Через несколько лет началось тяжелое для мусульман время. Вследствие неурожаев в 132 (750) г. обнаружился голод, повторившийся в 134 (751) г. и затем до 136 (753) г. принявший такие размеры, что погибло множество людей. Всюду господствовала страшная нужда, и берберы, и до того озлобленные против арабов и сильно стесняемые христианами, во множестве устремились обратно в Африку. Здесь Сумейль показал себя с лучшей стороны. Уже в первый год бедствия — 132 (750) — эмир Юсуф, которому надоела постоянная опека, просил его принять наместничество в Сарагосе. И хотя опытный политик хорошо понимал цель эмира, но принял предложение: в этой провинции жило много йеменцев, и он предвкушал удовольствие при мысли о том, как он им убавит спеси. Но когда он увидал нужду, выступавшую здесь особенно ярко, хорошие чувства в нем взяли верх: теперь он стал всеми способами смягчать страдания бедных, и, благодаря его щедрости и доброжелательности к друзьям и врагам, заслуга его по отношению к подчиненным его управлению округам была действительно велика. Но ничто не помогло: из тех, кто держал сторону йеменцев, никто не мог забыть палача Кордовы. Едва только голод стал прекращаться — 136 (753/54) г., как вокруг Сарагосы начали подниматься враги наместника. И надо сказать, что не только южные арабы были против него. Выше мы уже указали на удивительное на первый взгляд явление, что вожди и племена господствующих партий, завидуя могущественному положению, в которое была поставлена личность эмира, в их глазах не стоявшего выше той среды, из которой он вышел, не брезговали заключать союзы с противниками для его низвержения. Те же условия, которые тогда дали Сумейлю перевес над Абуль Хаттаром, теперь обратились против него. Многие из кайситов были недовольны жестокостью и самовластными привычками этого опасного человека; многие из принадлежавших к самым знатным родам курейшитов с презрением относились к фихриту Юсуфу, происходившему все же от одной из ветвей этого племени, еще сначала пользовавшейся наименьшим уважением, и ничтожному в качестве правителя. К числу таковых принадлежал и Амир, из старого рода Абд ад-Дар, который поставлял знаменоносцев еще в языческие времена, а затем при пророке и даже при Бедре.
Вследствие этого, а также благодаря своим военным подвигам, он считал себя гораздо выше эмира; когда же этот, по какому-то поводу, лишил его должности командующего одной частью войск — чаша была переполнена. После неудачной попытки Амира у самой Кордовы против Юсуфа он поспешил со своими приверженцами к йеменцам на ту сторону Эбро, где был встречен с распростертыми объятиями; к ним присоединились из окрестностей шайки берберов, и вскоре Сумейль, у которого было немного надежного войска, оказался осажденным в своей крепости в 136 (754) г. Еще недавно почти всемогущий вождь теперь был в крайности: его эмир в Кордове пользовался слишком незначительным авторитетом, чтобы в короткое время собрать ему на выручку войско, и не скоро Сумейлю через своих посланных удалось призвать на помощь кайситов, живших в провинциях Эльвира
[365] и Хаэн (по-арабски Джайян). Но лишь к середине 137 г. (началу 755 г.) войско наконец настоящим образом выступило, еще несколько дней — и Сарагоса не выдержала бы. Союзным войскам, не желавшим оказаться между двух огней, пришлось прекратить осаду, но войну они не прекратили, пока у них в руках было оружие. Спасение Сумейля значительно увеличило усердие кайситских племен, а в течение весны Юсуф появился с следующими отрядами, так что когда они соединились у Толедо, то это соединенное войско было уже значительно сильнее мятежников и могло, не сомневаясь в успехе, опять перейти через Эбро. Йеменцы — потому ли, что были обескуражены своею неудачей, либо решили дождаться готовившегося восстания их соплеменников у Севильи — приняли мирные предложения, которые им сделал Сумейль с необыкновенной умеренностью и которые состояли только в требовании снова покориться эмиру и выдать Амира с сыном и еще одного курейшитского вождя. Трудно было предположить, чтобы им грозила опасность со стороны северных же арабов — их соплеменников; таким образом, йеменцы без особых затруднений согласились на это условие, не заключавшее, по-видимому, ничего позорного. Договор был заключен, и три курейшита были выданы, но — ужас овладел всем кайситским войском, кода Сумейль высказал намерение казнить пленников. Гнев его с йеменцев перешел всецело на курейшитов, благодаря вмешательству которых восстание, правда, стало действительно угрожающим; снова жажда мести сделала его недоступным для каких бы то ни было соображений, человеколюбивых или политических. Правда, он должен был уступить энергичному протесту уважаемых вождей, главным образом Сулеймана ибн Шихаба и Хусейна ибн ад-Даджна из племени бенукаб ибн Амир, и до поры до времени пощадить трех пленников. Но он уговорил эмира послать неудобных для него заступников с их войском в Пампелуну против басков, которые незадолго до этого сбросили иго ислама, а когда вскоре затем до войска, медленно возвращавшегося в Кордову, на берегу реки Ярамы
[366] дошла весть, что кабиты побеждены в горах Наварры христианами, что Ибн Шихаб пал, а Хусейн с остатками войска бежал в Сарагосу, то коварный Сумейль принудил все-таки слабого Юсуфа казнить курейшитов осенью 138 (755) г. Это новое проявление бесчеловечного произвола повлекло за собою для виновника не лучшие последствия, чем его злодеяния в битве при Секунде: как там он приобрел навсегда смертельных врагов в лице всех йеменцев, так теперь от него отвернулись очень уважаемые курейшиты с их многочисленною роднею и приверженцами, жившие в разных концах страны. Еще больше он отвратил от себя значительную часть кайситов, стоявшую близко к Хусейну, который теперь был раздражен до крайности; да и привязанность всех остальных значительно уменьшилась, благодаря этой кровавой расправе, совершенной над своими соплеменниками. Так храбрый, но одержимый страстью килабит сам расшатал основы своей власти, в то время когда тот, кому предстояло привести его к окончательной погибели, находился уже недалеко от берегов Испании.
В то время как Испания страдала от потрясения междоусобной войны, от голода и от наступления астурийцев и басков, на востоке закончилась кровавая драма, виновниками которой и вместе с тем главными действующими лицами были Аббасиды. С 132 (749) г. над главными странами ислама властвовал кровопийца халиф Саффах, а с 136 (754) г. — жестокий Мансур, между тем как немногие Омейяды, которым удалось спастись после воздвигнутого на них гонения, либо прятались в каких-либо убежищах, либо искали приключений, странствуя по Северной Африке. Мы уже знаем, какая судьба постигла и здесь двоих из них, а с третьим, Абдуррахманом ибн Муавией, мы расстались после того, как он после долгих странствований и приключений наконец прибыл в дальний Магриб. Его попытки основать государство между Баркой и Атлантическим океаном при помощи бесчисленных берберских племен должны были кончиться неудачей вследствие отвращения этой расы ко всему арабскому, а когда он наконец, спасаясь бегством от маленького кабильского властителя, прибыл в окрестности Цеуты, у него не осталось никаких средств и его сопровождал только верный вольноотпущенник Бедр. Но легенда
[367] гласит, что ему еще в ранней молодости были предсказаны власть и могущество и что с тех пор он не расставался с мечтой сделаться главою самостоятельного государства, и даже в том, почти отчаянном положении, в котором он находился, его поддерживала все та же мысль, которая его никогда не покидала. Доверившись сомнительному гостеприимству берберов у Цеуты, он еще в 137 г. (в начале 755 г.) послал Бедра через пролив в Испанию. Там были хозяевами не берберы, а арабы: арабы из Сирии, частью из Дамаска, самой резиденции Омейядов; немало здесь было и таких, которые в качестве клиентов (вольноотпущенников) или потомков клиентов владетельной династии были обязаны служить верой и правдой беглому внуку халифа. Посланец должен был тайно разыскать их и разузнать, на что может рассчитывать при борьбе партий член низверженной династии, если бы удалось заручиться деятельной помощью клиентов. Верный Бедр исполнил данное ему поручение не только с усердием и ловкостью, но и почти с неожиданным успехом. Но не только чувство привязанности к потомку их покровителя было причиною того, что клиенты со вниманием отнеслись к сообщениям посланца. Если каждый вольноотпущенник со всем семейством принадлежал к племени своего бывшего господина, то само собой разумеется, что у него были по отношению к последнему не только обязанности, но он пользовался и всеми преимуществами в том случае, если патрон достигал власти и почета. Пока в Испании не было ни одного члена самой династии Омейядов, ее клиенты могли надеяться только на наместника, как на его представителя. Можно себе поэтому представить, как взволновались клиенты, жившие в количестве около пятисот человек в области Эльвиры и Хаэны, которым нечего было ожидать от ничтожного эмира Юсуфа, когда перед ними открылась возможность заполучить влиятельные должности в стране, под властью члена династии Омейядов.
