Собрав достаточно человек, Боэмунд пошел на штурм цитадели. Однако тюрки отразили штурм и ранили самого Боэмунда. Его солдаты предпочли вернуться к более приятному занятию: грабить и громить городские улицы дома, но вскоре его ободрило появление одного армянского крестьянина, который принес ему голову Яги-Сиана. Во время бегства на горной тропе Яги-Сиан упал с коня. Спутники бросили его, и, пока он лежал там, обессилевший и оглушенный, его нашли и узнали в лицо несколько армян. Они сразу же убили его, и один из них неплохо заработал на том, что принес Боэмунду его голову, остальные продали его пояс и ножны по шестьдесят безантов за штуку.
К наступлению ночи 3 июня в Антиохии не осталось ни единого живого тюрка. Даже из соседних деревень, в которых не видели ни одного франка, местные мусульмане бежали, ища пристанища у Кербоги. Дома горожан — христиан и мусульман — крестоносцы разорили. Найденные там ценности и оружие они бездумно разбросали или уничтожили. Нельзя было пройти по улице, не наступив на трупы, которые быстро разлагались на летней жаре. Но Антиохия снова стала христианской
[72].
Глава 4. Антиохия взята
Простерли руки свои на тех, которые с ними в мире, нарушили союз свой.
Псалом 54: 21
От взятия Антиохии возрадовались сердца христиан. Но когда их безумное ликование улеглось и крестоносцы оценили свое положение, оказалось, что оно не намного лучше, чем раньше. От полчищ Кербоги их защищали городские укрепления, не поврежденные во время боя, находившиеся с войском мирные паломники, до сих пор многочисленные, несмотря на болезни и бегство, нашли надежный приют и уже не были для крестоносцев таким тяжелым бременем, как в лагере. Тюркский гарнизон, находившийся в городе, был практически уничтожен и уже не представлял никакой угрозы. Но оборона протяженных городских стен требовала куда больше людей, чем было по силам франкам. Цитадель еще не пала, и ее требовалось сторожить. Хотя засевшие там тюрки были слишком слабы для наступательных действий, с ее вершины можно было наблюдать за каждым шагом в городе, а помешать гарнизону установить связь с Кербогой не было никакой возможности. В самом городе крестоносцы не нашли никаких запасов еды, на которые надеялись, и собственными руками в своем опьянении победой уничтожили большую часть его богатств. И хотя мусульмане были перебиты, они не могли доверять и местному христианскому населению. Сирийцы в прошлом уже проявляли вероломство и не особо симпатизировали латинянам. Их измена представляла куда больший риск для защитников города, чем для их противников снаружи. Более того, победа остро поставила вопрос, который и без того уже начал приводить к ссорам между христианами: кто получит город?
Сначала обсуждать будущее Антиохии было некогда. Кербога наступал, и город нужно было защищать от неминуемого нападения. У Боэмунда, что бы он ни задумал, было недостаточно войск, чтобы поставить на все стены, не прибегая к помощи соратников. В обороне должны были участвовать все, и каждый из вождей взял себе по участку укреплений. Непосредственная задача армии состояла в том, чтобы очистить город от мертвых и быстро похоронить их, прежде чем из-за гниющих трупов начнется эпидемия. Пока солдаты занимались этим, епископ Пюиский взялся очистить и вернуть христианам собор Святого Петра и другие церкви, оскверненные тюрками. Патриарха Иоанна выпустили из узилища и вернули на патриарший трон. Иоанн был греком и недолюбливал латинян, но он был законным владыкой патриархии, находившейся в полном церковном общении с Римом. Адемар, разумеется, не собирался игнорировать его права, выступая тем самым против законности и чувств местных верующих. Так же и крестоносцы, зная о мучениях Иоанна за веру, не возражали против его восстановления, кроме, может быть, Боэмунда, который мог видеть в нем будущую помеху для своих замыслов.
Едва крестоносцы успели обосноваться в городе, как подошел Кербога. 5 июня он достиг Оронта у Железного моста, а два дня спустя раскинул лагерь под стенами на тех самых позициях, которые недавно занимали франки. Шамс ад-Даула послал к нему из цитадели просьбу о помощи. Но Кербога настаивал, что его войска должны занять цитадель. Шамс молил оставить ему командование до взятия города, но напрасно. Ему пришлось передать крепость со всеми ее запасами доверенному помощнику Кербоги Ахмеду ибн Мервану.
Первый план Кербоги состоял в том, чтобы проникнуть в город из цитадели. Предвидя эту угрозу, Боэмунд и Раймунд наспех возвели стену, чтобы отрезать цитадель от городских укреплений. Поскольку это был самый уязвимый участок обороны, по всей видимости, они по очереди ставили на него своих людей. Разведав обстановку, Ахмед ибн Мерван именно туда пошел на приступ, вероятно утром 9 июня. Гуго Вермандуа, граф Фландрский и герцог Нормандский отвечали за оборону участка и едва не отступили под натиском неприятеля, но в конце концов они отогнали его назад с тяжелыми потерями. После этого Кербога решил, что обойдется меньшими потерями, если возьмет франков в более плотную блокаду и атакует их позже, когда они будут ослаблены голодом. Десятого числа он подошел, чтобы взять город в кольцо. Крестоносцы пытались помешать ему и совершили яростную вылазку, но вскоре были вынуждены отступить под защиту стен.
Неудача повергла крестоносцев в уныние. Их боевой дух, ненадолго воспаривший после взятия города, опустился ниже некуда. Еды снова стало не хватать. Один ломоть хлеба стоил целый безант, яйцо — два безанта, а курица — все пятнадцать. Многие выживали только тем, что жевали листья с деревьев или сухие шкуры. Адемар Пюиский напрасно пытался организовать помощь для самых бедных паломников. Среди рыцарей было множество тех, кто считал, что Этьен Блуаский поступил разумно. В ночь на 10 июня отряд под началом Гийома и Обри из Гран-Мениля и Ламбера, графа Клермонского, сумел пройти за линии врага и поспешно направился к морю у Святого Симеона. Там в гавани стояли корабли франков, скорее всего, генуэзцев и Гинимера. Когда пришли беглецы и заявили, что армия крестоносцев обречена, они сразу же снялись с якоря и быстро отправились в более безопасное место. Беглецы вместе с ними уплыли в Тарс. Там они соединились с Этьеном Блуаским, который, услышав о взятии Антиохии, планировал вернуться туда, но при виде показавшегося вдалеке войска Кербоги решил не торопиться. Гийом Гран-Менильский был женат на сестре Боэмунда Мабилле, и сам факт дезертирства столь близкого родственника самого предводителя нормандцев не мог не произвести удручающего впечатления на армию.
В тот момент засевшим в Антиохии казалось, что их единственный шанс на спасение — это приход императора с его войском. Было известно, что Алексей уже выступил из Константинополя. За весну Иоанн Дука дошел через Лидию до главной дороги во Фригии, по которой шли крестоносцы, и на некоторое время вновь разблокировал путь на Атталию. Поэтому Алексей рассудил, что может безопасно повести свою главную армию в сердце Малой Азии, чтобы прийти на помощь Крестовому походу, хотя многие его советники выступали против экспедиции, которая должна была увести его так далеко от столицы по земле, еще не очищенной от врага. К середине июня Алексей подошел к Филомелиону. Пока он готовился к дальнейшему пути, в лагере объявились Этьен и Гийом. Они вместе приплыли из Тарса и по дороге, видимо в Атталии, узнали о том, где находится император. Оставив своих людей добираться по морю, они поспешили на север в Филомелион, чтобы рассказать Алексею, что тюрки теперь уже наверняка взяли Антиохию и армия крестоносцев разбита. Примерно в то же время к нему явился Пьер Ольпский, оставивший свой пост в Комане восточнее Кесарии, и сообщил, что тюркская армия направляется к Алексею, чтобы разгромить его, прежде чем он успеет добраться до Антиохии. У Алексея не было причин не верить им. Этьен до сих пор был верным и надежным другом, да и такое несчастье вовсе не казалось невероятным. Полученные известия заставили императора пересмотреть свои планы. Если Антиохия взята и франки погибли, тюрки наверняка продолжат наступление. Сельджуки, несомненно, попытаются вернуть себе потерянное, а за спиной у них будет целый мир победоносных тюрок. При таких обстоятельствах было бы безумием продолжать поход. Так случилось, что его левый фланг был опасно оголен перед возможной атакой врага. Растягивать свои коммуникации в такой момент ради уже проигранного дела было немыслимо. Если бы даже Алексей был таким же авантюристом, как предводители крестоносцев, риск для него едва ли был бы оправдан. Но он отвечал за благополучие великой империи, находившейся в уязвимом положении, и исполнял долг перед своими подданными. Он созвал совет и сказал собравшимся, что нужно отступать. В их числе был нормандский дворянин, неполнородный брат Боэмунда по имени Ги, который прослужил у Алексея много лет. Бедствия крестоносцев не оставили Ги равнодушным, и он умолял императора продолжить путь — вдруг еще есть шанс их спасти. Но его мольбу никто не поддержал. Великая византийская армия отступила на север, оставив за собой кордон из опустошенной земли, чтобы защитить недавно завоеванные территории от тюрок
[73].
