Естественный ход развития, идущего от непосредственного народного творчества к религии, затем к художественной поэзии и, наконец, к наукам, требовал, чтобы и последние пережили на Западе пору расцвета; а в том и состоит величие духа, что простым насилием нельзя подавить духовную жизнь. Между тем могло бы показаться, что тот упадок научных занятий, последствий которого не без труда удалось избегнуть благородному Ибн Бадже и от которого тяжело страдал еврейский поэт и философ-богослов Иегуда Халеви, остался без всякого влияния, если бы мы не знали, что появление первых альмохадов произвело в этой области благодетельный переворот. Система Ашари, положенная в основание богословской теории Ибн Тумарта, по крайней мере пользовалась философской диалектикой как средством, и иносказательное толкование некоторых мест Корана давало возможность ученым внешним образом примирять результаты философского мышления с текстом писания. Кроме того, благодаря противоположности с аль-моравидской ортодоксией, новые властители снисходительнее относились к представителям более свободного мышления, по крайней мере до тех пор, пока не сообразили, что эти последние представляют некоторую опасность с точки зрения их церковно-политических интересов. И могучий Абд аль-Мумин, точно так же как Абу Якуб, был человек с редким для берберов умственным развитием и широкою восприимчивостью к высшим интересам. Так, первый из них запретил обычное при альморавидах варварское уничтожение книг научного содержания и привлек самых выдающихся философов и естествоиспытателей к своему двору; Абу Якуб, по примеру отца, оказывал им защиту и покровительство и, кроме того, интересовался и художественными сооружениями: строил знаменитые здания в Севилье, из которых, во всяком случае, одно, большой минарет, законченный лишь в 593 (1197) г. при его преемниках
[487] и известный теперь под именем Жиральды, сохранилось до нашего времени, хотя, впрочем, не совсем в первоначальном виде. При таких властителях и та система аристотельско-неоплатоновской философии, которая была перенесена на Восток Альфараби и Авиценной, могла стать предметом разработки со стороны испанских арабов Ибн Туфейля, Ибн Рушда (Аверроэс) и еврея Маймонида и вылиться в ту форму, в которой она затем перешла к христианским схоластикам Франции и Италии, и особенно в последней, но потеряла значение еще в XVI столетии. Первое место среди вышеупомянутых философов принадлежит знаменитому комментатору Аристотеля, Аверроэсу; но Ибн Туфейль представляет особенный интерес, как автор философского романа, самого старого из дошедших до нас на тему Робинзона; это история умственного развития Хай ибн Якзана, случайно попавшего ребенком на необитаемый остров и вскормленного там животными
[488]. Не отставали и другие науки; еще ко времени альморавидов относится деятельность знаменитого врача Абу Мервана (у христиан Абумерон) из семейства ученых Ибн Зухров (Авенцоар), а к началу VII (XIII) в. относится путешественник Ибн Джубейр из Валенсии, давший описание своего паломничества в Мекку, которое имело большое значение для географии того времени. Правда, что при третьем Альмохаде, ревнителе веры Мамсуре, прошло золотое время научных исследований: он заключил в тюрьму Аверроэса и вообще возобновил гонение на все, что сколько-нибудь отзывалось вольнодумством, и с этого времени начинается упадок философии, достигшей высшей степени развития.
И во внешних делах западному исламу при альмохадах пришлось еще раз показать свою жизнеспособность. Права, что в первые годы своего правления Абу Якуб Юсуф, вследствие волнений среди берберов, не имел возможности энергично взяться за испанские дела; зато в 567 (1171) г. он уже был в состоянии лично явиться в Андалузии, с тем чтобы прежде всего положить конец упорной строптивости Ибн Мардениша. В непрерывных войнах, которые вел этот энергичный испанец (нередко при содействии христиан) против войск альмохадов, он уже до этого лишился значительной части своих владений; но, несмотря на это, он храбро защищался до тех пор, пока вследствие каких-то несогласий не перешел на сторону альмохадов тесть его, Ибн Хамушк, который, после потери Гранады, держался еще в Хаэне. После этого начался для Ибн Мардениша ряд неудач, вследствие чего вскоре вся его область перешла в руки альмохадов. Африканские войска осаждали Ибн Мардениша в Мурсии, когда халиф прибыл в Севилью, и близость его удвоила энергию осаждавших. В 567 (1172) г. упорный мятежник умер, а родственники его не решались продолжать оборону; таким образом, Мурсия сдалась, и, после двадцатипятилетней борьбы, вся мусульманская Испания была соединена под властью Абу Якуба. Он сам воевал с переменным счастьем, а после его возвращения в Африку (в 569 или 571 (1173/74 или 1175/76) гг.) один за другим его полководцы продолжали борьбу против Кастилии, Леона, Португалии, пока, наконец, в 578 (1182) г. Альфонсу VIII Кастильскому не удалось снова проникнуть за Гвадалквивир. Альфонс разграбил часть Кордовы и совершил опустошительные набеги до Гранады и Малаги, и несмотря на то, что наместник Севильи отомстил ему удачным набегом до Талаверы, халиф все же счел нужным еще раз лично взять на себя предводительство на войне. Прежде всего он направил свои силы против инфанта Португальского Санхо, но во время осады Сантарема у халифа (как говорят, вследствие несчастного недоразумения) оказалось мало войска, и он подвергся внезапному нападению со стороны врагов, причем сам был тяжело ранен, вскоре после чего, в 580 (1184) г., умер. И не тотчас удалось его сыну, Мансуру, отомстить за отца, так как в Африке, как всегда, при перемене на престоле произошли опасные осложнения. Среди восстаний, возникавших то в той, то в другой провинции этого государства, охватывавшего теперь пространство от Триполи до Марокко и Испанию, самые опасные были в Восточной Африке, где начал борьбу род бену-ганийя, происшедший от Ибн Ганийи, бывшего наместником альморавидов в Севилье; борьба эта продолжалась несколько десятилетий. Эти предприимчивые люди шныряли взад и вперед между Балеарами (которыми они когда-то управляли от имени альморавидов и которые они затем то отнимали у альмохадских наместников, то снова возвращали им) и побережьем Туниса, призывая к оружию против альмохадов своих личных приверженцев на островах и недовольных на материке; а так как на востоке все еще хозяйничали арабские бедуины, всегда готовые проявить свой буйный нрав, то восстания здесь не прекращались. Надо сказать, что при Мансуре наместничество в Тунисе, ставшем при аль-мохадах столицей Ифрикии, сделалось наследственным в роде Абу Саида, сына Абд аль-Муминова тестя Абу Хафса, по которому представители этого рода обыкновенно называются Хафсидами; и во главе совета альмохадов Абу Саид показал себя энергичным правителем этой провинции. Однако казалось, что без личного вмешательства халифа ему не справиться; поэтому Мансур предпринял против мятежников ряд походов и на время усмирил их. Затем он отправился в Испанию и положил здесь конец успехам христиан, которых они между тем достигли в 586–587 (1190/91) гг.; но вскоре он опасно заболел, а потом он снова вынужден был усмирять вспыхнувшие в Африке возмущения. После этого у него руки были развязаны: в 591 (1195) г. он вновь появился в Андалузии; 9 шабана 591 г. (19 июля 1195 г.) он при Аларкосе (Аль-Арк) наголову разбил кастильцев, покинутых своими леонскими и арагонскими единоверцами. Это сражение — одно из самых знаменитых во всей испанской истории; мусульмане на все лады восхваляют его, так же как битву при Заллаке, а на христиан известие о нем всюду произвело самое удручающее впечатление. Однако, несмотря на всю знаменитость, обе эти победы были одинаково бесплодны. На время была захвачена Калатрава и обратно завоевана часть Эстремадуры, — но осада Толедо (592 = 1196 г.) была так же безуспешна, как нападение на Алкалу, Уклэс, Хуэтэ и Куенсу (593 = 1197 г.), и еще прежде, чем Мансур был в состоянии собраться с силами для нового натиска, он был огорчен известием о новом опасном восстании бену-ганийя в Триполи и Кабисе и был вынужден возвратиться в Африку; таким образом защита Испании и со стороны альморавидов и альмохадов терпела неудачу, благодаря тому неблагоприятному обстоятельству, что все время им приходилось воевать на два фронта. До тех пор, пока у халифов и их альмохадов хватало силы и энергии, они выполняли эту трудную задачу и отражали наступление врагов справа и слева; но после почти семидесятилетней борьбы и те и другие начинают постепенно выбиваться из сил. Упадок альмохадов начинается с сына Мансура — Мухаммеда (593–610 = 1197–1213), которому не суждено было так прославить свое прозвище ан-Насир, «спаситель», как это сделали Саладин и Абдуррахман III. Несмотря на свою молодость, он был полон мрачных мыслей и подозрений и считал себя выдающимся человеком, не подозревая того, что он являлся просто-напросто куклой в руках своего негодного визиря Ибн Джами; и рядом с высокомерием он отличался особенною бесчувственною жестокостью, с которою всюду умел находить козлов отпущения, на которых вымещал последствия собственных ошибок. В 609 (1212) г., снова водворив в Африке внешний порядок, он из Севильи отправился вверх по Гвадалквивиру с огромным войском (говорят, в 600 тысяч человек) против Альфонса VIII Кастильского; притом он оставил храброго коменданта Калатравы, со всех сторон окруженного врагами, безо всякой помощи, а когда последний был вынужден сдаться на капитуляцию, и к тому же на почетных условиях, он не затруднился приговорить его к смерти. Но ему пришлось поплатиться за свое высокомерие: 15 сафара 609 г. (16 июля 1212 г.) при Навас-де-Толозе
[489] Мухаммед был наголову разбит христианами, к которым он относился с насмешливым презрением, благодаря их малочисленности; а когда он убедился в этой неудаче, он не придумал ничего лучшего, как бежать сломя голову в Севилью, а затем в Марокко, тогда как его люди десятками тысяч падали под ударами испанских мечей.
