Глава 34
Шлагбаум на въезде в штаб остался прежним, зато появилась проходная с вертушкой, собранная наскоро из металлопластиковых панелей и стеклопакетов. И внутри скучал уже не один дежурный, как раньше, а двое.
— Привет, ребята! Как у вас теперь тут всё шикарно и по-взрослому! — я искренне восхитилась.
Одного из дежурных дружинников я знала довольно хорошо, второго видела впервые.
— Ваши документы! — строго сказал незнакомый, блокируя вертушку.
— Да ладно тебе, — одёрнул его первый. — Эту красавицу тут все знают. Пропусти.
— Все знают, я — не знаю, — спокойно отозвался напарник. — Документы, пожалуйста.
Я положила на стойку свой меченый паспорт.
Дружинник взял, глянул на фото, на меня, повертел паспорт и уточнил:
— Вас вызывали?
— Нет.
— Цель визита?
Мой знакомый снова подал голос:
— Пашка, брось! Это же наша Авва. Наверняка к Айболиту пришла.
— Малер выходной сегодня, — отрезал неумолимый зануда и внимательно на меня посмотрел. — Так что?
— Поговорить с Марецким нужно, — ответила я, убеждаясь, что всё и правда теперь совсем по-взрослому, без шуточек. — Информация для него, важная.
Дежурный вынул рацию из держателя на рукаве, доложил, выслушал сердитое бурчание Марецкого в ответ и, отдав мне паспорт, разблокировал вертушку.
Я молча пошла своей дорогой, не стала даже отвечать на неловкую печальную улыбку второго дружинника.
Двор перед штабным подъездом не изменился за тот месяц, что меня здесь не было. Всё то же одинокое дерево и мусорный бак рядом с ним. И пустая стоянка с одним-единственным служебным джипом.
Марецкого я нашла, как ни странно, в подвале.
Мне очень хотелось своими глазами увидеть, отчего Эрик возвращается со службы такой несчастный и так безжалостно измотанный. Новшества, введённые Марецким, перевернули привычный уклад с ног на голову. То, о чём мы тогда слышали от Марецкого, это было ещё не всё. А всё остальное, как я поняла, тоже никуда не годилось. Эрик не хотел нам с Вероникой ничего рассказывать, просто держал в себе.
И вот сейчас я надеялась рассмотреть повнимательнее, что же происходит в подвале, но Марецкий не пустил меня дальше входа в коридор.
— Стой, Лада. Сюда нельзя посторонним!
— Посторонним?! Очень мило. Лёша, ты забыл, сколько времени я тут провела? Или, может быть, скажешь, что я всем только мешала?!
— Нельзя сюда никому, кроме спецперсонала и дежурных дружинников. Таков порядок, — строго ответил он. — Я сам его установил, я первый и соблюдать должен. Что у тебя случилось? Что за информация?
Проглотив обиду, я перевела дыхание и произнесла, как можно спокойнее:
— Про информацию это я для твоего цербера ляпнула, чтобы пропустил. А так у меня к тебе разговор, личный.
— По личным вопросам — приём по пятницам, — сказал Марецкий с лёгким упрёком. — Надо было сначала позвонить дежурному по штабу и уточнить.
— По пятницам ты своих подчинённых принимай! — разозлилась я. — А у меня кикиморский личный вопрос. Заявление написать хочу!
— Пойдём в кабинет, — равнодушно проговорил Марецкий и пошёл впереди меня наверх.
Стол в кабинете начальника, заваленный бумагами при Карпенко, нынче блистал чистотой и пустотой, как музейный паркет.
Марецкий прошёл на своё место, плюхнулся, поёрзал в кресле и нетерпеливо махнул на кресло для посетителей:
— Ну, что ты застыла? Садись, объясни, в чём дело?
Пока я говорила, Марецкий, сидевший, положив ногу на ногу, смотрел куда-то на носок своего ботинка. Когда я замолчала, он продолжил разглядывать обувь, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую.
— Что стряслось-то? — спросил он с неожиданно участливым вздохом. И от его интонации у меня совсем горло перехватило.
— Ничего особенного. Всё в порядке пока. Просто я так решила.
Марецкий снова тяжело и шумно вздохнул, встал и прошёлся по кабинету.
— Лёш, вот только не надо демонстрировать, как ты за меня переживаешь! — возмутилась я. — Пожалел волк кобылу!
— Да замолчи ты, — устало сказал он, потом подошёл к офисному стеллажу и взял из одной пачки верхний листочек.
— Если решила — вот бланк, — сказал он и положил листок передо мной. — Только подумай хорошенько. Мне кажется, время для этого ты выбрала самое неудачное. Если есть возможность определить статус, находясь под опекой, очень глупо от этого отказываться.
Я промолчала.
— Что Малер? Он в курсе?
— Ну, а как ты думаешь? Конечно.
— Не согласен, разумеется?
— Само собой.
— Тогда зачем? Что с тобой происходит? Если ты откажешься от опеки Малера прямо сейчас, тебе придётся поселиться в одной из наших камер и дожидаться в ней третьего кокона.
— Придётся — значит, поселюсь.
— Лада, здесь тюрьма, а не санаторий, — раздражённо буркнул Марецкий.
— Гордись, твоё детище.
— В чём всё-таки дело, Ладка?
Я не ответила.
Марецкий пожал плечами:
— Впрочем, зачем мне из тебя вытягивать причину? Ты не обязана её объяснять. Просто я хочу убедиться, что ты представляешь, на что идёшь.
— Лёша, я представляю это лучше многих.
— Ну и наконец, такие заявления полагается делать через надзирателя. Не понимаю, зачем надо было идти прямо ко мне.
— Лёш, пошёл ты со своими придирками! Я знаю всё, но я не смогла дозвониться до Баринова. У него отключён телефон.
— А, точно, — отмахнулся Марецкий. — Он неделю взял, болеет.
— Неделю? — удивилась я. — Что случилось? Опять порвали?
— Да цел он. Сказал, сердце прихватило. Я не докапывался… Ладно, пиши тогда, — кивнул он на бланк. — Я подожду.
Я принялась заполнять бланк, еле водя ручкой по бумаге. То ли ручка в стакане у Марецкого была с плохим стрежнем, то ли я в наш компьютерный век писать разучилась, но дело у меня шло не быстро.
Алексей проверил мою писанину и кивнул:
— Хорошо. Отправлю на сканирование и регистрацию. Завтра тебе позвонят и проинструктируют.
Пробормотав что-то на прощанье, я вышла из кабинета.
В коридоре со стула для ожидающих мне навстречу поднялся Корышев.
— Привет! — сказал он с нервной улыбкой.
— Угу, — промычала я и сделала попытку обойти его, но он загородил дорогу.
— Мне к Марецкому буквально на две минуты… ну, пять максимум! — скороговоркой объявил Корышев. — Подожди меня, пожалуйста! Мне надо с тобой поговорить!
