В то время в Германии таким же образом складывалось множество других небольших государств, многие из которых не пережили политических бурь современной истории, а некоторые из них возрастали и усиливались или, по крайней мере, заняли достойное место в последующей федеральной империи Германии. Во многих из этих стран история развивалась очень похоже на историю Франции. Группа феодально независимых территорий объединялась под одним правителем, и постепенно разделявшие их преграды падали, и они были централизованы при едином правительстве, и в этом процессе погибали еще остававшиеся элементы местной свободы, и правление превращалось в абсолютизм
[125]. Этот процесс, однако, происходил в большинстве случаев и в основном приходится на современную, а не средневековую историю.
В Италии, как и в Германии, нация не смогла сформировать единого правительства. В обоих случаях, как мы видели, винить в этом следует Священную Римскую империю. В Италии это была иностранная власть, которая помешала развитию какого-либо национального государства в такой степени, чтобы оно охватило весь полуостров. К влиянию империи следует добавить, что наряду с ним папство несет такую же ответственность — самую большую ответственность в последние века Средневековья, после того как империя практически исчезла. Положение папы как правителя небольшого государства в Центральной Италии заставило его ради самообороны использовать все возможные средства, чтобы предотвратить рост в Италии любой власти, которая могла бы ему угрожать, начиная со времен лангобардов и фактически вплоть до Виктора-Эммануила. Когда появлялись признаки образования такой власти, папы прилагали все усилия, чтобы сформировать альянсы против нее, чтобы ослабить ее до безопасной степени, и, если в ходе этого процесса один из союзников папы приобретал слишком большие силы, папы вновь сразу начинали строить новые комбинации против новой угрозы.
Никакое общенациональное правительство не могло сформироваться в таких условиях, однако они привели к огромному разнообразию местных правительств и невероятно запутанной межгосударственной политике. На юге абсолютной монархией был Неаполь. Папская область была теократической монархией с очень свободной организацией на протяжении большей части Средневековья, однако при политическом гении Юлия II в начале XVI века была приведена в порядок и централизована. Флоренция являет собой весьма любопытный случай. Первоначально республика с тенденцией к демократии перешла под власть семейства богатых банкиров — Медичи, которые, не занимая никаких должностей и не разрушая республиканских форм, посадили на все официальные посты своих кандидатов и определяли каждый акт государственной власти. В XVI веке государство стало открытой монархией при власти Медичи в качестве великих герцогов. Милан был республикой, обращенной в монархию военной силой, а Венеция — республикой, которая превратилась в очень узкую олигархию.
Но даже если в Италии и не сформировалось национальное правительство, все же там возникло национальное сознание, как и в Германии, которое порой выражалось самым ясным образом. Его наиболее выдающимся произведением стал «Государь» Макиавелли, написанный, разумеется, чтобы показать, каким образом можно создать национальное правительство в тогдашних неблагоприятных обстоятельствах.
Быстрый выход Испании в первые ряды среди народов был одним из важнейших политических фактов конца Средневековья. Он связан с двумя причинами: объединением двух крупнейших королевств полуострова путем брака Фердинанда и Изабеллы и политического таланта Фердинанда. Разделенность провинций, феодальная анархия, местная независимость и слабое центральное правительство — такова была Испания в начале его царствования. За несколько лет он навел порядок, принудил баронов к повиновению, начал процесс разложения гарантий местной независимости и старых институтов свободы, сделал монархию практически абсолютной, пусть даже еще не все детали были прописаны в законах, и, хотя старый провинциальный образ действий и подозрительность не полностью исчезли, они отошли на задний план в силу возникновения новых, более общенациональных интересов. Америка добавилась к ресурсам испанской монархии скорее благодаря случайности, чем опыту, но она стала немаловажным элементом быстрого роста нового государства. Во всем остальном — внутренней консолидации, завоевании Гранады и Наварры, способности закрепиться в Италии, выборе в отношении политики Франции и создании полезных союзов — мы вынуждены признать политическое мастерство Фердинанда, какой бы катастрофической ни оказалась бы его политика в других руках и в условиях, которых не мог предсказать ни один гений.
Фердинанд среди всех государей своего времени яснее всего увидел, что в политических делах Средневековье уже прошло и началась новая эпоха. Вряд ли он мог изложить свое мнение именно такими словами, но он понимал, что решение внутренних проблем, с которыми он так умело справлялся, дало государству возможность беспрепятственно обеспечивать преимущества для себя в Европе и что тесное соперничество других европейских государств за эти преимущества велит мудрому правителю постараться их опередить, а также заручиться надежной опорой и союзниками везде, где это возможно. Фердинанд выковал первые звенья в цепочке современной международной политики. Именно урегулирование внутренних проблем во всех государствах или их урегулирование до такой степени, что они перестали быть самыми насущными задачами момента, и привело к политическому завершению Средних веков, а нас подводит к началу одной из самых характерных черт современной истории — международной дипломатии.
Глава 14
Возрождение
Итак, мы проследили великие экономические и политические революции, которые, будучи следствием влияния Крестовых походов, изменили лицо истории и, насколько смогли, приблизили конец Средневековья. Эти две революции едва успели войти в полный ход, когда началась другая, выросшая в основном из тех условий, которые сложились благодаря им, отчасти из того же общего импульса, который способствовал им самим, революция, сыгравшая еще более важную роль, чем они, в появлении характерных черт нашего времени, если возможно измерить относительную ценность таких движений, — та интеллектуальная и научная трансформация Европы, которую мы называем Возрождением, или Ренессансом.
Это было возрождение образования и науки. Условия, преобладавшие в раннем Средневековье, которые погрузили во тьму добытые древними знания, быстро менялись, и последствия тевтонского вторжения проходили. Победители и побежденные превратились в единый народ, и потомки первых германцев достигли того уровня, на котором уже были в состоянии постичь самые высокие результаты древней цивилизации. Появились новые национальные языки, начала складываться литература, уже не церковная по авторству и темам, а близкая к повседневной жизни. В воздухе витало оживление от великих событий и новые идеи в области торговли, исследования и политики, и с каждым днем все шире становился кругозор и интересы человека. Невозможно было бы, чтобы прошло еще много поколений этих экономических и политических перемен, прежде чем люди начали бы понимать, что за ними стоит самая важная история и что люди прошлого могли многому их научить. Когда человечество осознало это, началось возрождение науки и знаний.
