После неудачи Масламы Лев получил передышку, во время которой смог реорганизовать расшатанные владения, оставленные ему предшественниками. Хотя сарацинская война продолжалась и пограничные набеги не прекращались до самого конца его правления, серьезной угрозы они не представляли. Лев получил возможность обратить самое пристальное внимание на внутренние дела империи, не опасаясь в любой момент вторжения из-за Лаврских гор.
Лев был реформатором и новатором во всех областях управления. Лучше всего запомнились его взаимоотношения с церковью, но в светских делах он тоже был весьма активен. К сожалению, большинство описаний его реформ не сохранилось. До нас дошел только кодекс византийского законодательства, названный Эклога. Тем не менее характер его деятельности ясен, и ее влияние на следующий век выражено весьма отчетливо.
Мы уже отмечали ранее, что начиная с VI века Восточная Римская империя находилась в состоянии упадка. Движение вниз началось с войн и налогов Юстиниана, при его преемниках ускорилось и при Ираклии стало угрожать полным уничтожением империи. То, что государство преодолело все трудности и вышло из них окровавленным, изуродованным, лишенным некоторых членов, но все еще живым, объясняется исключительно личными талантами Ираклия и его потомков — Константина-Константа и Константина V. Да, жизнь еще теплилась в теле государства, однако это тело пребывало в ужасном состоянии. Оно навсегда лишилось восточных провинций — Египта, Сирии, Африки. Малая Азия была разорена систематическими набегами сарацин. Больше половины Балканского полуострова находилось в руках болгар и славян. В VII веке славянские племена проникли в Элладу и на Пелопоннес и заняли там все удаленные и горные районы.
Катастрофы VII века сопровождались масштабными перемещениями населения. В Европе прежнее латиноговорящее население Иллирика, Мезии и Фракии практически исчезло. Только немногочисленные разрозненные народности — предки современных румын и далматинцев, еще были разбросаны среди славян Балканского полуострова. В Азии население римских провинций было уменьшено сарацинскими войнами, но, с другой стороны, оно пополнилось беженцами с земель, захваченных сарацинами. Много тысяч армян и персов предпочли стать подданными императора, а не халифа. Мардаиты — христиане сирийских гор — массово перебрались в Малую Азию после того, как много лет вели борьбу против сарацин. Европейские фемы из греко-римских превратились в грекославянские по составу населения, а азиатские фемы стали намного более восточными и менее греческими, чем в VI веке. К началу правления Льва Исавра перемена стала очевидной. Империя теперь была римской только по названию и административной организации. С другой стороны, она еще не стала греческой, как это ей предстояло впоследствии. Ее самым важным элементом в этом и двух следующих веках был азиатский. Исаврия, Армения и другие горные территории Малой Азии давали большинство правителей империи. Они не были чисто восточными людьми — слабыми и женоподобными, как сирийцы и египтяне, которые много лет проявляли энергию только в одном: вынашивании новых ересей и изобретении совершенно нерациональных аскетических практик. Это были сильные, энергичные люди, закаленные поколениями персидских и сарацинских войн, которые начиная с V века составляли ядро восточноримских армий. Смена населения империи сопровождалась большими переменами в социальных условиях. Самой важной из этих перемен стало исчезновение старой римской системы крепостной зависимости, при которой большие поместья обрабатывались колонами — крестьянами, привязанными к земле и не имеющими права покинуть свои фермы. Такая система, существовавшая на западе до тех пор, пока не стала основой феодальной системы, на востоке полностью исчезла между Юстинианом и Львом Исавром. При Льве землю уже обрабатывали или свободные крестьяне, работавшие в поместьях крупных землевладельцев за фиксированную арендную плату, или деревнями свободных крестьян, занимавших свои собственные общинные земли. Положительным результатом такой перемены стал существенный рост процентного отношения свободных людей к рабам по всей империи. Теперь у правительства появилась лучшая и более надежная почва для вербовки в армию, чем прежде, когда крестьянин был привязан к земле и не мог стать солдатом. Причина исчезновения старой системы, вероятнее всего, заключается в том, что набеги славян, персов и сарацин между 600 и 700 годами сломали старые границы и либо уничтожили, либо вытеснили прежнее крепостное население. Когда многие провинции по многу лет находились в руках чужеземных врагов, как было со всей Малой Азией в первые годы правления Ираклия и в период анархии 710–718 годов, неудивительно, что старые социальные устои, не бывшие комфортными для большинства населения, исчезают.
Исчезновение крепостной системы стало переменой к лучшему во всей империи. Но в большинстве остальных аспектов перемены были к худшему. Цивилизация целого государства опустилась на очень низкий уровень в сравнении с тем, что существовал в V веке. Литература и искусство достигли низшего уровня, когда-либо известного на востоке. Вся литература, за исключением составления полемических религиозных трактатов, исчезла: между 620 и 720 годами нам не известен ни один современный историк; обо всех событиях этого периода мы узнаем исключительно из более поздних источников. Поэтические, научные и философские труды в то время тоже не создавались, за исключением «Ираклиады» Георгия Писиды — поэтического произведения о войнах Ираклия. Изучение латыни прекратилось настолько полно, что великие юридические труды Юстиниана стали бесполезными для обитателей империи. Они стали закрытой книгой для всех, кроме самых образованных людей, так что систематическое право, можно сказать, прекратило свое существование. В разных фемах правосудие отправлялось по местным обычаям и практикам, а не согласно нормам старого римского права. Льву пришлось сократить и перевести Кодекс Юстиниана, чтобы сделать его полезным и понятным. Занимаясь этим, он пропустил довольно большие части кодекса, желая привести его в соответствие с нуждами и обычаями дня, ведь после Юстиниана изменились и социальные условия, и образ жизни людей. Упадок искусства был таким же быстрым, как упадок литературы. До нас дошло очень мало предметов несчастливого VII века, но те, что являются самыми многочисленными, — монеты императоров — демонстрируют самую варварскую неспособность выразить даже простейшие формы. Лица Ираклия и Константина V лишь с большой натяжкой можно назвать человеческими, а буквы настолько плохо написаны, что практически недоступны для понимания.
Самой болезненной чертой того времени было то, что упадок искусства и литературы сопровождался ростом невежества и дремучих предрассудков, которые были бы невероятными для древних римлян IV и даже V века. Хотя Константинополь сохранил все великие литературные труды Античности, на умы его правителей они не произвели большого впечатления. В точности так же великие произведения греческих скульпторов, которые все еще украшали городские улицы, не впечатлили константинопольских ремесленников. Это было время бурного роста бесчисленных глупейших предрассудков, колдовства и черной магии, рождения диких преданий о сомнительных святых и странного непонимания природных явлений.
Среди самых заметных признаков роста иррациональных предрассудков можно назвать отчетливую тенденцию, имевшую место в VII веке, к поклонению иконам. Эту практику называли иконопочитанием. В противоречие ранним христианским традициям у людей вошло в обычай приписывать странные магические возможности образам, скульптурным и нарисованным, Христа и святых. Они считались не только полезным мемориальным предметом, направляющим поклонение верующих. Люди верили, что в самих изображениях заключена святость и они способны творить удивительные чудеса. Ираклий имел и всегда носил с собой, как фетиш, картину, по его мнению, нарисованную на небесах рукой ангела, и считал, что она приносит ему удачу. Распятию над дверью императорского дворца приписывали владение человеческой речью. Даже патриархи и епископы утверждали, что из руки изображения Святой Девы в столице сочится благоуханный бальзам. В каждой церкви и монастыре был свой творящий чудеса образ, и приношения ему служили весомым источником дохода. Возникали весьма необычные фантазии: к примеру, чтобы сделать любимый образ крестным отцом ребенка при крещении, с него соскребали немного краски и подмешивали ее в крестильную купель.
