Первая, благодаря значительной отдаленности от столицы, была всегда довольно самостоятельна под управлением частью боковых линий царствующих династий, частью других наместников. В 739 (1338) г. Мубарак-шах, в руках которого находилась в то время провинция, окончательно отказался признавать верховную власть делийского султана. Впредь до завоевания ее Акбаром в 984 (1576) г.
Бенгалия остается независимым государством, часто раздираемым внутренней борьбою между вельможами и многочисленными, отчасти быстро сменявшими одна другую династиями турок, индусов, афганцев, однажды даже абиссинских рабов. С не меньшими превратностями развивалась судьба Декана. Здесь национальный индийский элемент всегда оставался гораздо могущественнее, чем в Индустане, гораздо ранее подпавшем влиянию ислама; этому способствовало то обстоятельство, что и вторгнувшиеся мусульмане большей частью исповедовали шиитизм.
Шиитом был и Хасан Ганго — второе имя указывает если не на индийское происхождение, то все-таки на близкую связь с туземцами; оно указывает на такую связь также и потому, что его династия рядом с обыкновенным именем Бахманис, мало разъясненным сомнительным анекдотом, носит также название брахманской. Основатель ее в 748 (1347) г. освободил от индустанского владычества обширную область между горами Виндья и рекой Кришной, и приблизительно до 924 (1518) г. она оставалась единым государством. Во время царствования неспособного Бахманида Махмуда II, окончившегося в упомянутом году, оно начало распадаться на части, и тогда здесь образовались не совсем одновременно пять новых династий: Низам-шах II в Ахмеднагаре, Имад-шах II в Бераре, Барид-шах II в Бейдере, Адил-шах II в Биджапуре и Кутб-шах II в Голконде, рядом с которыми несколько меньших княжеств, как, например, Хандешское (к югу от нижней Нербудды), образовавшееся уже в 771 (1370) г., не играли важной роли. Хотя эти государства довольно часто воевали друг с другом и при случае даже лишали одно другое самостоятельности, однако они составляли сильную защиту исламу от чисто индийских государств, таких как области Ориссы на востоке и особенно могучее царство Виджаянагар на юге, в переменной борьбе с которым они сами еще дальше расширили свои владения. Между тем на севере безостановочно подвигался процесс разложения султанства Дели. Сын и преемник Мухаммеда Тоглука, Фируз-шах (752–790 = 1351–1388), обладал, без сомнения, менее властным характером, чем его отец; он делал что мог, чтобы залечить раны, нанесенные его стране.
Множество общеполезных работ — восстановление каналов, плотин и мостов, починка пришедших в упадок построек его предшественников и тому подобное — указывали, что он заботился о возможном сохранении того, что вообще еще можно было сохранить. Что миролюбивому и добродушному государю действительно удалось достигнуть многого в этом направлении, показывает уже то цветущее состояние, в каком Тимур нашел Дели скоро после конца его царствования; но характер правления Фируз-шаха естественно исключал энергичное преобразование порядков армии, и потому почти само собой разумеется, что после его смерти нельзя было воспрепятствовать дальнейшему отделению больших провинций, тем менее, что от 790–795 (1388–1393) гг. пятеро его преемников последовали один за другим при беспрестанных революциях, а внук умершего, Махмуд, последний Тоглукид, носивший наконец титул султана в продолжение двадцати лет (795–815 = 1393–1412), был совершенным ничтожеством. Приходилось допускать царствовавшего в Синде шаха не обращать больше никакого внимания на делийский двор; но еще хуже было то, что управлявший с 778 (1376) г. в Гуджерате наместник Зафир-хан безнаказанно занял довольно самостоятельное положение, и последовавшее в 793 (1391) г. пожалование ему знаков царского достоинства, после которого он называл себя Музаффаром-шахом, было, вероятно, только застенчивой попыткой сохранить по крайней мере внешние формы: о том, чтобы вернуть обратно отдаленную область, вдобавок отрезанную от Дели раджпутанским государством Меваром и теперь предоставленную самой себе, до 980 (1572) г. нечего было и думать, особенно с тех пор, как в 796 (1394) г. соседняя с ней на востоке обширная и плодородная провинция Джонцур с принадлежащим к ней Бихаром тоже объявила себя самостоятельным государством.
Пенджаб также не был больше надежным владением: в 798 (1395/96) г. восстал мультанский эмир Хизр-хан, Сейид, то есть человек шиитского образа мыслей, как утверждают, алидского происхождения; однако мажордому слабого Махмуда, Меллу Икбаль-хану, удалось еще при помощи посланных войск победить и взять в плен мятежника. Он спасся бегством и жестоко отомстил за себя: когда в 800 (1398) г. в Индию ворвались татары под предводительством Тимура, Хизр-хан употребил все свое влияние, чтобы проложить дорогу хищникам. Мы знаем все ужасы, которые причинил этот поход во всей стране и столице, и после предыдущего нас не удивит, что он фактически положил конец династии Тоглука, хотя враги и покинули разграбленный Индустан уже в том же году.
Не один Музаффар-шах Гуджаратский сбросил теперь последнюю тень зависимости, но и провинция Мальва (между Гуджаратом, Меваром и горами Виндья) в 804 (1401) г. воспользовалась случаем отделиться от Дели и основать отдельное государство, просуществовавшее до 937 (1531) г., когда оно было присоединено к владениям Гуджарата. Даже области Инда и верхнего Ганга, древние коренные земли ислама, не остались соединенными: в Пенджабе распоряжался Хизр-хан, который снова утвердился там с разрешения Тимура; а наместники остальных областей, которые после ухода татар привели насколько можно было в порядок подведомственные им округи, гораздо меньше заботились о беспокойно скитавшемся султане, чем о том, кому из них удастся отбить у другого клочок его земли. Наконец Махмуд нашел защиту у Икбаль-хана, снова овладевшего самим Дели; но и эта радость продолжалась недолго. Хизр-хан наметил теперь более высокую цель своему честолюбию: в 808 (1405) г. он напал даже на древнюю столицу, и хотя он был отбит Икбаль-ханом, но этот последний должен был заплатить жизнью за свою победу. Теперь Дели остался во власти еще находившихся там войск, во главе которых выступил один афганский предводитель, Даулет-хан Лодий
[351]; Махмуд был оставлен для вида султаном до своей смерти, последовавшей в 815 (1412) г., тогда же высшим вождем был избран афганец. Назвать себя сам султаном он не мог; царствование его, если вообще можно называть его так, тоже продолжалось недолго, так как в 817 (1414) г. вторично подступил Хизр-хан, и Даулет Лодий должен был сдать ему город. Затем следует сорокалетний промежуток времени, самый несчастный из всех несчастных периодов в истории этих династий. Хизр-хан (817–824 = 1414–1421), его сын Мубарак-шах (824–837 = 1421–1433) и племянник последнего, Мухаммед ибн Ферид (837–847 = 1433–1443), Сейиды, как их обыкновенно называют, были одинаково мало в силах внушить уважение к своей власти где-либо вне тесных пределов провинций Дели и Пенджаба; даже Пятиречие принадлежало им, собственно, только по имени, а область вокруг столицы, разделенная между несколькими мелкими царьками, все больше уменьшалась, благодаря беспрестанным грабительским набегам царей Джонпура и Мальвы, особенно при последнем из трех Сейидов. Наконец, не зная больше, что делать, он призвал для защиты столицы своего наместника или, вернее, несмотря на это название, самостоятельного государя Лахорского, афганца Бахлуля Лодия. Он спас город, но лишь для того, чтобы потом самому делать неоднократные попытки к его завоеванию, как до смерти Мухаммеда, так и во время мнимого царствования его сына Алем-шаха (или Ала ад-Дина Мухаммеда, как его обыкновенно называли (847–855 = 1443–1451). Так как с Алем-шахом в самом деле нельзя было ничего предпринять, а суннитские афганцы и турки вообще тяготились шиитами Сейидами, которые, со своей стороны, естественно благоволили к индусам, то в конце концов турки и афганцы согласились устранить мнимого владыку и возвести на престол Бахлуля Лодия. Турки давно изнежились под расслабляющим солнцем Индии и уже с некоторого времени должны были терпеть рядом с собой другие элементы; с Бахлулем Лодием их место заняли собственные афганцы (патаны).
