Две дюжины знаков оставили нейфы, пять из которых людям подобны по воле своей иль небес.
«Маг», «Шут», «Король», «Рыцарь» и мерзкая горная тварь Ши-фу. «Горный король» — имя последней.
Пять стихий показали высокие, но одну утаили, поставив отдельно «Землю» и «Воду», «Ветер» и «Огонь». «Лед» был таинственней прочих.
Трех духов великих явили нам светлые «Жизни», «Смерти» и «Битвы», пребывающих вечно в смятении.
Пяти тех стихий отраженье послали нам просветленные — «Огненный ветер», «Вулкан» — горящие камни, «Туман» и «Метель», коварные едино.
Светила небесные — «Солнце», «Луну». «Медузу» — предвестницу бед, «Ласточку» — весть благую. «Время» — знак-календарь, что дарован был прежде.
И знанья высокие, мудрость мирскую. «Заклинание жизни» — во благо, «Заклинание смерти» — во зло.
Вот все приданое, то что осталось от древних, покинувших Землю.
Запрещенный гимн восхваления.
Гимн из главы «О наследии» книги из храма четырех алтарей
Часть первая
ГОД ПОЛНОЛУНИЯ
— Откуда эти две кости?! — взревел Хольк, вскакивая с липкой скамьи. — Ты жулик, Брамир! Желтая кость с царапиной только что была у тебя в руках! А теперь она на столе!
— Заткни свою пасть, Хольк, и сядь, ты пьян! Эта костяшка была у меня в прошлой игре, опомнись.
Огромный детина Хольк ударил кулаком но выщербленным, засаленным доскам стола. Удар был такой силы, что все не вошедшие пока в игру стопки костяшек, сложенные в самом центре возле масляной лампы, запрыгали по столешнице и осыпались крупным градом на земляной пол большого зала. Опираясь на массивную, волосатую лапу, Хольк навис надо мной, словно палач жреческого совета, обвинивший меня в непоклонении святым алтарям и намеревающийся выбивать признание в тайном сговоре с темными духами.
— Бесовское отродье! Будь в прошлой игре у тебя эта кость, ты бы выиграл все четыре червонца! Кость «Медузы» без труда покрыла бы мой «Туман»!
— Ну что ж, Хольк, прости, что не выиграл, прошляпил, я тоже хорош, пьем с тобой наравне. Угомонись и сядь играть, не то я позову куратора с вышибалами и скажу, что ты учинил скандал и не хочешь отдавать ставку. Тем более что я всего второй раз выигрываю, до этого везло только тебе. Мой расклад сейчас бьет, так что придется выложить все. Да и не забудь свой кисет да огниво.
— Мерзкая крысиная рожа! — завопил сын мельника пуще прежнего и бросился через весь стол, выкинув вперед руку с коротким ножом. — Убью гада! Кровь пущу как барану! — верещал Хольк, срывая и без того высокий голос.
Вот уж чего мне меньше всего хотелось, так это нарваться на тупое лезвие деревенского увальня. Да еще и накануне праздника. В дни гуляний я намеревался набить себе мошну плотней, чтобы уже к тому моменту, как лучи солнца упадут на третий, весенний камень календаря, отправиться к побережью, понежиться там у теплой воды. Вместо этого мне грозит постель в убогой лачуге да соседка-сиделка, беззубая старуха, храпящая по ночам. Этот несуразный толстяк портил мне все планы.
Скидывая со стола кружки и кувшины, я просто свалился на скамейку и кубарем опрокинулся вниз под кедровый настил. В углу настила, на котором мы играли, облезлый пес старика Трома грыз брошенный ему мосол. Столкнувшись с псиной нос к носу, я невольно попятился, потому что злобная шавка начала на меня рычать, видимо думая себе, что я претендую на ее добычу. Я конечно же вор и шулер к тому же, но красть у несчастного пса его единственную радость я не стану.
Хольк свесился со столешницы и ткнул наугад в темноту уродливым куском железа, который только подслеповатый Тром, хозяин этой запуганной дворняги, мог назвать ножом, да и то после пары кружек местного, ядреного пойла.
— Коли проворней, Хольк! Мне еще заплатят компенсацию за подрезанную шкуру, а тебя вытолкают взашей, комариная закуска!
— Отдай мое серебро! Брамир! Хитрая лиса! Я все равно достану тебя! Жулик!
Выскользнув в сторону двери, вдоль стойки трактирщика, я взобрался на заваленную объедками столешницу и оказался у деревенщины за спиной. Сильно ударил ногой ему под колено и тут же отпрянул обратно, позволяя неуклюжему верзиле шваркнуться на грязный пол со всего маху.
В игорном доме началась суета и толчея. Кто-то прижал руками игральные кости к столу, кто-то нарочно оставил без внимания и подвинул ближе к «кладовой», надеясь в суматохе подменить неудачный расклад. Но всех больше интересовал исход нашей нелепой, но предсказуемой ссоры. Подобные сцены случались тут чуть ли не каждый день, а точнее вечер, и поэтому всегда было так много посетителей, выпивох и зевак-завсегдатаев. Любителей поглазеть на то, как разгоряченные игроки начинают мутузить друг друга за медный червонец.
Постоялый двор Малиха всегда славился подобными финалами особо азартных хмельных игр.
Отбив себе копчик, увалень Хольк неуклюже перекатился на бок и придавил перепуганного пса, замершего в тревожном ожидании с мослом в зубах. От боли и неожиданности несчастная собака взвыла и, уронив лакомство, не сильно цапнула за лодыжку небесного скитальца, оказавшегося рядом, согнувшегося пополам от хохота. Укушенный так неожиданно, небоход подскочил, вскинул руки и шваркнул огромной глиняной кружкой по затылку старика Трома, который в свою очередь только ойкнул и, теряя сознание, повалился на стойку спиной, раскинув худые руки. Так вот в полный рост старик и плюхнулся вниз лицом на подпорки ставедерной бражной бочки, благо почти пустой.
Перепуганный и придавленный пес заскулил, но сумел-таки отпрянуть в угол от рухнувшей наземь емкости, придавившей теперь забияку Холька, который принял на себя тяжеленную тару, сдавленно крякнул и притих. Ничего, у северян кости крепкие.
Понимая, что без посторонней помощи ему от такого веса не избавиться, сын мельника только пыхтел и судорожно дергач конечностями, бессильный достать меня. Небоход, все еще багровея от смеха, стал исправлять содеянное, поднимая с пола бесчувственного плешивого старика.
— Ну и как с тобой играть после этого? Деревенщина? — спросил я придавленного бочкой парня, присаживаясь возле него на корточки.
— Играй честно и все будет в порядке.
— А у меня и так все в порядке, а насчет честности. Хм, найди мне хоть одного человека, который обвинит меня в нечестной игре. Здесь я среди своих и потому не скрываю, что вор и пройдоха, но вот играть нечестно со своими я никогда даже не пытался.
Пригладив взъерошенный загривок немного угомонившегося пса, я отряхнул штаны от пыли и поднялся в полный рост.
— Облапошить богатея — мое дело. Стащить добро ростовщика вместе с векселями, тоже сподоблюсь. Но вот чтобы у себя же в логове, своих же братьев дурить в кости, прости, парень, тут ты не угадал. Коль ты среди нас, по какой-то своей причине, то значит, ты брат, а я не стану ссориться с братом и тем более отбирать у него последнее. Коль уж продул, так и признай, что ж сразу за оружие хвататься, эдак ты долго не протянешь.
