Железный котел стоял в самом центре, над килем, так называлась толстая центральная балка. Во все стороны от этой громадины тянулись короткие железные стропила, к которым крепились массивные деревянные брусья, служащие основой, каркасом для всего корабля.
— Это, мой капитан, сердце корабля, — прохрипел одноглазый, доставая огниво, — только благодаря этой магической печи корабль взмывает в небо так легко, словно пушинка на ветру. Железная чаша, или купол, наполнена мелкими камешками. Эти камешки особые, если их нагреть, то они сами взлетают в небо, но стоит им только остыть, как они тут же падают вниз.
— Что же это за чудо такое.
— Не могу знать, капитан, предки мои еще поговаривали, что камни эти делали когда-то великие маги, не чета тем, что нынче.
— Ну, рассказывай дальше.
— Медная чаша внизу наполняется травяным маслом. Хотя некоторые и овечий жир используют, и что уж молчать, бывает, что и человечьим не брезгуют. Так вот, в масло опускаются фитили. По числу фаз луны их всегда четыре. Бывает, что и больше, но не нужно это.
— Ты говори по делу, лишнего не болтай. Если я правильно понимаю, то фитили зажигают и ими греют котел с камнями, которые от нагревания взлетают. Но так как железный купол им не дает разлететься, они тянут за собой и весь корабль.
— Именно так, мой капитан.
— Что же дальше?
— Чем сильней греть камни, тем выше поднимется корабль. Остудить — будем медленно спускаться.
— Зачем же такие сложности? Поставь фитиль, пусть себе греет, взлетит над землей и хватит.
— Не так все просто, капитан, — вмешался в разговор мой старший помощник Азар. — «Сердце корабля» может поднять только ввысь или опустить. Но нужно еще и наполнить паруса ветром, чтобы лететь в нужную сторону.
— Но ведь по морю как-то лодки плавают?
— То по морю, а здесь все не так. Вот есть, к примеру, у вас желание полететь на юг, а ветер дует на север. Что же, дожидаться, пока ветер сменится?
— А и то верно, что же тогда делать?
— На разной высоте ветра в разные стороны летят. У земли вотчина одного ветра, у птичьей выси другой ветер верховодит, — заметил одноглазый Ханх.
Все его лицо было испещрено мелкими шрамами и кавернами. В каждую пору кожи впитались копоть и грязь, неприятное было зрелище. Это особенно стало заметно, когда он разжег первый фитиль.
— Нам надо на юг, а ветер дует на север. Мы поднимаемся на ту высоту, где ветер дует в нужную нам сторону, и ставим паруса? Так? — предположил я.
— Ну в общих чертах так, — заметил Азар и только криво ухмыльнулся.
Из всего сказанного становилось ясно, что ламнадарь был важным человеком на любом корабле. Его не интересовало, какие дуют ветра, его больше заботило то, как ярко горят фитили в котле. Все команды он получал от рулевого или от самого капитана. От того, как сильно разогреются магические камешки в котле, зависело, как высоко можно взлететь. Что ж, принцип движения судна мне был понятен, оставалось задать, наверное, самый волнующий, но в то же время дурацкий и наивный вопрос, которого, похоже, от меня ждали все.
— А как высоко можно взлететь?
— Чем выше, мой капитан, тем больше мы попадаем в обитель великих духов. Там в вышине воля создателей наших и творцов лишает человека жизни, ибо не годны мы еще для небесной обители, — выдал Ханх заученные строки из главы книги о небесном восхвалении.
— Чем выше капитан, тем суровей лед и тем ясней становится взгляд духа смерти, что рыщет повсюду и воистину велик!
— Хоть ты, Азар, не дури мне разум. Я и без жреческих увещеваний понял, что чем выше, тем хуже…
Весь остаток дня мы занимались смотром рядовых небоходов, которые умели бы ставить паруса и знали бы прочие премудрости небесных скитаний. Удалось найти не много, только пятерых. Да и то, трое были уже в преклонном возрасте, хоть и опытные, а пара и вовсе не бродяги небесные, а только их сыновья. Но выбирать не приходилось.
Поздно вечером ко мне в дом пожаловал Корвель, вот уж кого я не ждал. Пришел попросить у меня взаймы, но только узнал о том, что я набираю команду, тут же напросился. Получив согласие, помчался к себе спешно собирать пожитки, книги и продавать мастерскую, которая давно приглянулась держателям гильдии. Так у нас появился хоть и недоученный, но все же астролог, способный отличить одну звезду от другой. Я удивлялся такой поспешности своего приятеля, но на уговоры подумать и взвесить все как следует тот не реагировал. Азар говорил, что астролог — это очень важно, иначе придется совсем туго, тем самым подзадоривая Корвеля.
Наконец-то мне выпала возможность нормально отоспаться. Вечер выдался тихий, спокойный. Мои друзья куда-то разошлись по своим делам, слуги притихли в комнатах, а я поспешил в спальню.
Даже не помню, как уснул. Еще подумал о том, что надо бы встать и накрыть фитилек лампы колпачком, но так и не встал — просто провалился в забытье.
Мне снился горный перевал. Высокий, заснеженный, с крутыми и обрывистыми склонами, не такой, как в здешних горах. Я словно бы летел над этими вмерзшими в лед камнями, парил как птица. Подо мной завывала метель, поднимая буруны искрящегося на солнце снега. Метель пела. Чудесная музыка звенела в ушах, эхом отражалась в ущельях. Песня лилась как масло, тепло и чисто, на самой грани слышимости, откуда-то издалека.
— Так поют нейфы? — спросил я, ни к кому не обращаясь.
— Кому-то и гром как музыка, — ответил мне таинственный, тихий шепот.
— О чем эта песня? — спросил я, очарованный дивными звуками.
— Эта песня о смерти и рождении, о будущем и прошлом, эта песня о судьбе.
— Можно ли знать свою судьбу заранее?
— Судьбу можно выбрать, — ответил мне тихий голос. — Знаки подскажут…
Я проснулся как от змеиного укуса. Дыхание перехватило, и защемило в груди.
Светильник погас сам собой. В кромешной ночной мгле было тихо, но я чувствовал какое-то напряжение. Мало того я видел то, чего, оказывается, не видели все остальные. Кому-то, может, и недостаточно света звезд, но мне хватает, чтобы уверенно различать очертания предметов. Каким бы я был вором, если не умел жить в темноте.
Мне не показалось, я точно слышал, как скрипнула половица на веранде. Неужто и в мой дом влез вор! Сомневаюсь. Если и так, то я наверняка его знаю, всех достойных в городской гильдии можно было счесть по пальцам одной руки. А вдруг Мариф отловил не всех наемников, и я следующий после капитана Тауса и всей его команды. Не хотелось бы попадать в чужую резню.
Бесшумно скользнув из-под одеяла, я свернул халат и камзол, прикрыл их шелком жреческих кружев. Пусть думают, что я лежу в постели. Зажав в руке холодную рукоять кинжала, я встал за тяжелым навесом полога и затаил дыхание.
Признаться, даже вздохнул облегченно и удивился, когда в комнату, в очередной раз скрипнув половицами, пробралась купленная мною вчера рабыня. Видимо, старуха решила избавить несчастную от цепей и, как теперь оказалось, вовсе оставила без присмотра.
