Это было особенно верно для Франции, и хотя итальянские города более полно демонстрируют некоторые другие результаты этого движения, чрезвычайно важные для истории цивилизации, французские города явственнее, чем какие-либо другие, показывают политические тенденции в общем правительстве государства, которым способствовал рост городов во всем мире, но которые более полно осуществились во Французском королевстве, чем в любом другом из крупных государств Европы.
Во Франции движение, хотя и противостоя по духу феодальной системе, повторяет явно феодальные формы, и тенденция всегда направлена на образование «коммун». Отнюдь не всем городам Франции удалось добиться этого результата и организовать фактические коммуны — пожалуй, это произошло лишь в небольшой их части, — однако тенденция шла в эту сторону и те, что потерпели неудачу, остановились в какой-то промежуточной точке процесса.
Коммуна — это, строго говоря, корпорация, которая считается феодальным лицом и как таковое имеет обязательства и права вассала по отношению к своему сеньору и способна, в свою очередь, стать сюзереном. Акт образования коммуны в пределах феодальной территории был актом субинфеодации — формирования подчиненного феода, где до тех пор его не существовало. До образования коммуны город представлял собой группу лиц, собравшихся, как правило, из самых разных регионов, некоторые из них были свободными гражданами или даже мелкими местными дворянами, другие — пришлыми, которые поселились в стране или феоде, чтобы вести торговлю и заниматься ремеслом, и потому были обязаны нести различные феодальные повинности перед сеньором, третьи были крепостными с разными правами по отношению к сеньору и в силу этого подвергались соответствующим поборам в его пользу. Если рассматривать город как некое целое на этом этапе истории, он считался крепостным, и так к нему и относился закон. За счет коммуны эта группа лиц превратилась в единое лицо, которое поднялось до положения вассала, подчиняющегося уже не разным неопределенным правам господина над крепостным и иноземцем как над личностью, а лишь ограниченным обязательствам, указанным в феодальном договоре между сеньором и коммуной. Этот договор находился под обычными феодальными санкциями. Должностные лица коммуны приносили вассальную присягу сеньору, а он, в свою очередь, клялся соблюдать свои обязательства по отношению к ним.
Особые обязательства, которые принимала на себя коммуна по отношению к сеньору, различались от случая к случаю, как и обязательства других вассалов, однако в пределах, установленных этими обязательствами в конкретном случае, коммуна получала право регулировать свои дела, как это делал каждый вассал. Разумеется, для города это означало права местного самоуправления, хотя рост общего правительства во Франции не позволял достичь результата, достигнутого в Италии и Германии, то есть установления практически независимого города-государства.
Помимо коммуны во Франции было множество городов и поселков, которые так и не стали полноценными коммунами, но получили благодаря определенным договорам более или менее широкие права самоуправления и свободу от поборов. Это были villes de bourgeoisie, или города хартий. Этих городов было намного больше, чем настоящих коммун, и их влияние на общие следствия этого движения было точно таким же. Разница была не в принципе или характере, разве что в строго юридическом смысле, а в том, что касается полноты гарантированных местных прав.
Из вышесказанного легко понять отношение местного барона к коммуне. Предоставить права на создание такой организации было равносильно тому, чтобы отказаться от прямой власти над этой частью своего феода. Это уменьшало его права на взимание налогов и сборов и сокращало его власть. Возникло естественное сопротивление. В очень многих случаях коммуне удалось утвердиться лишь после долгого и ожесточенного конфликта в результате победы, которая принудила сеньора к уступкам.
Особенно это касается отношения церковной знати к городу. Все епископальные центры находились в крупных городах. Большие аббатства, как правило, также находились в городах, и потому города, которые начали стремиться к местной независимости, с большей вероятностью оказывались в пределах церковных владений, а не светских. Большая часть продолжительной и отчаянной борьбы между восходящими городами и прежней властью происходила в феодах, принадлежавших церкви.
Среди светского дворянства городу противостоял, скорее всего, мелкий дворянин, сеньор небольшого населенного пункта, чем великий сеньор, чьи владения включали целую провинцию. Мелкий сеньор видел, как вырастает город на его небольших землях, буквально из ничего или почти из ничего, и представляет серьезную угрозу его владениям, возможно, даже угрозу полностью его аннексировать и припереть его к стене. Низшее дворянство во многих случаях боролось за существование, и во Франции, как это происходило повсеместно в Италии, оно поглощалось городами; в некоторых случаях оно, по-видимому, входило в коммуну по доброй воле и с благими намерениями.
Крупная знать, чьи владения представляли собой княжества, не придерживались единой политики. Если граф или герцог был силен, а его правительство по-настоящему централизованным, он, скорее всего, предпочитал рост городов, получивших права по хартии, а не коммун, так чтобы сохранить реальный контроль в своих руках. Если его власть была слаба и раздробленна, узурпирована вассалами, которых он не мог принудить к повиновению, он предпочитал даже рост коммуны как способ ослабить их. В некоторых случаях крупные сеньоры ожесточенно сопротивлялись городам, и не меньше, чем великие сановники церкви.
Нерешительная политика французских королей по отношению к этому движению, которая на самом деле была не настолько непоследовательна, как кажется на первый взгляд, объясняется таким же образом их отношением к вассалам. Первые Капетинги, несомненно, осознавали преимущества, которые дала бы им независимость городов для ослабления власти феодальных баронов, и не колебались оказывать помощь городам всякий раз, когда представлялась возможность. Они еще на первых этапах постарались выработать принцип, согласно которому коммуна после своего образования непосредственно принадлежала королю и находилась под его особой защитой. Однако первые Капетинги находились в своеобразном положении. Из-за слабости их общей власти им приходилось особенно полагаться на поддержку церкви, и фактически это было одним из главных источников их силы. Во многих случаях они не могли ни порвать с этими союзниками, ни позволить им поддержать их врагов, даже если по другим соображениям они и были бы рады это сделать. Поэтому мы видим, что они проводят политику, которая кажется противоречивой, помогая коммунам там, где это ничем им не грозит, и противостоя им там, где это чревато опасностью потерять больше, чем они могли бы выиграть.
По мере того как монархия становилась все независимей от церковной поддержки, мы видим королей, которые проводят все более последовательную политику и в начале XIII века начинают явственно отдавать предпочтение городам. По мере роста ее силы и когда появилась возможность некоторой реальной централизации, коммуна с ее правами самостоятельного местного самоуправления оказалась, с точки зрения короля, в том же отношении к общему правительству, что и независимый феодальный барон. Она представляла небольшую часть территории государства, на которой центральная власть не могла свободно распоряжаться. Вследствие этого мы видим, как более поздние короли стремятся уничтожить привилегии коммун и получить непосредственный контроль над ними, присылая в них королевских управляющих и судебных чиновников. Этот процесс можно четко проследить до конца XIII века, и он завершился очень быстро, отчасти из-за изолированного положения коммун и их неспособности объединиться, как сделали бароны, а отчасти потому, что они всегда признавали более непосредственное право управления со стороны короля и так и не стали независимыми, в отличие от городов Италии и Германии.
