Однако все творящие силы истории были на стороне нового, и его невозможно было сдержать. Первые годы XVI века гремели его атакаи, теперь уже уверенные в победе и возглавленные Эразмом, Ульрихом фон Гуттеном
[137] и другими, почти равными им. Но едва только новая наука овладела университетами, как снова выродилась в схоластику, почти столь же бесплодную, как и старая. Цицерон стал пользоваться таким же божественным авторитетом, как Аристотель, и буква возобладала над духом. Когда наступил новый век великого научного прогресса, XVII, новым идеям этого времени во главе с идеями Декарта и Лейбница, Локка и Ньютона пришлось снова вести те же битвы
[138].
Такой же интерес представляет выраженная скептическая тенденция, которая сопровождала Возрождение, особенно в Италии, и которая казалась почти неизбежной для эпох интеллектуального прогресса. Опровержение множества старых убеждений, в том числе тесно связанных с христианским вероучением, как правило, расшатывало все остальное и порождало бесстрастный и интеллектуальный скептицизм, который в эпоху Возрождения следует отличать от эмоционального и эстетического отказа от христианской этики, тоже характерной для того времени. В середине XV века Гемист Плифон
[139] заявил о своей убежденности в том, что люди вот-вот откажутся от христианства ради какого-нибудь язычества, а Помпонацци
[140] около 1520 года сказал, что у религий неизбежно наступает день упадка, и христианство — не исключение из правила, и что можно распознать признаки приближающегося распада самой ткани нашего вероучения. С этим можно сравнить, пожалуй, замечание Вольтера о том, что христианство не переживет XIX века.
Один абзац — настолько недостаточное пространство, чтобы описать плоды эпохи Возрождения в изобразительном искусстве, что мы вообще не будем говорить о них, за исключением одного факта, особенно важного с нашей точки зрения — того тонкого выражения, которое оно дает главной идее Возрождения, часто называемой «открытием человека» — идее господства человека над природой — силы, изящества и красоты идеальной природы, превышающей простую физическую красоту. И ценность этого истинного выражения Ренессанса в большой степени заключается в том, что оно происходило неосознанно.
Особый интерес представляют и другие характерные плоды эпохи Возрождения; ее мораль или, скорее, недостаток морали, ее спокойная и бессознательная безнравственность, а зачастую и жестокость, соединенная с высокой эстетической культурой, замечательным портретом которых является автобиография Челлини
[141], к которой кое-кто добавит и «Государя»
[142] Макиавелли. Но Макиавелли — во многих отношениях один из типичных людей того времени. Он соединяет в себе по крайней мере две из его самых заметных тенденций — политическую и научную, замечательные и своим идеалом единой итальянской нации, который, по-видимому, является главной движущей силой его мысли, и примером спокойствия и полного отсутствия чувства или морального суждения, с которым чисто научный ум иссекает больной орган в живом организме.
Географические исследования в эту эпоху отчасти принадлежат к истории торговли и были рассмотрены там, но в некоторых аспектах, которые, пожалуй, лучше всего представляет Колумб, они относятся к действию сил Возрождения и заслуживают более подробного рассмотрения и как развитие эпохи, и как существенный фактор ее влияния на будущее.
Убеждение в шарообразности Земли никогда не было полностью забыто. Ему ясно и однозначно учили древние ученые, и хотя во времена тьмы и суеверий распространилось мнение, что Земля плоская, даже в те дни его никогда не разделяли люди, обладавшие хоть какими-то зачатками знаний и вообще задумывавшиеся о простейших фактах астрономии. С накоплением более общих знаний древности, в результате возрождения науки, античные взгляды снова стали преобладать. В 1410 году Петр д’Альи
[143]собрал мнения античных ученых по этому вопросу и несколько мнений из средневековых источников, например Роджера Бэкона из книги Imago Mundi («Картина мира»), которая пользовалась популярностью и, по-видимому, оказала определенное влияние на Колумба. Вероятно, еще более ранним и решающим влиянием для него оказалось то, что утверждал великий итальянский ученый того времени Тосканелли, который в 1474 году написал ему очень любопытное письмо, где обращал его внимание на путь к возможностям, которые открывало путешествие на запад. Однако идеи Тосканелли, как и идеи Петра д’Альи, были основаны на изучении античных источников. Эти взгляды, полученные из древней науки, подтверждались, на взгляд Колумба, некоторыми фактами наблюдения, которые он собрал из разных источников — рассказов моряков, преданий и прочего — и которые, как правило, говорили о существовании суши на западе.
Таким образом, из этих фактов очевидно следовало, что, как и в случае с первым большим прорывом в физической науке — коперниковской теории Солнечной системы, — так и в первом значительном расширении наших практических знаний о самой Земле, новый прогресс начал путь с возрожденных идей древности и что современная наука опирается на древнюю.
