Итак, если никому не придет в голову отрицать, что Аббас Великий был истинный азиатский деспот, то сейчас же надо прибавить, что он был один из «просвещенных» деспотов, которые обращались с людьми, как с ничего не стоящим материалом, не из пустого произвола, а ради великих целей, и путем жертвы все-таки сравнительно небольшого числа действительно на долгое время обеспечили благо большинства. Он, без сомнения, отличался политическою проницательностью и ясностью суждения, которые обусловливают возможность понимания государственных нужд и средств к их удовлетворению, и таким образом имел право насильственно требовать того, в чем отказывали ему непокорность и мятежное себялюбие правящих классов. Правда, счастье благоприятствовало ему; никогда не улыбалось оно ему в большей степени, как в самом начале его правления, когда ему удалось опасное предприятие: устранить путем убийства того, кто думал сажать царей на престол, начальника устаджлу Муршида Кули; этим поступком он выказал не столько свою благодарность, сколько понимание характера своей будущей власти. Выказав таким недвусмысленным образом желание стоять на собственных ногах, он тотчас же принялся разумно и энергично противодействовать тому главному злу, которое подтачивало силы Персии.
С турками он в 998 (1590) г. заключил пока мир, который оставлял за ними все сделанные ими завоевания; также против узбеков, которые под предводительством воинственного Абдуллы II опустошили даже священный город Мешхед, он принял только самые необходимые меры для защиты — все это до тех пор, пока необходимое переустройство его войска и государства заставляло его обращать внимание на задачи по внутреннему управлению. Он был всецело занят освобождением царства от тех оков, какие возложили на него турецкие племена и их начальники. Малейшее, даже кажущееся предпочтение, оказанное одному из них, тотчас возбуждало неудовольствие других, и раздоры и побоища, возникавшие при малейшем поводе, никогда не позволяли вполне рассчитывать на войска провинций, которые были ими заняты. Шах был настолько умен, что нашел самое действительное и простое средство, чтобы помочь горю: он объявил, что к уже существующим товариществам кизил-баши присоединится еще новое, во главе которого будет стоять один шах; примкнуть же к нему позволяется без различия всем членам прежних племен. Это новое товарищество, которое образовало теперь собственно ядро турецкого элемента в стране, было названо Шах-Севен, «Товарищи шаха»; а так как привилегии этих добровольцев естественно соответствовали этому лестному титулу, то понятно, что красноголовые стекались со всех сторон. Число семейств этого общества «товарищей шаха», как говорят, возросло под конец до ста тысяч; с этих пор оно стало главной опорой Сефевидской династии и настолько увеличило власть шаха, что давало возможность обходиться отчасти без остальных племен и увеличить их покорность.
Наряду с товарищами шаха появилось еще учреждение другого рода, хотя и преследовавшее те же цели. До сих пор все отряды, которые набирались из всех племен и простирались до 60 тысяч человек, управлялись и содержались своими начальниками, и шах не мог назначить начальником никого, кто не принадлежал к соответствующему племени. Таким образом, военные силы страны находились прежде всего в руках начальников племен, и, хотя новое товарищество «товарищей шаха» изменяло это положение вещей в пользу правительства, все-таки следовало бы еще иным образом создать войска, подчиненные непосредственному управлению шаха. Для этого Аббас уменьшил наполовину количество людей, которое племена выставляли для военной службы; место остальных заступили набранные солдаты, которые получали свое жалованье из государственной казны, а своих офицеров — от шаха. Теперь только он сделался полным господином своей страны. И если опасность, угрожавшая повсюду на Востоке, да и нередко и в европейских государствах и заключающаяся в том, что какой-нибудь наместник не находящейся под рукой у шаха провинции выкажет в своей резиденции стремление к самостоятельности, ни в каком случае не была совсем уничтожена, то все же и до теперешнего времени она не привела к действительному распадению персидского царства, и последствия дальнейшего существования отдельных племен сказались лишь в многократной смене династий со времен Сефевидов.
Уверенный в своем войске, которого способность действовать была еще увеличена введением огнестрельного оружия, Аббас принялся за восстановление престижа своего государства извне. Узбеки были основательно побиты при Герате уже в 1006 (1597) г., и их держали в таком страхе, что северо-восточная граница пользовалась такой безопасностью, какой не привыкла видеть уже десятки лет; а против турок шах, которому благоприятствовали внутренние затруднения и падение османского царства при Мухаммеде III и Ахмеде I, открыл в 1012 (1603) г. столь энергичные наступательные действия, что к 1016 (1607) г. он вновь завоевал три области: Азербайджан, Ширван и Грузию. Но ликование народа не знало меры, когда в 1032 (1623) г. достославные успехи великого государя увенчались завоеванием Багдада с его святыми местами, Неджефом и Кербелой; для нас же блеск этого военного подвига значительно затемняется рядом ужасающих жестокостей, совершенных над несчастным населением и достигших своего верха в избиении большинства суннитов в самом Багдаде. Добрые персы и до сих пор менее сентиментальны, чем мы, и, во всяком случае, это строгое мероприятие не повредило популярности, какой Аббас пользовался у своих подданных тогда, как и позднее, и которая превышала даже популярность его предка Измаила. Его образ, конечно окруженный и украшенный различного рода легендарными чертами, еще до сих пор живет в памяти персидского народа подобно тому, как среди народов, говорящих на арабском языке, жив Харун ар-Рашид, и число анекдотов и остроумных рассказов, в которых он, часто наряду с своим придворным шутом, играет главную роль, бесконечно велико. Аббас заслужил право на почетную память в своем народе не только усмирением кизил-баши и своими военными успехами. Заботы даровитого и умного государя были направлены не только на внешний порядок государственного управления и на восстановление прежних границ, но в равной степени и на оживление и поддержку более глубоко лежащих стремлений к духовному и материальному прогрессу и поднятию культурного состояния местами все-таки столь плодородной почвы Персии, которое со времени первого нашествия монголов во многих местах дошло до полного запустения. Постройкой дорог и мостов, базаров и караван-сараев он особенно старался способствовать обмену продуктов между различными провинциями и развитию торговли с другими странами; с этой же целью была проведена, по-видимому, столь жестокая мера, согласно которой во время турецкой войны 1013 (1604) г. армянское население лежащего у Араса Джульфы заставили выселиться и поселиться около самого Исфахана, который между тем был сделан столицей, в то время как жители Эривана, Нахичевани и других мест персидско-турецких пограничных стран были переведены в Северную Мидию и Азербайджан. Ближайшею целью этого было опустошить большую часть Армении и затруднить этим нападения турок на персидские владения; но в то же время, особенно для жителей Новой Джульфы, как называли тогда колонию около Исфахана, было сделано все возможное, чтобы ободрить промышленных армян в их занятиях ремеслами и торговлей и тем самым послужить на пользу обедневшей стране.
