да, я тебя выгоняю, — согласилась я, слезла с табурета и пошла в комнату.
— Лада!
— Твой отец очень болен, — сказала я, не оборачиваясь. — Ты никогда не простишь себе, если с ним что-то случится из-за того, что ты мало уделял ему внимания. Я всё понимаю. Не переживай.
— Ладка, ты совсем того, что ли?! — заорал Максим. — Ты даже не дослушала!
Я обернулась:
— Что я не дослушала?
— Я думаю, как лучше сделать, — затараторил Макс, видимо, боясь, что я снова пойду прочь. — Я знаю, ты привыкла к самостоятельности и не потерпишь жизни в чужом доме. Поэтому я даже не предлагаю, чтобы ты переехала со мной к отцу. Но мы можем перебраться в другую квартиру в том же дворе, и я мог бы каждый день проверять, как у отца дела…
— В том же дворе? Спасибо! Сравнил этот район и твой унылый муравейник!
— Ну, есть ещё вариант, — печально сказал Макс. — Снять отцу квартиру где-нибудь здесь, поблизости от нас. Переехать я его как-нибудь уговорю.
— Хорошо. Давай. Ищи, уговаривай.
Я вернулась в комнату и бросилась на диван, который с вечера так и не разбирали. Ох, и времени же у меня теперь будет… Надо будет подумать, чем занять себя ночами. Начать романы писать, что ли?
Макс всё не приходил, и я не выдержала, встала и заглянула в кухню.
Он сидел на прежнем месте, сжимая обеими руками чашку, из которой я пила чай, и смотрел в одну точку. И только увидев его поникшие плечи, я поняла, что сейчас делаю с ним.
Я рванулась и обняла его.
Макс вскинулся, вывернулся из моих объятий и тут же сильно прижал меня к себе.
— Прости, Максюша… Прости, я плохо стараюсь!
— Да всё в порядке, малыш, — вздохнул он.
— Макс, искать квартиру — слишком долго. Это может затянуться, а нам же время дорого, ведь правда? Мы не будем заниматься поисками… Мне всё равно делать нечего, я начну вещи собирать, хорошо?
— Я ничего не понимаю, — удивился он. — Какие вещи, куда собирать?
— Соберём наши вещи, закажем машину. Переедем к тебе, будем жить с твоим отцом. Если он согласен меня на порог пустить.
Макс затряс головой:
— Нет. Нет, ты не обязана… Это просто сиюминутный порыв, ты пожалеешь, если не через полчаса, то завтра…
— Если пожалею, то потерплю.
— Нет, — твёрдо сказал Макс. — Так нельзя. Больше никаких жертв с твоей стороны, ни больших, ни малых. Нет.
— Это не жертва, Максюша. Это здравый смысл. Тебе же теперь за двумя сразу присматривать. Так удобнее делать это под одной крышей, разве нет? Логика, Макс. Простейшая.
— Ну, — Макс пожал плечами. — Если смотреть на это с такой точки зрения, то… Хорошо, давай переедем. Мне в самом деле будет немного полегче.
— Тогда я пойду вытряхивать всё из шкафа. Надо ведь мне заняться делом, наконец.
В комнате я раскрыла шкаф и уселась перед ним на пол, разглядывая полки. И вроде бы старались мы не обрастать барахлом, а за два года столько всякого хлама нажито непосильным трудом. Когда в моей голове сложился примерный план, что и как надо рассортировать, я решительно вскочила, чтобы достать пакеты… и меня внезапно и резко повело в сторону. Я успела вовремя сделать шаг, чтобы не рухнуть на пол, и свалилась довольно удачно, мягко приземлившись плечом на край дивана. В таком положении меня и застал Макс.
— Лада, что с тобой?
— Упала. Голова закружилась, — пробормотала я, чувствуя, как паника, крутившая меня с прошлого вечера, плавно отступает, а на её место приходит самая натуральная эйфория.
