После этого Неджа сам попытался захватить в свои руки верховную власть, но через некоторое время, когда уже казалось, что положение его упрочилось, возмутились берберы, знать не хотевшие «славянского» властителя; они убили его в 434 (1043) г. и провозгласили халифом Идриса II, брата Хасана. Но, добродушный до слабости, он не был способен восстановить пошатнувшееся значение династии. Вследствие этого отдельные вожди делали все, что им было угодно; Бадис Гранадский, хотя и продолжал, как бы в насмешку, в своих мечетях молиться за Хаммудита, завладел целым рядом замков в области Малаги, не встретив сопротивления; словом — о правительстве не было и речи. Наконец, все это надоело берберам; они низвергли безличного халифа и присягнули его двоюродному брату Мухаммеду в 438 (1046/47) г.; но этот им пришелся не по вкусу, благодаря своей строгости, вследствие чего некоторые вассалы, жившие в провинции, стали на сторону другого Мухаммеда, владевшего в Алгесирасе и теперь также принявшего титул халифа в 440 (1048/49) г. Между тем низвергнутый Идрис II нашел убежище у бербера Абу Нура, владетеля Ронды; таким образом, как с негодованием замечает арабский историк, на клочке земли в 20 квадратных миль было четыре человека, беззастенчиво присвоивших себе священное имя властителя всех правоверных: лже-Хишам в Севилье, Идрис II в Ронде и два Мухаммеда — в Малаге и в Алгесирасе.
Понятно, что при таких условиях на улице Аббадидов был праздник. В 433 (1042) г. кади Абуль Касим Мухаммед отошел в вечность. Ему наследовал Аббад (433–461 = 1042–1069), как бы созданный для того, чтобы еще превзойти отца в его хитрой и насильственной политике. В 451 (1059) г. он нашел своевременным сообщить, что продержавшийся до этого времени лже-Хишам тихо опочил (естественною или неестественною смертью) и что он высказал последнюю волю, чтобы он, Аббад, был эмиром всей Испании. Вследствие этого он принял титул аль-Мутадид, и арабы не преминули обратить внимание на удивительное сходство между этим завоевателем и халифом Аббасидом того же имени. Но это — вопиющая несправедливость по отношению к последнему: если он и был самовластным, то в то же время в общем он был порядочный человек, между тем как Аббада приходится считать одним из отъявленнейших негодяев во всей всемирной истории.
Нечего говорить, что для выполнения своих честолюбивых замыслов он не пренебрегал никакими средствами. Мы не будем здесь говорить о многочисленных мелочных проявлениях его коварства и предательства; но в 445 (1053) г. он однажды пригласил в Севилью владетелей Ронды, Морона и Аркос-Хереса, с которыми жил в полном мире и был в дружественных отношениях, и здесь замуровал их в бане, вместе со свитой, всего около 60 человек; они задохнулись от проведенного туда горячего воздуха, после чего Аббад как ни в чем не бывало присвоил их владения. Но еще хуже этого была его мелочная мстительность, благодаря которой Аббад никогда не забывал ни малейшей обиды и умел нападать на свои жертвы с каким-то сатанинским коварством.
По какому-то поводу он отобрал у одного из своих подданных, который к тому еще был слеп, все его состояние; бедняга отправился в Мекку, поселился в качестве нищего в священном городе у Каабы и не переставал всенародно высказывать свое негодование на несправедливость своего прежнего государя. Возвращавшиеся паломники рассказывали об этом в Севилье, и вскоре об этом узнал сам эмир. Когда в один из следующих годов приблизилось время снаряжения испанских паломников в дальний путь в Аравию, Мутадид позвал одного из собиравшихся правоверных и дал ему замкнутый ларчик, с поручением передать его слепому в подарок от его государя. Когда тот получил ларчик, то сначала было удивился, но затем в душе попросил прощения у эмира, желавшего, по-видимому, вознаградить его за причиненные ему убытки, и, как обыкновенно делают слепые, стал с восторгом ощупывать одну за другою золотые монеты, которые были в ларчике. Но оказалось, что монеты были покрыты ядом, и он умер в тот же день. Высшее наслаждение Мутадиду доставлял его «сад», в котором цветы были рассажены в черепах, расставленных в порядке и снабженных ярлычками с именами их прежних обладателей; здесь не было только княжеских черепов, которые он сохранял особо в отдельном ящике. Но в то же время он писал для своих любовниц, которых у него было немало, самые чувствительные и нежные стихи, играл роль человеколюбивого, живо интересовался науками и искусствами: совершенный Нерон, только не сумасшедший, каким был, по всей вероятности, император, а потому не заслуживающий никакого снисхождения. Он напоминал этого безумного тирана своею силою и красотою, своею склонностью к неумеренно разгульной жизни, и вместе с тем в работе он проявил не меньшую энергию, при завидной ясности и остроте мысли.
Такой же страшный, как его современник, Бадис Гранадский, он был значительно опаснее его, как ядовитая змея страшнее волка. Во всяком случае, мелкие государства Андалузии, быстро шедшие к упадку, должны были мало-помалу становиться добычей их обоих, пока наконец столкновение между ними стало неизбежным. Первые враждебные действия произошли вскоре после вступления на престол Мутадида; но до тех пор, пока между их границами находились другие области, Бадис только изредка вмешивался в борьбу между Аббадидами и берберами Кармоны, на которых были направлены первые нападения со стороны севильцев. Нельзя отрицать, что Мутадид (я называю его этим именем, хотя он принял его позже) проявил в этом деле большую энергию: почти одновременно с войной против Кармоны, продолжавшей храбро сопротивляться и после смерти Мухаммеда 434 (1042/43) г., при его наследнике, Исхаке, Мутадид напал на западные княжества и, отобрав Мертолу у ее владетеля в 436 (1044) г., сразился еще и против войск Ниеблы и Бадахоса.
Нет возможности здесь в подробностях проследить все эти войны, в которых даже слабая Малага попыталась принять посильное участие; ограничусь указанием на то, что в этой борьбе особенную энергию проявил сын Мутадида, Измаил, что она лишь на мгновение прекратилась благодаря вмешательству спокойного и миролюбивого Ибн Джахвара Кордовского и что последствием ее было значительное увеличение Севильской области. Уже в 443 (1051/52) г. были завоеваны Уэльва, Ниебла и Сильвес, а после предательского умерщвления властителей Ронды, Морона и Аркос-Хереса в 445 (1053) г. и их области перешли в руки Мутадида, с тем большею легкостью, что арабская часть населения из ненависти к берберскому правительству оказывала содействие завоевателям. Бадис Гранадский был вне себя от ярости, когда узнал о предательском убийстве дружественных ему вождей-соплеменников; но и помимо этого быстрый рост могущества Аббадидов являлся внушительной угрозой для Гранады. Однако гуманный образ мыслей еврейского визиря Самуила помешал привести в исполнение страшный план жестокой мести гранадским арабам за все то, что Мутадид сделал берберам; но, несмотря на это, все же дело дошло до войны, которая была ведена с обеих сторон с большим озлоблением, но, как оказалось впоследствии, не привела к решительному исходу. Как бы то ни было, через несколько лет внимание обоих враждующих эмиров было отвлечено новыми событиями в другую сторону. Из предыдущего мы могли убедиться, что дела у Хаммудитов шли все хуже и хуже. Попытка Мухаммеда из Альгесираса подкрепить свои притязания на халифат завоеванием Малаги кончилась полнейшей неудачей в 440 (1048/49) г.; он умер в том же году, а сыну его Касиму пришлось снова довольствоваться скромной ролью, указанной ему условиями его ничтожного государства. В Малаге другой Мухаммед процарствовал приблизительно до 444 или до 445 (1052 или 1053) г.; после его смерти снова возникли распри, при которых Идрису III никак не удавалось добиться признания со стороны берберов. В конце концов пришлось обратиться к старому Идрису II — он, вероятно, в это время, вследствие смерти владетеля Ронды, лишился убежища, — и снова предоставить ему власть, которою он, надо думать, мало пользовался до своей блаженной кончины в 447 (1055) г. Затем очередь дошла до сына Идриса I Мухаммеда II; но между тем Бадису, так называемому вассалу этих «халифов», которых можно сравнить с позднейшими Аббасидами, показалось, что пора сорвать тот плод, который он давно жадно ощупывал; в 449 (1057) г. он захватил эту чудную страну, не встретив сопротивления.
