— А что такое Арх?
— Прежде Архами называли те символы, что начертаны на каждой игральной кости. Да только это старое слово. Вот, к примеру, хочешь ты мне сказать, что беда у тебя, горе, несчастье, а грамоте не обучен, весточки на пергаменте не перешлешь. Что тогда?
— Отправлю тебе костяшку со знаком «Духа Смерти» — смекнул я.
— А я дурак старый и решу, что ты мне грозишь расправой лютой.
— Ну тогда еще «Медузу», предвестницу.
— О! Уже получше, но все одно неверно.
— Что же делать?
— Нужно послать малый Арх, это три костяшки, да только связать бечевочкой, чтоб инако не читалось. «Смерти Дух, Медуза и Король». Вот и получится, что ты словно во всю глотку орешь, будто режут тебя, убивают, помогите, люди добрые.
— Три костяшки — это малый Арх, а что же тогда большой?
— Большой Арх — это все кости, вместе взятые. Их ровно столько, сколько камней в календаре.
— Вот ведь как, а я раньше и не задумывался, и правда, ведь костей тоже двадцать четыре, как и камней.
— Только вот я тебе еще что скажу, Брамир, мальчик мой, не играй этими костями, добра не будет, не за этим они еще среди людей, не то бы нейфы бестелесные уж давно прибрали свою вещицу. Я сам ими никогда не играл и тебе не советую.
— Что ж прикажешь, гадать по ним, как старые маги или кочевые оракулы? Так то не мое ремесло.
— Время придет, они тебе сами подскажут, что с ними делать. Какое оно, твое ремесло. Будь у меня наследник, ему бы отдал, как положено, по роду, но вручаю их тебе, потому что ты мне как сын.
— Ну что ж! Давай ужинать, папаша! Совсем выстыл твой кролик. Вон и лес весь слюной изошел.
Правду сказать я сам не знал, зачем мне нужны эти кости, коль играть ими не желательно. Может, показать моему знакомому астрологу-недоучке Корвелю. А ну как что умное скажет. Видно будет, сейчас не об этом мои мысли. Ночь, проведенная с Майрой, не смогла меня отвлечь от той договорной игры, что была намечена на полдень наступающего дня. Я недоверчив и все пытаюсь увидеть подвох, который может скрываться во всех этих махинациях, но увы, как ни крути, все вроде бы даже честно получается. После, если все выгорит, то чиновничья братия мне припомнит при случае эту аферу, но надеюсь, что к тому времени я уже буду нежиться на теплом морском песке, впитывая обнаженным телом соленые брызги и ласковые лучи солнца.
В эту ночь охранники в доме аптекаря были какие-то встревоженные. Или, может, мои новые сапога слишком скрипели, не знаю, но мне показалось, что все детины-дозорные как один были настороже пуще прежнего. А вдруг аптекарь стал что-то подозревать? Надо умерить свой пыл, за такие проделки можно и в тюрьму угодить, и не откупишься. Воровская гильдия тут не поможет. Если выгорит завтра дело, точно завяжу с воровским промыслом. Вон в голове уже седые волосы стали появляться, а я все лихим козликом прыгаю по чужим огородам, пора бы уже остепениться.
Поспать вышло совсем немного. Старик так и заночевал у меня, только утром пошел к своей старой ведьме отдать золото, а то сам пропить боялся. Я чуть свет спустился к реке, прошел немного вверх по течению и искупался, разгоняя над водой тонкую пелену тумана. Вода мне показалась многим теплей, чем прохладный ветерок, дующий из долины. Пастухи гнали через скрипучий мост свои малочисленные отары, погоняя хлыстом встревоженных блеющих овец. Их путь лежал к предгорьям, туда, где трава все еще была сочной и свежей. Здешние овцы были совсем тощие. Больше пятнадцати камней в году здесь стояли жаркие и засушливые дни, так что трав было мало. В северных землях Хариди, где я родился, овцы порой так наедались, что заваливались на траву и спали по полдня. А тут, не то что посидеть не дадут, хоть лошадь бери с собой, чтоб за ними угнаться, да только откуда у пастухов лошади.
После купания пришлось отправился в лавку к обувщику, тому самому, у которого вчера забрал новые сапоги, что он делал полкамня кряду. Мастер он был знатный, но медлительный, и никогда не любил слушать пожеланий своих покупателей, все одно делал по-своему. Вот и я сейчас шел к нему, чтобы тот как следует смазал эти самые сапоги жиром да растянул чуток, а то при моем ремесле, скрип обуви это все равно что фонарь в руках да бубенчики на поясе.
Дверь открыла заспанная жена мастера, удивленная столь ранним визитом.
— Брамир! Бес блудливый! Сам не спишь и людям спать не даешь!
— Не ворчи, хозяйка, зови мастера, дело к нему у меня.
— Что за дело может быть в такую рань? Иди вон в храмовой купели окунись, забулдыга!
— Зови, говорят тебе, некогда мне с тобой языком чесать.
— Кого там принесло в такую рань? — послышался из дальней комнаты хриплый голос мастера. — Гони прочь.
— Открывай лавку, ворчливый индюк! Не то уже к обеду закажу сапоги Феру из твоей кожи, которую с тебя живого сдеру!
— А, это ты, Брамир. Босяк ты, что ж вовсе не спишь никогда?
— В царстве духов отосплюсь! Тащи жир да масло, скрипят твои сапоги как мельничные жернова! Чуть не сгубили проклятущие.
Кривой на правый глаз мастер показался из своей комнаты, весь взъерошенный, в одном исподнем. Щурясь от яркого солнечного света, он посмотрел на меня, на сапоги, висящие на плече, перевязанные поясом, и прохрипел:
— А ты, дурак, их на ноги надевать не пробовал, авось бы и разносил.
— Шутки шутить после будешь, недосуг мне с тобой препираться, я вчера так крепко выпил, что сегодня меня лучше не злить.
— Понял, понял, сейчас все сделаю, торопыга. Масло гвоздичное или жир гусиный?
Когда у тебя в кошельке куча золота, серебра да меди, то всяк с тобой вежлив и приветлив. Кому же хочется упускать свою выгоду. Вот только не многим удается всегда быть с полным кошельком. Жизнь как азартная игра: то удачный расклад греет, то могильные камни холодом веют. Не знаю как у других, но мои годы так и проходили в скитаниях да лишениях. Редко когда удавалось отщипнуть себе толику от чужого богатства. Да и за то бывал и бит, и гоним. Угодно было духам так, что не пристало к моим рукам ни какое ремесло. Отца я с малых лет не знал, а матушка все больше пряжей да ткачеством нам на хлеб зарабатывала. Честная была женщина, добрая и трудолюбивая. Но она днями за работой, за хозяйством, а я по лесам княжеских оленей бить да по трактирам промышлять. Но, правду сказать, охотник из меня никудышный, научить некому было, да и во дворах таскал по мелочи. Сам как мог дичь гонял, иногда даже удачно выходило, но все не впрок. Как матушки не стало, подался я прочь из княжества по крепостям да гарнизонам, счастья свое искать. Случилось так, прибился однажды к каравану, да почитай три десятка камней с ними и проходил. Погонщик там был, большой мастер в игре, вот он-то меня и пристрастил к азарту. Потом я сам стал в постоялых дворах себе глаз наметывать, руку набивать. А с такой жизнью и до воровской гильдии один шаг.
