— Тебе-то он зачем? — фыркнул парень.
— Как ты помощь вызывать будешь? Силой мысли?
Он тяжело вздохнул, потом бросил сквозь зубы:
— Вот совсем не твоя забота.
Пошарив по карманам, он вынул телефон, покрутил, понажимал что-то, потом со злостью швырнул его в стену. Судя по звуку — на мелкие кусочки.
— Давай, я наберу. Диктуй номер, — решилась я на последнюю попытку сделать этот мир лучше.
Парень задрал голову в мою сторону, помолчал.
— Ну, если ты после этого будешь крепче спать, то чёрт с тобой, — согласился он уже не так желчно, как раньше. — Мне бы такси. Вызови… пожалуйста.
Я уже нажала на вызов, как раздался сигнал рации, на этот раз уже по выделенному каналу. Я сунула телефон парню, до сих пор сидящему в луже:
— Говори… Адреса, то-сё… Давай сам…
А я взялась за рацию.
— Лада, это Баринов! Как там у тебя?
— Дима, ну, я же сказала: отбой! Разбежались говнюки.
— Так ведь и вернуться могли, мало ли что.
Заботливый Баринов. Нет, правда, хороший парень.
— Какое там вернуться! Они от одного слова «дружинники» скуксились. Всё хорошо, Дима, не волнуйся.
— Тогда ладно, — вздохнул Баринов. — Слушай, а правда?..
— Что?
— Что группа Лёхи Марецкого на тебя бочку накатила?
— Ну… — сама я бы ни за что не стала сор из избы выносить, но раз уж и так всё известно… — Накатила, получается.
— А что главный тебя из дружины выгнал, тоже правда?
Быстро же в нашем коллективе новости разносятся. Особенно плохие.
Я покосилась на вставшего на ноги потерпевшего и, сделав несколько шагов в сторону под арку, отвернулась. Ни к чему постороннему слушать то, что я говорю.
— Во-первых, я ж официально и не была никогда… — начала я, но Баринов меня решительно перебил:
— А кого это интересует, как оно было официально?
— Вот, заинтересовало, наконец. А во-вторых, да. Выгнал. Так что, Дима, больше я с вами на дело не пойду. Никого не хочу подставлять.
— Бред какой! — возмутился Баринов. — Какие подставы? От тебя в рейдах ничего, кроме пользы, не было. И зачем всё это? Кому теперь легче?
— Кому-то легче, значит. Премии у кого-то выше будут.
— Я попробую поговорить с главным…
— Даже не думай! — испугалась я. — Если Карпенко кого и послушает, то только Эрика. А если уж и Эрика не послушает, то тебя и подавно. Не лезь! Хуже только сделаешь, и себе, и мне.
— Эх… — сокрушённо вздохнул Баринов. — Что ж творится-то… Ты там не грусти, Ладка. Ты всё равно нам всем как сестра.
— Ну уж, скажешь. Не всем… Но спасибо, Дима!
Я повернулась к тому месту, где оставила побитого парня, и от всей души выругалась.
— Что у тебя там?! — удивился Баринов.
— Димка, прикинь: у меня только что самым извращённым способом спёрли мобильник.
Ни в луже, ни рядом с ней, ни в обозримом пространстве двора парня в длиннополом плаще видно не было.
Глава 4
Эрик беззвучно хохотал, прикрыв глаза ладонью.
— Смейся, смейся, — проворчала я. — Хоть какая-то польза от моего приключения: тебя развеселила.
— То есть он только что чуть не утоп в луже, и вдруг раз — и смылся? — уточнил Эрик ещё раз и снова захохотал. — А ты по дну пошарила? Может, он там ещё?
Я усмехнулась. Вот, кстати, да, надо было пошарить по дну, а то мало ли что.
— Ладно, не дуйся, — сказал Эрик, отсмеявшись. — Лучше пей чай, остынет. И печенье трескай, хоть всё до дна, если хочешь.
Я запустила руку в большую круглую жестянку со сдобным печеньем. Добрый дядюшка всегда поставит на стол последнее. Холодильник у него пустой хронически, не кулинар он у меня, да и не добытчик. Общепит и еда навынос — наше всё. Но это не потому, что он лентяй или скряга, просто по-другому не получается, не умеет он жить иначе.
— Я сейчас посмотрю, в шкафу должен быть мой старый телефон, — проговорил Эрик, покидая кухню. Через минуту он вернулся и положил передо мной вполне приличную трубку. — Симку завтра восстановишь, и можешь пользоваться, мне он не нужен.
Сначала я хотела сразу ехать к себе, дождаться Макса и жаловаться на судьбу. Но, подумав, решила заскочить к Эрику на Шелгунова. Не то, чтобы до его квартиры было ближе, просто сегодня от жалоб Эрику могло быть значительно больше пользы.
— Спасибо, — я убрала телефон.
— Удивительно, как ты ещё рацию ему не подарила, — уже совсем невесело заметил Эрик.
— Хоть и подарила бы. Зачем она мне теперь? — фыркнула я.
— Да, это точно, — угрюмо согласился дядя.
Он помолчал, задумавшись о чём-то, ссутулился над столом. Его длинные разлохмаченные пряди совсем завесили худое скуластое лицо.
— Я разговаривал сегодня с Виталием, — снова начал Эрик. — Разговаривал долго и не очень приятно. Решение своё он не поменяет.
Я взглянула Эрику в глаза. Он только пожал плечами и покачал головой:
— Ты же всё понимаешь.
— Что решение не поменяет, это я понимаю. Я не понимаю, кому плохо от того, что я помогаю уговаривать кикимор и ловить их без лишнего насилия?
— Ты жалеешь всех подряд… — начал Эрик, но я перебила его, может быть, даже слишком грубо:
— Далась вам моя жалость! Слышать про неё не могу больше! Не жалею я, Эрик! И не всех! Я никогда не вмешиваюсь, когда вижу, что дело безнадёжно! Разве же я когда-нибудь привезла тебе кого-то, кого стоило пристрелить на месте?!
— Нет, нет… Конечно, нет! — Эрик всполошился, вскочил, схватил меня за плечи. — Не кричи, ты разбудишь Светку…
Что ж, ради неведомой Светки я была согласна заткнуться. Эрик тоже сел обратно на табурет.
Я снова взялась за печенье. Да, из дружины меня выгнали взашей, но это не повод ложиться спать голодной.
Эрик покашлял и поёрзал на стуле.
— Ты знаешь, Лада, почему я стал этим заниматься…
— Да, знаю почему. И даже знаю зачем: ты хотел мстить, — сказала я спокойно.
Он покачал головой:
— Нет. Не мстить. Да, я ненавидел твоего отца, потому что всё случилось из-за него. Но как можно мстить тому, кто не виноват в том, что опасен? Да и ненависть тут тоже бессмысленна. Иррациональна. Но иногда эмоции лезут, и не сладишь с ними… Я пришёл в дружину, чтобы остановить это безумие. Это оказалось невозможно. Тогда я решил продолжать ради того, чтобы спасти тех, кого можно спасти. А это практически никому не нужно. Наоборот, все боятся. Неизвестно, чего больше боятся: кикимор или начальства. А Карпенко не боится и даёт мне работать. Всё, что мы имеем сейчас: практику, клинические наработки, людей — мы можем всё это потерять, если подведём Карпенко. Мы молиться за него должны.
