Слуги прежнего владельца этого дома относились ко мне очень пренебрежительно. Следовало ожидать. Еще три камня назад во дворе расхаживал хранитель мистической библиотеки храма над алтарем воды, а теперь — безродный проныра, чье ремесло читается без особого труда по одним только повадкам. Слуг нельзя было винить в таком отношении. Требовалось время, чтобы они смогли смириться или поменять себе хозяина, я не держал их силой и даже платил исправно и щедро.
Внизу затявкала собака старика Трома, которого я старался держать возле себя постоянно. Его опыт и некоторые связи помогали мне не раз, и потому я не спешил забыть старых друзей.
Свесившись с террасы, я увидел старика, которому было достаточно только посмотреть на пса, как тот мгновенно утих. Затем Тром перевел взгляд на слугу, возившегося у колодца и, видимо не меняя выражения на лице, дал понять молодому лентяю, что не плохо бы открыть ворота, за которыми пес и почуял гостя.
Но, к сожалению, это были совсем не гости…
Удивляюсь, как столько солдат одновременно смогли подойти к моему дому незамеченными. Гвардейцы ввалились в распахнутые ворота так рьяно, что, казалось, собрались идти на штурм неприступной крепости, вот только боевых кличей слышно не было. Ничего не понимая, я уже приготовился, как и обычно делал в таких случаях, бежать. Но вовремя остановился.
Мариф влетел во двор на разгоряченном коне и почти на ходу спрыгнул вниз, оставляя лошадь без присмотра. Солдаты окружили стены и встали у дверей. Мариф только взглянул вверх, на террасу, и, увидев меня, помчался в дом. Как и подобает вежливому хозяину, я стал спускаться к нему навстречу, но офицер в два прыжка влетел до половины лестницы и так звонко влепил мне по уху, что я чуть не оглох от такого удара. Схватив меня за ворот, рыча как зверь, гвардеец швырнул меня вниз, не очень-то заботясь тем, сколько мебели он переломает моей тощей фигурой.
— Я сгною тебя в самой зловонной яме! Я заставлю тебя питаться овечьим пометом! Жалкий отброс! Как ты посмел совершить подобное!
Ничего не понимая, не успевая ответить, я вот уже в третий раз поднялся над полом и только сумел сгруппироваться, расшибая в щепки резной стеллаж в углу, у камина, который мне так нравился. Выкрикивая угрозы и сквернословя, Мариф теперь просто выбивал из меня дух кавалерийским сапогом, потому что мебели, которую можно было еще мной сломать, в комнате почти не осталось.
— У тебя, наверное, курдюк вместо головы, коль ты решил для себя, что выйдешь сухим из этого грязного дела.
— Может быть, попробуем поговорить пока без рукоприкладства? — попросил я, с трудом глотнув воздуха в момент короткой паузы между побоями.
— За убийство тебя разорвут на части дюжиной лошадей! Затравят собаками. Кем бы ты ни был!
— Да, признаюсь, я сегодня придавил на себе пару постельных клопов, это можно считать убийством, видно, что у жреца с ними был договор, но вот со мной они церемониться не стали.
С красными от гнева глазами, со вздутыми на лбу венами Мариф соскреб меня с пола и бросил в угол, прижимая каблуком к холодным камням.
— Ты убил капитана и всю команду!
— Мариф, друг мой, тебе приснился жуткий кошмар. О чем ты говоришь?
— Восемнадцать изрезанных тел нашли сегодня утром на постоялом дворе. Вся команда капитана Тауса и он сам убиты!
— И ты, гвардеец, первым делом решил, что это деяние моих рук?
— А кто же еще мог это сделать?!
— Лестно слышать подобное, но не будь ты с похмелья и не встань в такую раннюю пору, то смог бы, наверное, сообразить, что в одиночку убить восемнадцать человек — не такое уж и простое занятие.
— Значит, ты скажешь мне сейчас же, кто был твоим сообщником.
— Да моих сообщников должно быть полсотни отборных солдат, никак не меньше, чтобы справиться с капитаном и его небоходами!
— Никто не выжил. Всех порезали, словно растерзали пустынные волки, — сказал офицер, замирая на мгновение, как бы еще раз ужасаясь той самой картине, что, наверное, предстала перед ним совсем недавно.
Потирая ушибленные ребра, я отполз от оцепеневшего Марифа на безопасное расстояние и спросил как можно более спокойно:
— Почему ты сразу решил, что в этом ужасном преступлении виновен именно я?
Почему-то я не был уверен, что Мариф способен сейчас мыслить взвешенно и трезво, поэтому складывалось небезосновательное впечатление, что снова будет бить. Но гвардеец ответил даже как-то спокойно.
— Ты единственный, кому смерть капитана Тауса выгодна.
— Чем же, позволь спросить?
— Тебе достанется корабль, вся казна капитана и сила оружия на борту фрегата.
— Ты уважаемый человек, Мариф. По всему видно, что не глупый и достойный. Но подумай сам, что стоит этот фрегат без доброй команды, которая без запинки знает каждый гвоздь на судне. И каким убогим духам понадобилось нашептывать мне подобную гадость, если я не в силах не то что применить оружие корабля, но даже сдвинуть его с места.
— Ты можешь продать его и получить огромную выгоду! — не унимался Мариф, все еще глубоко вдыхая прохладный и пыльный воздух широкой грудью.
— Того золота, о котором мы договорились с капитаном в твоем доме, мне должно было хватить не меньше чем на пару сотен камней календаря, если я только и буду делать, что пить и есть в свое удовольствие. Больше золота, больше проблем. Я, может, и люблю блеск и роскошь, но я при всем этом понимаю, что его придется еще и охранять. А налоги! Неужели казначейство упустит такую мзду?
— Капитана и команду убили! Неужели ты не понимаешь, что это не могло случиться просто в пьяной драке.
— Ну разумеется, я все прекрасно понял, тем более что ты так доходчиво все разъяснил. Но позволь теперь высказаться и мне.
— Мне было неприятно приходить в твой дом с такими подозрениями. Я выслушаю тебя, но учти, хоть мы и знакомы, от суда тебя это не спасет.
— Давай попробуем представить, как я мог убить восемнадцать человек одновременно? Не используя при этом ни порох, как я понимаю, ни яд. Или, может быть, я заклял свирепого демона, духа смерти который восстал из царства теней и растерзал несчастных. Расскажи мне, как я это сделал.
— Ты мог кому-то заплатить за смерть всей команды!
— Кому-то? Мы живем с тобой в одном городе! Многих ли ты знаешь людей, способных перебить вооруженную команду небоходов военного корабля во главе с капитаном?
Эти мои слова заставили Марифа крепко задуматься. Хорошо что так. По той простой причине, что когда этот человек не думает, он непременно кого-то лупит, и этим кем-то не хочу быть снова я.
— Столица полна народу, — продолжал я. — Часть из них богатые и состоятельные люди. Другая часть их слуга. Есть еще торговцы и мастеровые. Ткачи, ремесленники, портные. Гвардейцы короля все наперечет, и кто, как не ты, Мариф, осведомлен о возможностях чуть ли не каждого вояки. Кто еще мог сделать подобное? Раскормленные охранники богатеев — сомневаюсь. Горняки и шахтеры, так они право только лопатами и могут орудовать, да и не им тягаться с небесными бродягами. Остаются только наемники. А откуда им взяться в нашем городе?
