Я переоделась и вышла на кухню.
Эрика мне не в чем было упрекнуть: несмотря на свою холостяцкую жизнь за квартирой он всегда следил хорошо и содержал в порядке. Конечно, он не драил её с утра до ночи, просто не пачкал. Некогда ему было пачкать, дома бывал недолго, разбрасывать ему было нечего, да и кулинаром он не был, так что посуды грязной не водилось.
Вроде бы, куда уж лучше. Оказалось, есть куда.
За пару недель квартира стала какой-то нездешней.
За пределами моей комнаты, в которой Веронике было запрещено проявлять инициативу, она развернулась во всю силу своего природного таланта. Всё стояло почти там же, где и прежде, но немного иначе. По-другому падал свет на знакомые с детства углы. Как-то не так лежали старые покрывала на креслах, и в другом порядке были расставлены незамысловатые сувениры на полках.
Я не протестовала, потому что возразить было нечего: стало лучше. Вероника умела из ничего сделать уютное пространство.
Было это всё, с одной стороны, хорошо. А с другой — я отчётливо почувствовала, что квартира эта больше не моя. Комната — моя, а остальное уже нет.
Готовила у нас тоже Вероника. Там, где мне нужно было подумать, настроиться, напрячься и приложить усилия, у Вероники всё получалось незаметно, быстро и так изящно, что прямо завидно.
На завтрак Вероника баловала нас не какими-то там бутербродами — хотя что может быть утром вкуснее и удобнее нормального бутерброда — а чем-нибудь горячим и сытным.
Сейчас на моей тарелке, как и на остальных, лежал солидный такой жёлтый кирпич в красную крапинку.
— Что это?
— Омлет с помидорами, — поведал Эрик с набитым ртом. — Попробуй, не пожалеешь.
Я послушно отломила вилкой кусочек.
— Ого… Вера, ты талантище. Это же нечто замечательное, особенно, если вспомнить те подошвы, которые у меня называются омлетом.
— Просто я знаю пару бабушкиных секретов, — улыбнулась она.
— Эрик, тебе повезло, — констатировала я.
— Сто процентов, — кивнул он, продолжая поглощать свой завтрак.
Я ела молча, и две нехитрые мысли поочерёдно сменяли одна другую. Первая: ну как же это невозможно вкусно. Вторая: какая разница, что есть, и есть ли вообще, совершенно всё равно.
Когда я закончила, оказалось, что с двух сторон на меня очень заинтересованно смотрят.
— Понравилось? — спросила Вероника.
— Очень, — честно ответила я.
— Я тебе запишу рецепт вместе с секретами, — улыбнулась она.
— Не надо, Вера, — буркнула я и, увидев, как у неё совсем гаснут глаза, добавила. — Да мне правда понравилось. Но ни к чему мне это теперь. Некого больше баловать.
— Ладка, куда нам сегодня сходить посоветуешь? — поспешно и бодро встрял Эрик.
— В зоопарк.
Эрик вытаращил глаза.
— В любой непонятной ситуации с досугом иди в зоопарк, — пояснила я. — Не прогадаешь.
— А что, хорошая мысль! — разошёлся Эрик. — Вероника, ты иди, займись… — он покрутил пальцами перед лицом. — … чтоб до неузнаваемости! А я посуду помою.
Вероника без особого энтузиазма, но послушно отправилась в спальню наводить макияж. Эрик проводил её взглядом, одновременно нежным и обеспокоенным, и занялся тарелками.
— Знаешь, — проговорил он задумчиво. — Всё-таки очень боюсь я её в город выводить. Даже не столько дружинников боюсь, сколько кикимор. Веру слишком много народу знает. Разве ж эта раскраска поможет, если у кого-то зрение цепкое…
— И что делать думаешь?
— Пока понятия не имею. Есть мысль куда-нибудь за город нам с ней переселиться. Мне придётся на работу мотаться дольше, но так хоть спокойнее. Вот ещё немного встряхну её, станет полегче, и тогда подумаем о переезде. Ты здесь останешься, мы там. А я то туда, то сюда, по обстоятельствам. Как-нибудь справимся…
Говорил Эрик бодро, но от его монолога у меня даже под ложечкой засосало от отчаяния. И я поняла, что настало время выполнить мой жизненный план Б.
— Эрик, мне надо съездить в штаб.
— Куда?
— Да на Черняховского.
— Зачем?
— Заявление написать.
Эрик болезненно поморщился и вопросительно уставился на меня:
— Для чего это?
Я всё обдумала, и формулировку выучила наизусть, только что вслух не отрепетировала. Но придётся как-то без репетиций.
— Я собираюсь заявить, что отказываюсь от твоей опеки и прошу определить мой статус по стандартной процедуре. А потом, после комиссии, чтобы меня в интернат направили.
Эрик, прежде чем что-то произнести, мелко затряс головой, потом с тоской уточнил:
— Ты что, совсем дура?
— Может, совсем. Может, ещё нет. Не важно, Эрик. Так будет лучше.
— Кому лучше? — Эрик бросил тарелку в мойку и, закрыв глаза, сцепил руки на затылке.
— Мне. Мне будет лучше.
— В интернате?! Ты представляешь, что это такое? Не концлагерь, конечно, не те времена, слава Богу. Но место, где удерживают поражённых в правах, это последнее, куда надо стремиться… Что у тебя с головой, Ладка?!
— Я поняла кое-что. Я выживу только, если доломаю свою жизнь совсем и начну всё заново. В другом месте, в другой обстановке, с другими людьми, с другими проблемами. Если я останусь здесь, без Макса, без работы в дружине, и буду целыми днями сидеть в своей комнате, а ты будешь мне сопли подтирать и выгораживать меня перед комиссиями — вот тут я сломаюсь, и это будет конец.
— Нет! Категорически нет! — завопил Эрик. — Я тебе и думать об этом запрещаю!
— Извини, дядя, но тебя не спрашивают! Это моя жизнь… вернее, то, что от неё и от меня осталось. И я так решила.
— Ты хоть представляешь, что тебя ждёт?
— Наслышана.
— Какой бред! Какая несусветная глупость!..
— Ещё скажи: «Какая чёрная неблагодарность!» — фыркнула я нервно.
Эрик ничего не ответил, молча повернулся и вышел из кухни.
Через несколько секунд в его спальне что-то с грохотом рухнуло. А через пару минут в кухне материализовалась недокрашенная и разгневанная Вероника.
— Лада, тебе что, совсем его не жалко?!
— Ну, а ты-то тут для чего?! Иди да пожалей! Утешь чем-нибудь. Всё, что я для него сейчас могу сделать — это уехать от него как можно дальше и снять с него этот груз. Мы же уже один раз по этим граблям поплясали, правда?
— Но он же не успокоится! — уверенно сказала Вероника.
Я прошла по коридору до дядиной комнаты, стукнула в дверь и открыла её.
Эрик стоял у окна, уперев руки в бока, и молча смотрел во двор, склонив голову к плечу. Повернувшись и увидев на пороге меня, он неторопливо подошёл, взялся за дверь и с силой захлопнул её прямо перед моим носом.
