Нельзя отрицать, что только решительное вмешательство африканских берберов, в большинстве случаев еще сохранивших полностью свои боевые силы, спасло передовые посты ислама на Западе от обратного вытеснения в Африку. То всеобщее движение западноевропейских народов из мест своей оседлости, становившихся тесными, совершающееся почти в то же время, о котором у нас идет речь, и проявляющееся в Первом крестовом походе, дает о себе знать мусульманам в Испании и Сицилии не в меньшей мере, чем в Малой Азии и Сирии. И одинаковым причинам соответствует и одинаковый ход событий на восточном и западном побережье Средиземного моря. Сперва пограничные области, с одной стороны — Валенсия и Сицилия, с другой — Антиохия и Иерусалим, не выдерживают сильного напора христиан. Но затем ислам собрался с силами, и, благодаря могучему отпору берберов, с одной стороны, и турок — с другой, не только что завоевателям был поставлен предел, но мусульманам удалось обратно завоевать в Европе хоть часть утраченного, а в Азии — все отобранные владения. Но, благодаря враждебной всякому образованию грубости этих кажущихся спасителей ислама, завершается внутренний упадок магометанских государств, пока наконец окончательное разрушение их не вызывается, с одной стороны, монголами, с другой — испанцами. Остаются на востоке те государства только по имени, с которыми мы уже успели познакомиться ранее, а на западе — варварийские государства, представляющие картину постепенного, в конце концов, безнадежного упадка. Таково в общем положение вещей с XI по XV в. у народов, живших по берегам Средиземного моря. Что касается собственно истории ислама в этот период, изложением которой я, естественно, должен ограничиться, то мы должны особенно иметь в виду постоянное столкновение и взаимодействие между собственно берберской историей и войнами мусульман с христианами. В остальном эти столетия являются периодом сплошного упадка, без какого бы то ни было появления новых великих идей или нравственных сил, рассмотрение которых могло бы привести к сколько-нибудь утешительным результатам. Неудивительно поэтому, что изложение второго периода испанско-африканской истории, охватывающего целых 450 лет, будет далеко не так обстоятельно, как изложение первых 300 лет.
Пустынной и страшной должна показаться Сахара тому, кто отважится спуститься по южным склонам Атласских гор, но в ней больше жизни, чем обыкновенно думают. Различные кочевые племена различного происхождения живут в шатрах в многочисленных оазисах, скитаются в пустыне. Между ними, особенно на пространстве между Атласскими горами на севере, Сенегалом на юге и океаном на западе, — немало берберов. Главным образом часть большого племени санхаджи (от которых, очевидно, получил свое название и Сенегал
[456]) проникла кое-где довольно далеко на юг; и передают, что уже в середине II (VIII) в. они образовали здесь значительное государство под властью царей из самой могущественной ветви этого племени — лемтуны. В III (IX) столетии и к ним проникли проповедники ислама и обратили их в религию Мухаммеда. Правда, что «дети пустыни» немногое усвоили себе из его учения, но главный результат был тот, что они объявили негров соседних округов Судана вредными язычниками, против которых они обязаны были вести «священную войну». При этом они захватывали богатую добычу и множество пленных, которых выгодно продавали на рынках в Феце, Сиджильмасе и проч. Так поживали эти племена, обыкновенно называемые муласаминами («закутанные»), от слова «лисам», означавшего покрывало, которым они почему-то закрывали лицо
[457], до середины V (XI) столетия, причем их безмятежное спокойствие изредка нарушалось внутренними раздорами; но теперь они вдруг почувствовали свое высокое призвание
[458]. Некто Яхья ибн Ибрахим из племени гедалы, вследствие женитьбы перешедший к племени лемтунов и в конце концов ставший вождем этого племени, в 427 (1036) г. предпринял паломничество в Мекку, в сопровождении наиболее уважаемых лиц своего народа. То, что они видели в дороге, привело их к убеждению, что у них дома дело обстоит очень плохо, как в отношении познания вероучения, так и относительно исполнения религиозных обязанностей, и что они обречены на власть шайтана, если не изменят коренным образом свою жизнь. Вследствие этого они не спеша возвращались в Сенегал через область Зирида, владевшего, после удаления халифа Фатимида Муызза в Каир, Ифрикией
[459] и большею частью Магриба, и стали подыскивать здесь божьего человека, который согласился бы пойти с ними в пустыню и, в качестве апостола истинной веры, проповедовать среди их соплеменников. Однако и среди самых благочестивых на севере не находилось таких, которым бы улыбалась жизнь в Сахаре. Наконец, в Сиджильмасе они нашли (430 = 1039) человека, которого Аллах избрал для того, чтобы явить новые чудные милости своим мусульманам. Этот выдающийся человек, по имени Абдулла ибн Ясин аль-Гузулий, большой знаток закона, до тонкости изучивший правила и постановления Малика и его учеников, был твердо убежден, что от того, как исполняются предписанные коленопреклонения во время молитвы и омовение перед нею, от верного взимания налога в пользу бедных, от соблюдения правил при убое назначенных для пищи животных и т. п. зависит спасение человечества. Он возмущался тем, что многие из его духовной паствы, как оказалось, имели более четырех жен. В этом отношении, как и во всем, ревностный проповедник в пустыне Сенегала подавал яркий пример личным поведением: надо сказать, что он очень любил женщин, чуть ли не больше, чем в свое время сам посланник Божий, но несмотря на это, он никогда не имел более назначенного числа жен. Правда, что он каждый месяц прогонял их и брал новых. Но все это делалось с соблюдением законных форм развода, со всеми богословско-юридическими придирками, в соблюдении которых и состояла сущность религии: таким образом он мог иметь сорок восемь жен в году, и это было вполне нравственно, но пять сразу — какой ужас! Однако лемтунам не по душе было это обуздание их самых нежных чувств, точно так же как неудобная молитвенная гимнастика и многое другое, являвшееся нарушением их привычного непринужденного образа жизни. Вследствие этого странный подвижник имел последователей только среди тесного круга около вождей лемтунов, а когда вскоре за тем умер Яхья ибн Ибрахим, отдельные племенные группы, и до того очень недовольные, распались окончательно. Однако не легко было смутить Абдуллу ибн Ясина. С несколькими единомышленниками, с благочестивыми братьями, с вождями лемтунов — Яхьей и Абу Бекром, сыновьями Омара, во главе, он удалился на остров на Сенегале и построил себе там рибат
[460], то есть скит, в котором под его руководством маленькая община ревнителей закона проводила время в постоянной молитве. «Слух об их жизни распространился далеко, и все носившие в сердце своем малейшее семя добродетели признали их учение и стали принимать участие в их молитвах». Трудно решить, был ли этот Абдулла ограниченный фанатик или опытный обманщик, или же, как мне кажется, в нем была частица того и другого. Во всяком случае, это был энергичный малый и один из тех святых, которые умели внушать берберам уважение.
