При преемнике Сулеймана (который между прочим велел казнить и одного из своих сыновей), при сыне его Хусейне (1106–1135 = 1694–1722) упадок выказался и извне. То сочувствие, которое династия уже вследствие своего происхождения питала к суфизму, исчезло вместе с возрастающим тяготением шахов к официальной церкви — последняя ведь всегда должна была встать вразрез со свободомыслящими стремлениями мистиков.
Итак, шах Хусейн старался прежде всего быть благочестивым человеком: при его дворе влиятельную роль играли не визири или ханы (этот старый титул турецких начальников давали обыкновенно высшим офицерам), а господствовали муллы
[345], которые, благочестиво возводя очи к небу, во множестве расхаживали по дворцу; и они-то, всей природе которых противно было дервишество, подбивали неспособного властелина к преследованию всякого суфийского духа, как ереси. Если принятые к тому меры вызывали неудовольствие в собственно персидской части населения, среди которого дервиши имели наибольшее число приверженцев, то и турецкие войска были также недовольны уменьшением своего влияния, вызванным духовенством: достаточно было одного сильного удара, чтобы уничтожить, по-видимому, столь упроченную власть Сефевидов. Он был нанесен извне, с той стороны, которая с этих пор вообще стала всегда опасна персидскому царству. Со времени первых войн между Узбеком Шейбани, Тимуридами и Сефевидом Измаилом область Кандагара, которая уже воспользовалась слабостью султана Хусейн-и-Бейкары для приобретения довольно большой самостоятельности, была не только предметом раздоров между персидским шахом и вскоре затем возвысившимися Тимуридами Индии, которые владели и Кабулом. Но благодаря любви к раздорам живущего поблизости афганского населения стала источником частых затруднений для того из обоих государств, к числу провинций которого, исключая саму крепость, она принадлежала. Во время правления Хусейна город управлялся за шаха хорошим правителем, но в 1121 (1709) г. Мир Ваиз, лукавый начальник афганского племени гилзиев
[346], тонко обманув неспособный исфаханский двор, достиг влиятельного положения, которое дало ему возможность, как будто дружески, приблизиться к персидскому правителю, а затем избить его вместе со всеми его окружающими на одном пиршестве. Прошло много времени, пока жалкий шах собрался с силами отправить войска против дерзкого мятежника; но до смерти Мира Ваиза (1127 = 1715 г.) персидские войска потерпели несколько поражений, а в 1129 (1717) г. его сын, человек невыдающийся, был изгнан своим двоюродным братом Махмудом, который своей храбростью и беспощадностью, пожалуй, превосходил своего дядю. Соединив многочисленные племена и приняв начальство над ними, он напал на персидское царство, как раз терпевшее нападения от узбеков, курдов турецкой пограничной полосы, даже арабского флота имамата Маскатского
[347], население которого в 1053 (1643) г. изгнало португальцев и теперь стало самостоятельным; кроме того, персидскому правительству именно теперь мешали бессовестные интриги влиятельных мулл. Поэтому, когда в 1135 (1722) г. персидское войско потерпело поражение под Исфаханом, то все было кончено. Ханы, которых не сдерживала крепкая воля, рассыпались вместе со своими войсками по областям. Храбрые армяне Джульфы, несмотря на мужественное сопротивление, пали жертвой свирепости афганов. После этого шах не нашел ничего более разумного и достойного, как позволить осадить себя в Исфахана. Жители этой столицы издавна отличались большей словоохотливостью, нежели храбростью; теперь же шах не сумел воспользоваться даже их отчаянием для энергичного сопротивления: город был заморен голодом, и 22 октября 1722 г. (11 мухаррема 1135 г.) последний Сефевид должен был сдаться, причем он передал свою корону афганскому варвару.
Мы говорим последний Сефевид, так как если катастрофа, обусловленная больше слабостью и невероятною глупостью Хусейна и его мулл, чем могуществом афганов, еще не означала продолжительного падения персидской самостоятельности, то для этой давно уже не управлявшей династии действительно наступил конец. Капитуляция Хусейна, правда, спасла ему жизнь, но не избавила от смерти его детей и других родственников: для того чтобы обезопасить себя от грозных соперников, грубый афган велел убить всех их уже в 1137 (1725) г. Только один из сыновей Хусейна, который еще раньше бежал из Исфахана, мог еще попытаться продолжить борьбу в Мазандеране: он внесен в список шахов рядом с узурпатором Махмудом, под именем Тахмаспа II, но никогда не мог достичь самостоятельного значения. Государство было обязано своим спасением, как некогда и своим основанием, силе турецких племен. Каджары, имевшие стоянку на юго-востоке Каспийского моря, собрались вокруг Тахмаспа, и с такой же, по-видимому, готовностью поступил на службу к законному наследнику престола один предводитель вольных отрядов, который собственными силами начал в Хорасане войну с афганами и уже отнял у ненавистных врагов важную крепость Нишапур. Надир — так звали неожиданного помощника в нужде — еще до этого вел жизнь далеко не безмятежную. Он родился в Хорасане в 1100 (1688) г., происходил из племени афшаров и, будучи еще мальчиком, был схвачен рыскающими узбеками; позднее он бежал от них, поступил на военную службу, но вскоре, благодаря своей необузданности, перешел за границы всего дозволенного. Выступая то в качестве предводителя разбойников, то в качестве солдата, он снискал себе большую известность своею громадною силой и военными способностями, когда полная перетасовка, вызванная афганской войной, дала ему настоящее поле деятельности.
Убив своего дядю, который стоял во главе части афшаров и управлял незначительной крепостью Хорасана, он сам сделался их предводителем, и успехи его с афганами в малых войнах заставили Тахмаспа не пренебрегать помощью такого энергичного человека. Надир не заставил долго упрашивать себя. Он явился к шаху с 3000 человек (1139 = 1727 г.); беспощадно вытеснив начальника каджаров, он обеспечил единственно за собой благорасположение мнимого государя, который надеялся навсегда привязать его к себе дарованием ему титула Тахмасп Кули-хан («Хан, слуга Тахмаспа»), между тем как слуга с самого начала только о том и помышлял, как бы как можно скорее сделаться господином. Теперь весь Хорасан был быстро завоеван: со всех сторон под знамена персидских шиитов, теперь опять победоносно поднятые против афганов-суннитов, стекались новые военные отряды; в 1141 (1729) г. Ашраф, сын умершего в 1137 (1725) г. от сумасшествия Махмуда, был разбит наголову у Дамегана, куда он придвинулся с своим войском навстречу Надиру, и персидские провинции одна за другою достались теперь на долю освободителя. Ашраф доставил своему ярому сопернику удовольствие: на обратном пути он велел убить Хусейна, все еще жившего в плену; во время дальнейшего бегства на родину от неутомимо преследовавшего его Надира Ашраф погиб в столкновении с одной разбойничьей шайкой белуджей (1142 = 1730 г.). Народ со всех концов набросился на разъединенных афганцев, грубость и жестокость которых уже в течение восьми лет приводила в отчаяние всю Персию, и скоро и последняя пядь отечественной земли была освобождена от иноземного владычества.
