Хорезмшах хорошо воспользовался свободным временем. Прибыв в Газну, он нашел, что как город, так и провинция раздираемы распрями различных турецких отрядов и их эмиров; все эти различные элементы подчинились, однако, обаянию его сильной личности, и весной 618 (1221) г. он мог начать поход против Чингисхана. Это предприятие было отнюдь не безнадежно. Хорезм до сих пор еще держался, завоевание Хорасана было далеко еще не окончено, западный отряд монголов был совершенно разлучен с главным войском: сильный удар, удачно нанесенный последнему, мог сразу изменить дело.
Монгол только что принялся за покорение страны между Гиндукушем и Оксусом: предвидя нападение Джелаль ад-Дина и не желая предстать пред ним, имея за своей спиной многочисленное мусульманское население, он по взятии Балха, несмотря на заключенную капитуляцию, с большим хладнокровием велел избить все его население; в то время как после этого он был занят Бамияном, завоевание которого открыло бы ему проходы в Кабул и Газну, он получил известие о грозившей ему опасности — приближения хорезмшаха. Для прикрытия своего фланга Чингиз выдвинул вперед часть своего войска в 30 тысяч человек, которые заняли горную страну между Бамияном и долинами Кабула и Газны: но в долине Первана, севернее Кабула
[184], они были побиты Джелаль ад-Дином, который напал на них с 60–80 тысячами человек, и должны были вернуться к главному войску. Чингисхан между тем взял, правда, приступом Бамиян и не оставил ничего живого среди его развалин; но монгольское войско впервые бежало от мусульман, и подъем духа у победителей мог легко повести к новым победам. Тогда в войске шаха снова началась злосчастная распря между канкалиями и халджами. Один из их эмиров обидел другого, и канкалий отказал главному военачальнику в должном удовлетворении: тогда халджи и союзные с ними туркмены покинули войско, удалились в афганские и индийские горы, и надежда, еще раз на время воссиявшая, потухла навсегда.
Сопротивляться Чингисхану с оставшимся десятком или несколькими десятками тысяч было бы безумием; Джелаль ад-Дин должен был уклониться от битвы. Теперь началась настоящая травля. Повелитель монголов слишком верно оценил своего смелого противника, чтобы дать ему хоть минуту передышки: стремительно — однажды его войскам пришлось двое суток не сходить с седел и не есть ничего вареного — двинулся он на Газну, которую хорезмшах недавно покинул, спасаясь в Пенджаб; осадив город, он продолжал следовать за бежавшими; 22 шавваля 618 г. (9 декабря 1221 г.) татары нагнали у берегов Инда войско, по пути все больше редевшее. Нигде не было возможности перейти эту реку, берега которой высятся здесь
[185] на 20–30 футов; Джелаль ад-Дин должен был дать решительную битву. Воины его, видя себя отрезанными от всякой помощи, боролись как львы, сам он показал чудеса храбрости, но нельзя было долго противостоять подавляющей массе врагов.
Одна толпа защищавшихся за другою падали от стрел и мечей монголов; когда все было проиграно, то смелый витязь бросился с высокой береговой скалы в быструю реку; последние его приверженцы, оставшиеся еще в живых, последовали за ним. Большинство их погибло в волнах или от неприятельских стрел; но сильный конь шаха вынес его невредимым на другой берег. Мало-помалу вокруг него собралось человек двенадцать, которым удалось спастись; с ними он направился вглубь страны. Скоро, благодаря наплыву праздношатающихся турок и отчасти бывших солдат, число его приверженцев возросло приблизительно до 10 тысяч человек. Чингисхан вовсе не намеревался дать ему окрепнуть. Когда, по окончании битвы, гарем Джелаль ад-Дина попал в руки монголов, то он приказал убить всех маленьких сыновей, найденных у его жен; за ним же самим теперь были посланы в погоню различные отряды, которые долго травили его в Пенджабе. Но отваживаться в Индию со всем своим войском монгол не выказывал никакого желания; он опасался летнего времени года, которого едва ли можно было избегнуть при более или менее продолжительном походе; он боялся влияния жаркого климата на сыновей степей. Так прошли три четверти 619 (1222) г.; когда попытки поймать спасавшегося шаха все не удавались, Чингиз решился предоставить его его собственной участи, так как многие уважительные причины требовали хана обратно в Среднюю Азию. В то время как он медленно готовился к отступлению в Монголию, Хорасан подвергался вторичному опустошению. Уже к концу 618 (1221) г. необходимо было снова осадить Герат, который восстал после первой победы, одержанной Джелаль ад-Дином.
Гарнизон и граждане упорно защищались более шести месяцев; наконец 2 джумады I 619 г. (14 июня 1222 г.) неприятель ворвался в город, в котором теперь было истреблено все живое. Чтобы составить себе понятие об одном из эпизодов всех тех ужасов, которые там производились, быть может, всего лучше привести слова одного из писателей
[186]. «После того, как Чингисхан, царь татарский, — так гласит биография Фахр ад-Дина Рейского, знаменитого богослова VI (XII) века, — победил и уничтожил хорезмшаха, истребил большую часть его войска и хорезмшах исчез, Ала аль-мульк
[187] предложил Чингисхану свои услуги. Когда он прибыл к монголу, тот принял его с честью и включил его в число лиц, пользующихся его доверием. В то время как теперь татары подчиняли себе персидские провинции и разрушали их крепости и города, в каждом городе они имели обыкновение убивать всех решительно, не щадя никого. Ала аль-мульк обратился к Чингисхану, часть войска которого направилась на город Герат, чтобы разрушить его и избить его жителей, и попросил его, чтобы он пощадил детей Фахр ад-Дина и позволил бы привести их к себе, не подвергая их дурному обращению. Тот исполнил это его желание и простил им. Когда же теперь монголы его пришли в Герат, то в самый момент взятия этого города они велели провозгласить, что дети Фахр ад-Дина получают пощаду; пусть их поставят отдельно в сторону, тогда пощада будет с ними
[188]. Но жилищем Фахр ад-Дина в Герате был Гератский дворец; он был подарен ему хорезмшахом, и это было одно из самых видных, больших и роскошных зданий, какие в то время существовали; оно отличалось как по своей отделке, так и по обширности. Когда дети Фахр ад-Дина узнали это, они остались во дворце, в предоставленной им безопасности, и к ним присоединилось много людей, а именно: их жены и родственники, высшие чиновники и уважаемые граждане, большое число богословов и других. Все они льстили себя надеждой, что пощада распространится и на них, вследствие их причастности к помилованным, их близости к ним и пребывания в их доме; их было порядочное количество. Когда же татары ворвались в город и стали убивать всех, кто им попадался, и приблизились к дворцу, они вызвали детей Фахр ад-Дина, чтобы увидеть их; и, удостоверившись в личностях, они взяли их к себе — то были два брата и сестра. Затем они принялись за всех остальных, находившихся в доме, и изрубили их всех до последнего своими мечами. После этого они доставили детей Фахр ад-Дина из Герата в Самарканд, так как в то время сам хан татарский, Чингисхан, находился там вместе с Ала аль-мульком; что было с ними после, не знаю».
