— Но ночью никто еще не проводил осад! Это опасно и для наших войск!
Фарас и Гурымей вихрем влетели в стан притихших и слегка потрепанных войск. Жрец с ходу обратился к своему верному слуге Кой-Хару.
— Какие у нас потери?
— Пострадала одна катапульта, но можно починить, если снять с колес и закрепить клиньями. Десятка два лошадей разбежались по лесам и лощинам, погибли двести человек, еще четыреста ранены и обожжены!
— Бросьте все силы на ремонт орудий. Как только будете готовы — начинайте атаку. Немедленно! Не жалейте живой силы! Бейте всеми боеприпасами что только есть! Ши-фу давно не кормлены?
— Три дня, мой господин.
— Бросьте им в загон одного барана на всех и парочку убитых для острастки прочих солдат, и как только стемнеет, бросайте на стены. Я всю ставку в этой атаке делаю именно на них.
— Небо совсем чистое, мой повелитель, корабль тут же пойдет в атаку.
— Корабль — это моя забота! Делай, что я велел, и подготовьте мой шатер. Фарас! Командуй штурмом и не смей отступать! Бей до последнего ядра! До последней масляной бочки! Заряжай в катапульты трупы солдат и закидывай повыше.
Рыцари гортанно хрипели, подгоняли солдат, наспех собирающих осадные щиты и укрытия. Никому в войске не позволялось бездельничать. Те отряды, что готовились для штурма, сейчас, засучив рукава, подтаскивали к орудиям ядра и боеприпасы.
Пока бесполезная конница отступила в глубь леса, чтоб более не становиться легкой мишенью для орудий фрегата. Пехотинцы разрыли почти весь склон и часть широкого уступа возле дороги к главным воротом, создавая себе надежные укрепления. Подоспел отряд малых орудий, который еще два дня назад отстал в холмах, увязнув в непролазной грязи. Шатер Гурымея установили сразу за осадными орудиями, лишь незначительно прикрыли сколоченными из свежих березовых прутьев щитами. Сам маг вошел в шатер, скинул дорогую жреческую мантию и переоделся в менее броское рубище. Само собой разумеется, что в самый ответственный момент ожесточенной атаки его не будет в этом шатре. Он давно уже присмотрел себе место в жиденьком перелеске под кронами молодых деревьев. С этой точки на самой вершине близ лежащего холма были хорошо видны и стены твердыни, и пространство вокруг. Если под покровом ночи корабль и рискнет атаковать, у мага будет хорошая возможность все время держать его в поле зрения. Но Гурымей собирался использовать все возможности, для того чтобы навсегда избавить себя от назойливого капитана еще до наступления темноты.
Стрелки численностью в полторы тысячи, с тяжелыми луками и арбалетами засели также в перелеске и изготовились к стрельбе. По команде Фараса они стали метать стрелы с некоторой задержкой, как бы попеременно, то одно крыло, то другое, создавая тем самым непрерывный шквал, не дающий возможности обороняющимся высунуться из узких щелей бойниц. Следом ударили катапульты. Тяжелые ядра нехотя и даже как-то неторопливо понеслись в сторону главных ворот.
Первый залп оказался очень неверным, многие из орудий значительно промахнулись с расчетами, и их удары пришлись в пустоту. Следом за тяжелыми ядрами последовали бочонки с порохом и горючим маслом. От пороха было мало проку, но он хотя бы поджигал разлившееся масло, текущее по стенам. В короткий промежуток между ударами орудий хорошо защищенные пехотинцы, прикрытые атакой лучников, волокли к главным воротам огромные сосновые бревна, которые сбрасывали по возможности ближе к стенам. Неся незначительные потери в живой силе, отбегали на фланги подтягивать новые дрова для этого огромного костра, с помощью которого маг и Фарас намеревались разогреть камни стен до предела, а потом, закидав бочками с водой, продолжить рушить тяжелыми ядрами. Раскаленные камни должны были растрескаться и потерять часть своей прочности, после того как их остудят водой и ядра будут откалывать от стен уже более значительные куски. Второй заход с бревнами на плечах пехоте удался уже не так легко. Обороняющиеся в крепости войска поняли, что задумал Фарас, и делали все возможное, чтобы до стен добралось как можно меньше людей. Но поток солдат и не думал прекращаться.
Жирное чадящее пламя уже заволокло фронтальную стену крепости. Из-за густого черного дыма лучникам стало практически невозможно стрелять из бойниц. Не было возможности как следует прицелиться.
Гурымей выложил на войлочный коврик перед собой первый амулет — окованную серебряным окладом бронзовую печать, и уже не доверяя собственной памяти и не желая совершить ошибку — книгу вулканов, первую из трехтомника магии огня. Силы амулета должно было хватить на то, чтобы еще больше раскалить стены и в случае необходимости перекинуть огонь на корабль, который, возможно, уже готовится к повторной атаке на расположение осаждающей армии.
Слова заклинаний слетали с губ мага заученными формулами, с резким придыханием, почти без пауз. Узор слов заплетался в причудливые вензеля, заставляя вибрировать воздух. Эта странная вибрация уже повисла над холмом зыбким маревом, но маг продолжал плести сложную формулу, завершая ритуал. От его слов ветер только усиливался, раздувая огонь на бревнах, наваленных вдоль стен. Пылали, казалось, уже сами камни. Огонь гудел словно действительно поднялся из недр земных, хрипел и горел все ярче похожий на пламя исполинского кузнечного горна, взмывая вверх стремительными белыми языками, увлекая за собой будто тонкие хворостинки большие бревна. Раскисшая мокрая земля обугливалась и тоже схватывалась огнем, вскипала, разбрызгивая зловонную жижу. Нагнанный магом ветер заворачивал пламя только на одну сторону центральной башни. Языки огня свирепыми чудовищами взмывали ввысь, цепляясь за шершавые стены, в которые натекло горючее масло. Вибрирующий под руками мага амулет уже изогнулся, потерял форму до такой степени, что, казалось, его плющили молотом, рубили невидимыми топорами, жали в тисках. Наконец печать надорвалась и лопнула, издав пронзительный звон, отлетела в сторону. Гурымей отпрянул, но вовремя удержался, тряхнул головой и тут же раскрыл свинцовый ларец, извлекая следующий заготовленный источник силы. Опасливо оглядевшись по сторонам, всматриваясь в безмятежное голубое небо, он бережно уложил новую печать на войлочный коврик и, очертив восковой палочкой круг, потянулся за следующей книгой заклинаний.
Тем временем пламя у стен крепости словно бы вышло из повиновения, набирая все больше и больше силы. Даже солдаты и канониры, те, что стояли возле орудий, уже прикрывались щитами от чудовищного жара, порожденного таким свирепым пламенем. Некоторые из солдат, кто успел сообразить, стали засыпать еще рыхлой землей начинающие тлеть обвязки противовесов и корзины с пороховыми бочонками. Пехота теперь не решалась приблизиться к стенам, все отпрянули от беснующегося пламени, с удивлением наблюдая проявление такой чудовищной силы огня.
Иридии Гурымей только ухмыльнулся и, листая книгу, с удовольствием наблюдал все содеянное. Но это был только первый акт такого феерического представления. Отдав короткий приказ верному слуге, он накинул теплый войлочный капюшон, большую овечью накидку и, совершив руками странный жест, стал распевно повторять несколько слов, чередуя их в непонятной последовательности. Всполошенная суетливым слугой и громогласными капитанами армия стала оттягиваться на задние фланги, пригибаясь к земле. Магия, которую собирался применить Гурымей, была самой таинственной и мало кому знакомой, тем не менее лучше всего сочетаемой с силой лунных амулетов. Это был ритуал песен метели. Тяжелейшая в исполнении, но удивительно эффективная, даже, пожалуй, больше чем бушующий огонь, поразивший всех свирепым норовом.
