Вероятно, он был бы не прочь прихватить еще кое-что, но тут его предупредил его неизменный противник Мутадид, пославший уже в следующем, 450 (1058) г. из Севильи войско против Альгесираса. Нетрудно было заставить бессильного Касима покинуть свое маленькое княжество; им и закончился ряд испанских халифов и эмиров из рода Хаммудитов. Принадлежавшие еще прежде к области Малаги округа Танжера и Цеуты сохранили свою самостоятельность под властью берберского вождя Сакота, их бывшего наместника. Мухаммед II спасся от Бадиса сначала в Альмерию, а потом (456 = 1064 г.) в африканскую Мелиллу, жители которой избрали его своим предводителем и остались ему верны до его смерти в 460 (1068) г. Касим же, как большинство из мелких владетелей, спасших свои головы от сундука Мутадида, удалился в Кордову. Как и всюду в далеких странах ислама, и здесь Алиды первые потерпели самую горькую неудачу.
Впрочем, и тем, которые подготовили гибель их могуществу, не пришлось спокойно наслаждаться грабежами. Пока жив был Мутадид, не прекращалась борьба его с Бадисом; он не прочь был бы присоединить к Альгесирасу и чудную Малагу, но временный захват города привел лишь к чувствительному поражению, нанесенному его даровитому, но, как полагается поэтическим натурам, несколько гениально-небрежному сыну Мухаммеду, которому он поручил это предприятие; да и впоследствии ему не удалось достигнуть в этом направлении каких-либо успехов. Но еще незадолго до смерти в 459 (1067) г. Мутадид сделал удачный ход, захватив Кармону, из-за которой было столько споров. Однако справедливая судьба уже нашла средство нанести неизлечимую рану в сердце этому закоснелому тирану: храбрый и умный сын его Измаил, лучший его полководец, главная опора его власти при беспрестанной борьбе, возмутился против него и, несмотря на дарованное ему помилование, зная коварный и вероломный характер отца и опасаясь его, вскоре затем решился на покушение на его жизнь. В припадке справедливого гнева Мутадид собственноручно зарубил его, но никогда не смог забыть измену и утрату сына. В то же время и могущество Бадиса, достигшее расцвета, стало клониться к упадку: в 458 (1066) г. умер его замечательный министр, еврей Самуил Ха-Нагид, а сын его, не менее даровитый, но до невозможности одержимый высокомерным скептицизмом и небрежным легкомыслием Иосиф, к которому перешла должность визиря, уж через несколько недель пал жертвой религиозного фанатизма берберов, в которых он оскорбил самые сокровенные чувства. Вследствие того, что Бадис, предаваясь своему любимому пороку — пьянству, с каждым днем становился все более невменяемым, до самой своей смерти, последовавшей лишь в 465 (1073) г., его владения все урезывались, а его значение все падало. Но хотя это значительно облегчало положение его старого соперника, однако последние дни Мутадида были омрачены заботами, тяжелым бременем начавшими ложиться на всю Испанию. Но никогда безобразия, сопровождавшие раздробление мусульманской Испании на мелкие государства, которым мы, пожалуй, сделали слишком много чести, уделив им в нашем изложении столько места, не могли бы так долго продолжаться безнаказанно, если бы христианские государства полуострова в первой половине V (X) столетия не были обессилены распрями между Леоном и Наваррой — Кастилией, а потом возмущениями знати против Фердинанда I. Вследствие этого за это время война не шла дальше незначительных случайных набегов в обычном духе, и не только сравнительно сильные бену-худы Сарагосские, но и более слабые зун-зуны Толедские и Афтасиды из Бадахоса, которым так много пришлось терпеть от Аббадидов, были всегда в состоянии отстаивать свои владения против наследственных врагов ислама. Теперь обстоятельства изменились. Фердинанд I упрочил наконец свое положение и решил испробовать, чего может достигнуть умелый человек, стоящий во главе полного сил соединенного Леон-Кастильского королевства. Первый удар был направлен против Музаффара в Бадахосе, у которого он отобрал в 449 (1057) г. Визеу и Ламего; в следующие годы он отобрал несколько крепостей у Худида Муктедира, к югу от Дуэро, и, наконец, дошла очередь до Мамуна Толедского, северную область которого Фердинанд завоевал до Алкалы-де-Хенарес. Да и этот городок он не замедлил бы взять, если бы Мамун не поспешил смириться. За большие подарки он купил себе мир; но все три эмира вынуждены были согласиться на признание кастильского верховного господства и на ежегодную уплату податей, лишь бы только избавиться от дальнейших потерь. Таким образом, энергичный король обеспечил себе возможность уж теперь двинуться далее на юг. В 455 (1063) г. он напал на Севильскую область, и Мутадид, в том же году тяжко потрясенный
[451] страшным ударом, нанесенным ему его неблагодарным сыном Измаилом, счел нужным последовать примеру остальных князей. Правда, что этот хитрец сумел несколько умерить требования кастильцев, сыграв ловкую комедию с некоторыми святынями, особенно с мощами святого Исидора Севильского, по отношению к которым он вдруг проявил совершенно непонятное благоговение. Но все-таки он был вынужден унизиться до положения данника и вассала христианского короля.
В следующем, 456 (1064) г. христиане избрали опять новое направление: они завоевали Коимбру, несмотря на мир, заключенный с Бадахосом, а из вновь приобретенной позиции в Толедской области Фердинанд предпринял рискованный поход на Валенсию. Там находился у власти, после смерти Амирида Альманзора в 453 (1061) г., сын его, ограниченный Абд аль-Мелик, совершенно напрасно избравший титул аль-Музаффар, «победоносный». Он дал себя выманить из города, благодаря военной хитрости кастильцев, попал в приготовленную засаду и едва не был взят в плен. Уже в 457 (1065) г. Фердинанд появился снова и на этот раз несомненно взял бы Валенсию, если бы болезнь не принудила его отступить. Еще раз город был спасен; чтобы избавить его и на будущее время от последствий глупости Абд аль-Мелика, Мамун Толедский, тесть негодного Амирида, велел арестовать его и захватить его область (457 = 1065 г.). Между тем мусульманам плохо пришлось по ту сторону Эбро. Уже несколько десятков лет тому назад шайка французских норманнов принимала участие в войнах графа Барселонского против магометанских соседей. Известно — и нам придется еще об этом говорить — как эти сильные, но грубые сыны севера, с избранного ими места жительства у устьев Сены большими толпами стремились в качестве наемников на юг, где они мало-помалу, особенно в Италии, стали главною составною частью княжеских войск. В 456 (1064) г. войско, состоявшее из норманнских, бургундских и французских отрядов, вероятно находившееся на службе у папы Александра II, вдруг вздумало проникнуть через Пиренеи в Испанию, быть может, для того, чтобы отомстить за сарацинских пиратов, которые издавна беспокоили итальянские берега и со времени Муджахида (в Дении) становились все назойливее. Но понятно, что жертвою этой страшной мести были люди ни в чем не повинные. Самою сильною пограничною крепостью мусульман в Арагоне на севере считался Барбастро (Барбоштер); его-то и окружили пришельцы, и так как Муктедир Сарагосский, так же как и его вассалы, чувствовал себя слишком слабым, чтобы решиться силою освободить город от осады, то гарнизон был вынужден сдаться. Норманны и франки запятнали христианство гнусным нарушением капитуляции, страшною резнею, произведенною среди жителей, и возмутительным обращением
[452] с теми, которым удалось избегнуть этой участи. Но несмотря на ужас, охвативший всех, даже в Андалузии, при известии о злодеяниях этих варварских полчищ, никому (по крайней мере в руководящих кругах) и в голову не пришло спросить о причинах, вследствие которых испанско-арабское государство, еще полстолетия тому назад столь могущественное, обратилось в сборное место для всякого сброда; а те, которые в роскошных дворцах играли роль царей и заставляли наемных поэтов восхвалять себя до небес, по поводу никогда не совершенных ими подвигов, не хотели ударить палец о палец для предотвращения этих ужасов.
