В привычки Бабура не входило почить на завоеванных лаврах: к тому же и положение его совсем не позволяло этого. Он сумел воспользоваться междоусобными войнами афганцев, чтобы окончательно уничтожить без того уже расшатанное ими султанство Лодия. Но был и другой вопрос: окажется ли он со своей горстью людей в силах противостоять таким же и сильнейшим бурям? Свойственное ему сдержанное благоразумие, соединенное с отважной решимостью, и в этом случае обеспечило прочность его минутному успеху. Вблизи дело казалось еще опаснее, хотя Агра, официальная столица афганского Индустана, скоро после Дели увидела его в своих стенах как победителя. Остальные города, укрепленные и имевшие в своих стенах войска, приготовились к сопротивлению; командовавшие ими предводители сговорились между собой, выставили своим государем брата Ибрахима, Махмуда, и обменялись посольствами с раджпутом Рана Сайкой, который со своей стороны, может быть, вследствие ранее сделанного уговора с Бабуром, потребовал для себя большую часть правого берега Джумны.
Но и теперь, на счастье Бабура, личная вражда, прихоти и зависть уже давно заглушили у афганцев всякое единодушие. Войска, посланные в Джонпур еще Ибрахимом, одержали под начальством шейха Баязида значительный перевес над тамошними мятежниками, но эти последние выбрали себе из племени лохани нового шаха, по имени Мухаммед, который все еще повелевал всем Бихаром. Теперь между ними и Бабуром находился только Баязид; он счел невозможным союз с Мухаммедом — ему не оставалось, значит, ничего другого, как войти в соглашение с Бабуром. Император принял с распростертыми объятиями его и его приверженцев, пожаловал им большие лены в Джонпуре и Бихаре, которые им стоило только отнять у бунтовщиков, и теперь тыл его был в безопасности. Если не совсем так, то очень похоже на это обстояло дело у предводителей запада; и здесь также Бабур сумел привлечь на свою сторону не одного противника умной смесью благосклонной учтивости и твердости. Одну минуту положение действительно ухудшилось, когда войска Мухаммеда Бихарского снова подступили к Джонпуру; но вспомогательное войско под начальством сына Бабура, Хумаюна, помогло единомышленникам императора с Баязидом во главе снова отбросить их к Бенгалии, и скоро после начала 933 (1527) г. все войска Бабура были собраны вместе в Агре. Сам он в это время также не оставался праздным, а трудился над покорением отдельных мелких княжеств и вооружался к предстоящей трудной борьбе с раджпутом Рана Санкой.
Пока в конце 932 (1526) г. удалось еще взять с помощью хитрости важный Гвалиор; оба поссорившиеся союзника пересылались разными посольствами с обоюдными упреками, причем каждый из них обвинял другого, и, может быть, оба с основанием, в ненадежности и вероломстве, — но как только Хумаюн с подчиненными ему войсками опять прибыл в столицу, Бабур тронулся в поход против Раны. Это было без сравнения опаснейшее предприятие из всех индийских войн, вместе взятых. Не говоря уже о самом старом раджпутском государе, который почти удвоил объем своего государства в беспрестанных распрях с магометанскими царями Дели и Мальвы и при этом получил восемьдесят ран, потерял один глаз и одну руку и стал хромым на одну ногу, благодаря пушечному ядру, не говоря о таком предводителе, 80 тысяч раджпутов, во главе которых он стоял, представляли силу иного рода, чем уже сильно пришедшие в упадок афганцы или смирные индусы страны двух рек. Надежды Бабура основывались, как всегда, на превосходстве военного искусства его и его помощников, особенно на целесообразном употреблении его артиллерии, которой раджпуты не могли противопоставить ничего. Но на этот раз враги не поддались с самого начала на его старую тактику: окопаться со своими пушками на сильной позиции, вблизи неприятельской армии, и дать противнику разбить себе голову об укрепленную таким образом переднюю линию. Рана оставил стоять его на месте, а сам с частью своих войск, доходивших вместе с союзниками, как говорят, до 120 тысяч человек, принялся осаждать крепости, охранявшиеся для императора его афганскими друзьями, а с остальными, которые все еще превышали численностью монголов, наблюдал за движениями последних. Если же Бабур высылал несколько тысяч человек на некоторое расстояние, чтобы со своей стороны побеспокоить врагов, то более сильные массы храбрых раджпутских наездников прогоняли их назад с окровавленными головами — положение было неприятное, и удержать его продолжительное время было невозможно.
Бабур понял, что он должен взять быка за рога; но как сильно действовало на его дух, закаленный теперь уже тридцатилетними войнами, сознание, что в этой борьбе дело идет о том, быть или не быть, — должно было обнаружиться замечательным образом незадолго до решительного боя. Хотя Бабур никогда в своей жизни не был прямо невоздержным или порочным, однако по примеру своего джагатайского племени он никогда не придерживался особенно точно предписаний мусульманской религии — он любил выпить стакан вина или арака и часто проводил время со своей свитой за пирами, которые имеют двойную прелесть в походе между напряженными переходами и битвами.
Теперь он почувствовал потребность возвыситься нравственно над самим собой; он дал обет впредь больше не грешить против заповеди Аллаха, велел разломать все золотые и серебряные сосуды, которые он вез с собой, и куски раздать бедным, запасы вина с помощью соли сделать негодными для питья и потом вылить и побуждал всех последовать его примеру. Потом он собрал вокруг себя всех беков и офицеров, пылкими словами вдохновил их к битве с неверными раджпутами, пробудив в них тот дух воинственного фанатизма, который Мухаммед некогда вызвал в своих арабах, и заставил их поклясться вместе с ним над Кораном, что они победят или погибнут с мечом в руках. Если мы вспомним, как мало значения придавали до тех пор и он сам, и его окружающие своим религиозным верованиям, по обычаю старых монголов и татар, то можно изумиться внезапному действию такого воззвания. Между тем кто припомнит то своеобразное очарование, которое должна иметь для воинственных душ простых людей мысль, что они сражаются за самого Бога, раз эта мысль охватывает их со всем огнем рвения Корана, тот поймет, каким образом здесь звук древней исламской военной трубы, почти затихшей и позабытой в большинстве войн последних веков, веденных большей частью мусульманами против мусульман, мог здесь еще раз неудержимо увлечь всех за собой. Этот звук и теперь еще при случае производит свое действие…
Со своим маленьким, но отважным войском Бабур двигался теперь прямо на Рану, который со своей стороны был слишком храбрым воином, чтобы уклониться от предлагаемой битвы. В виду готового к сражению врага, близ Канвы, около семи миль к западу от Агры, Бабур с удивительной быстротой вторично импровизировал окопы и насыпи для орудий, которые должны были заменить ему десятки тысяч: и, несмотря на почти неистощимое геройство нападавших раджпутов, его мастерская тактика, подкрепленная превосходством артиллерии, одержала победу в десятичасовой горячей борьбе, 13 джумады II 933 г. (16 марта 1527 г.). Нападения храбрецов отбрасывались одно за другим, потом сами орудия были выдвинуты вперед, и центр врага поколеблен общим нападением. Раджпуты не уставали постоянно снова бросаться под смертельный огонь, но к вечеру даже их силы истощились. Победа была полная: первая военная сила Индии была на время совершенно сокрушена, и этим царский трон Бабура упрочен до конца его жизни.
