Как доказывает решающая роль берберов, на историю западного ислама прежде всего влияют его отношения к христианским государствам. В самом деле, восьмисотлетняя история этих отношений представляет непрерывное и неутомимое стремление христианских князей и народов стеснить ислам, сначала в Испании, а затем вытеснить его через пролив обратно в Африку, стремление, возникшее с момента окончательного арабского завоевания. С этой точки зрения мы можем рассматривать ход испанско-арабских событий в связи с общей системой всемирной истории и соединить их с историей Северной Африки, Сицилии и Южной Италии в одну общую картину, точно так же как на Востоке неразрывные связи между тремя народами — арабами, персами и турками — позволяют нам рассматривать судьбы населенных ими стран как одно в течение ряда столетий неделимое целое.
Обмен влияния между этими двумя группами, на которые распадается территория ислама, не мог значительно развиться, и это объясняется уже географическими и национальными условиями. Восточные Аббасиды и Омейяды долго старались удержать провинцию Кейруван, впоследствии берберы завоевали Египет для Фатимидов, однако никогда не удавалось перекинуть прочный политический мост через ту широкую разъединяющую область, которая здесь представляется в виде Сиртов и песчаной полосы Триполи, между дельтой Нила и западными провинциями. И как бы значительно ни было общение запада с востоком благодаря обязательному паломничеству в Мекку, как ни оживлен был духовный обмен между обеими группами мусульман, устранить это внешнее и внутреннее разобщение не было возможности. Впрочем, если даже выделить ту группу, которая расселилась по западной части Средиземного моря, то и тут трудно говорить о дальнейшем общем развитии. Сицилия, как остров, и впоследствии сохраняет относительную самостоятельность, и на нее имеют влияние, главным образом, судьбы соседней Южной Италии; и даже развитие Северной Африки только мало-помалу поддается более решительному влиянию соседней Испании, причем сказывается разобщающее влияние пролива. Но все же они составляют одно целое подобно тому, как два передовых отряда, стоящие отдельно от армии, находящейся у них в тылу, составляют одно целое между собой и с ней. И в великой средневековой драме народов нам предстоит рассмотреть и проследить в одном акте, как надвигающиеся народы запада нападают сперва на один, затем на другой из этих форпостов — на мусульманскую Испанию со стороны Леона и Астурии, на Сицилию в лице южноитальянских норманнов — и как первая погибает для ислама после восьмисотлетней борьбы, вторая — после непродолжительного сопротивления. Естественно, что сила, с которой христианские и мусульманские государства вступают в борьбу, зависит от внутренних условий, в которых находится та или другая сторона. Но успех или поражение всегда наполовину зависят от того, в каком состоянии находится управление другой: раскол среди христиан тотчас оказывается победой мусульман, а междоусобие у последних обеспечивает успех первым. Так образование Астуро-Леонского королевства делается возможным благодаря восстанию берберов против арабов в 123 (741) г. и тем раздорам, которые вскоре за этим последовали; и наоборот, только продолжительные дурные отношения между христианскими князьями, Леонским, Кастильским и Наваррским, и частые споры этих династий из-за престола дали возможность продлиться, правда, жалкому существованию мусульман в период их распада на мелкие государства. Но, сообразно с рамками поставленной нами задачи, мы не будем пытаться изобразить это взаимодействие во всех подробностях, как бы интересны и поучительны они ни были. Мы должны рассматривать это развитие со стороны ислама
[358].
После поражения, которое потерпели берберы от арабов и мединская партия от сирийцев Балджа, казалось, наступало спокойное время при эмире кельбите Абуль Хаттаре 125 (743) г. Но надежде на продолжительность внутреннего мира, столь необходимого уже ввиду нового христианского Астурийского государства, снова не суждено было осуществиться. Это совершенно понятно: если враждующие друг с другом племена кайситов и кельбитов ни в Африке, ни в самой метрополии халифата Омейядов, даже там, где их господство и господство арабов не было делом решенным, не могли сдерживать унаследованную ненависть, то в Испании нечего было думать о каком бы то ни было самообладании, которое вовсе не в характере этого народа.
Ас-Сумейль ибн Хатим, военачальник из кайситского племени килаб, по деятельности своей и храбрости был одним из наиболее выдающихся вождей сирийских арабов, которые, после победы над противными партиями, поселились в прелестной Андалузии
[359]. Как-то к нему обратился за помощью какой-то человек из кайситского племени кинана, обиженный несправедливым приговором йеменца-наместника, и Сумейль, не задумавшись ни на минуту, отправился к эмиру и решительным тоном потребовал изменения приговора. Абуль Хаттар рассердился на этот поступок одного из членов ненавистного ему племени и резко отказался исполнить это требование, а когда Сумейль ответил ему с раздражением, он велел за его хвастливую требовательность надавать ему пощечин и выгнать вон. Сумейль был потомком того Шамира, по приказанию которого когда-то при Кербеле был зарезан Хусейн, внук пророка, почти так же, как предок его, он мало стеснялся предписаниями религии; храбрый и щедрый, беспощадный и жестокий, презирающий смерть и жаждущий наслаждений, он не был похож на верующего мусульманина, а скорее на одного из древних героев пустыни времен язычества, которые, под влиянием того или другого настроения, то дрались на поле брани, то бражничали и выше всего прочего считали личную честь. У такого человека мог быть только один ответ на обиду. Небольшого труда ему стоило заручиться для осуществления своего плана мести содействием кайситских племен
[360], которым, конечно, было не по душе молча переносить обиду, нанесенную одному из их лучших людей. Но чтобы не быть в меньшинстве в борьбе с йеменцами, решено было переманить на свою сторону из их среды лахмитов и джузамитов, что было не трудно благодаря множеству ссор из-за пустяков между отдельными племенами, ссор, в которых, конечно, не было недостатка. Переманить их удалось обещаниями, что один из их начальников будет предводителем союзного войска, а в случае победы ему достанется испанский эмират. Эта приманка возымела действие; оба племени присоединились к заговору и весною 128 (745) г. начали военные действия к югу от Кордовы.