Но на этот раз явились не византийцы. В течение последних двадцати лет норманны
[470], под предводительством того же Вильгельма Готвильского и его девяти братьев, завоевали у византийцев, одну за другою, южноитальянские области; с 1057 (449) г. один из них, Роберт Гискар, стал герцогом Апулийским, а ему подчинен был младший брат его, Рожер, владетель Милето. К последнему-то и обратился Ибн Симна, обещая ему помощь при завоевании Сицилии, под условием раздела острова поровну, в случае удачи. Его недолго пришлось уговаривать, тем более что, по всей вероятности, и без того у норманнов назрела мысль перейти через пролив; таким образом, в 453 (1061) г. Рожер с отрядом в 270 человек внезапно напал на Мессину и завладел ею. Вскоре за тем явился и Роберт с 1000 всадников и 1000 пеших солдат; но, как ни ничтожна была эта сила по нашим понятиям, удача этого отважного предприятия была значительно облегчена благодаря храбрости нападавших, отсутствию единодушия среди защищавшихся и их слабости, наконец, благодаря советам знакомого с условиями страны Ибн Симны и поддержке его сторонников. Я не намерен подробно излагать историю завоевания Сицилии норманнами. Успехи здесь чередовались с неудачами; отсутствие норманнских князей часто обусловливалось событиями в Южной Италии; их взаимная зависть служила не раз причиной резких между ними столкновений: наконец, в стране, ошеломленной неожиданным нападением норманнов, все-таки оказалось несколько мусульманских вождей, оказавших благородное сопротивление. Вследствие этого прошло целых тридцать лет до тех пор, пока Сицилия окончательно и навсегда покорилась под власть Рожера. Предатель Ибн Симна уже в 454 (1062) г. пал жертвою предательства же почти так же, как некогда тот Евфимий, который 250 лет тому назад, совершенно таким же образом, из-за личного честолюбия предал страну чужеземцам; мусульманам суждено было удалиться, как пришли. Упорная борьба, которую продолжал вести Ибн Хаваши, не приводила ни к чему, а прибытие африканского войска, посланного сыном Муызза Темимом для спасения своих единоверцев, лишь ускорило развязку. Правда, арабы и берберы, прибывшие сюда в 455 (1063) г., оказали поддержку сицилийскому князю, однако и на этот раз не обошлось без столкновений местного населения с союзниками; вследствие несчастного случая Ибн Хаваши лишился при этом жизни, а последовавшее за этим замешательство побудило африканцев возвратиться домой в 461 (1068/69) г. Много знатных лиц с острова отправилось вместе с ними, а оставшиеся продолжали защищаться, как могли, и не раз положение Рожера становилось затруднительным: но, благодаря энергии его норманнов и силе его воли, победа всегда оставалась за ним. В 463 (1071) г. пала Катания, в 464 (1072) г., после пятимесячной осады, Палермо, и в том же году Мазара; в Сиракузах долго оказывал сопротивление храбрый воин, которого христиане называют Бенаверт или Бенарвед (мусульманских источников, касающихся этого, мы не имеем), и город сдался только после его смерти в 479 (1086) г. С этого времени и до 484 (1091) г. Рожер покорил остальные незначительные города, остальную часть острова и, наконец, завершил дело своей жизни, без труда заняв Мальту в 484 (1091) г. Таким образом пал первый оплот западного ислама.
История мусульман в Сицилии и в Южной Италии, как всем известно, не кончается с завоеванием норманнов. Роберт и Рожер, точно так же, как их ближайшие сотрудники, были добрыми христианами лишь до тех пор, пока это им было удобно по политическим соображениям; так, например, они нисколько не задумались завести у себя сарацинское войско, которым всегда можно было превосходно пользоваться против христианских врагов. Высокая цивилизация сицилийских мусульман — верный снимок с той, с которой мы познакомились в Испании, — понравилась суровым воинам с севера; и они скоро усвоили все то, чему их в этом отношении могли научить мусульмане. И на время жизнь норманнов приняла совершенно сарацинский облик: в надписях на монетах и памятниках являются арабские черты. Рожер I стал изучать географию по дошедшему до нас арабскому землеописанию своего клиента, много путешествовавшего Идрисия, происходившего из рода Хаммудитов; в придворной жизни в Палермо мы видим тот же блеск и ту же роскошь, как и во времена последних кельбитов, а терпимость к вероучению побежденных была так широка, что вскоре сами победители не без основания навлекли на себя подозрение в склонности к еретическому учению Мухаммеда, особенно той его части, которая касалась постановлений о браке. Но затем времена переменились: со времени Вильгельма Доброго — 561 (1166) г. — христианское духовенство постепенно стало предъявлять свои требования. Борьба с несомненными злоупотреблениями, естественно, и здесь мало-помалу выродилась в преследование мусульман, все возраставшее, а число их стало быстро уменьшаться, частью вследствие обращения в христианство, частью — выселения. Но все же император Фридрих II нашел их еще в достаточном количестве, чтобы основать в Южной Италии свою знаменитую (по мнению некоторых — позорную) сарацинскую колонию Люцерию. Известно, кроме того, как живо он интересовался языком и литературой арабов, как он со своими мусульманскими придворными философами безбожно занимался логикой, как он, к ужасу всех благочестивых христиан, сам стал наполовину (или вполне) язычником. Зато мусульмане, давно отвыкшие от такого благородного отношения к ним христиан, готовы были в огонь и в воду за своего любимого государя и его семью: в борьбе за сыновей Фридриха они погибли; и, будь это севернее, немцы прибавили бы — «с истинно германской преданностью»; битва при Тальякоццо знаменует собой действительный конец сицилийско-итальянских сарацин.
Лет за десять до того, как Рожер сильною рукою похитил Сицилию — эту жемчужину западного ислама, та оправа, в которую она была вставлена, потерпела непоправимое повреждение. Казалось, что трон Муызза в Кайруване в 440 (1048) г. был вполне устойчив и ему ниоткуда не угрожала опасность. Правда, правительство жалкого Фатимида Мустансира в Каире не переставало напоминаниями и угрозами протестовать против запрещения шиитского вероучения в области бывшего вассала, но бессилие халифа, казалось, в достаточной мере ручалось за то, что с этой стороны следовало так же мало опасаться какой-либо неожиданности, как и отовсюду. Однако в 440 (1048/49) г. визиря Мустансира осенила сатанинская мысль: в верхнем Египте давно жили арабские бедуины различных племен, особенно неугомонные бену-хилаль и сулейм, причинявшие слабому правительству постоянное беспокойство своими грабежами. Он дал каждому из них по золотому и по верблюду, с тем условием, чтобы они ушли из Египта и осчастливили своим присутствием Ифрикию. Они согласились на это; по дороге они нечаянно разграбили Барку, принадлежавшую еще Египту, сделали набег на Триполи и, подкрепленные еще оставшимися соплеменниками, в 442 (1050) г. проникли в самую область Кайрувана. Посланное им навстречу войско было разбито, а когда Муызз в 443 (1051) г. сам пошел на них во главе тридцатитысячного войска, бывшие в нем арабы перешли на сторону своих соплеменников, и эмир, не ожидавший подобного оборота, потерпел окончательное поражение.
Это поражение имело решающее значение навсегда; подтвердился закон Ибн Халдуна: всюду ослабевшие правительственные войска уступали диким ордам кочевников, и с трудом только удерживались большие города. Разгром был полный. Сам Муызз был осажден в Кайруване, и ему оставалось только идти на мирное соглашение. Три дочери его должны были согласиться вступить в брак с самыми знатными бедуинскими эмирами; но и этою жертвой он не достиг ничего существенного. Властителю, внезапно низвергнутому с высоты блеска и могущества, было позволено беспрепятственно покинуть Кайруван и перейти в Махдию, которая еще держалась под властью его сына Темима, но и только. И сама старинная столица магометанской Африки стала добычей грабителей и была до такой степени опустошена, что никогда уже затем не могла подняться. В качестве «священного города», где впервые была провозглашена истинная вера в Африке, в качестве средоточия богословских наук и в позднейшие времена, Кайруван сохранил некоторое значение и до нашего времени, но никогда он не достигал вновь прежнего цветущего состояния. Но с утратой столицы для Муызза погибло и царство. Остальные города, которым он не был в состоянии помочь, искали выхода из этого положения и добровольно покорялись новым повелителям; так, например, Тунис предался Хаммадитам, наместники которого, бену-хорасан, после этого объявили себя независимыми; в Сусе провозглашена была республика, а Сфакис и Кабис выделились в небольшие княжества. До своей смерти в 454 (1062) г. Муызз располагал почти только одною Махдией. Сыну его Темиму (454–501 = 1062–1108) удалось со временем несколько оправиться и возвратить под свою власть береговую полосу до Туниса включительно, а затем и Кайруван; при этом он усердно занимался морским разбоем, и, несмотря на то что за это он подвергся нападению генуэзцев в 480 (1087) г., отражение которого ему стоило тяжелых жертв, он снова настолько собрался с силами, что мог отважиться на упомянутую выше попытку спасти Сицилию. Но тем не менее его область оставалась в положении незначительного государства, которому изо дня в день приходилось бороться за свое существование против непокорных городов и никогда не удавалось дать решительный отпор нашествию арабских бедуинов.
