Монгольские чиновники, посланные вперед, приглашали и его подчиниться, но, вместо ответа, он велел казнить их в Каире, теперь должна была завязаться борьба не на жизнь, а на смерть. В пятницу 25 рамадана 658 г. (3 сентября 1260) г. при Айн-Джалуте
[208] участь ислама решилась в пользу турок. В начале битвы счастье было, казалось, на стороне монголов, но в конце оно изменило им; Кетбога потерпел полное поражение, сам был пойман и, по приказанию Котуза, казнен. Монгольское войско было распущено, остатки его спаслись бегством на ту сторону Евфрата, вся Сирия стала добычей победоносных мамелюков. Узнав о случившемся, Хулагу выместил весь свой гнев на пойманном Эйюбиде: он собственноручно убил стрелами несчастного Насера; остальные потомки Саладина, находившиеся в плену в Тебризе, были также убиты. Напротив того, в Сирии пришлось поплатиться именно тем, кто был заодно с монголами, особенно христианам Дамаска. Эйюбидские государи Химса и Хамата остались на своих местах, но в качестве вассалов Котуза; в другие сирийские округа Котуз назначил новых наместников из среды мамелюков и других уважаемых людей.
К сожалению, он при этом сделал ошибку, обойдя своего старого товарища Бейбарса, храбрость которого в битве, наравне с поведением Котуза, были главной причиной успеха. Бейбарс отнюдь не был склонен терпеть дурное обращение. В то время как султан, увенчанный победой, возвращался в Каир, добрые граждане которого изливали свою радость по поводу избавления от монгольского злого духа в обширных приготовлениях к торжественному приему Котуза, на последнего по дороге, около самого Каира, напали заговорщики с обиженным предводителем во главе, который сумел подбить еще двух также недовольных эмиров и теперь принял участие в убийстве уже второго египетского султана. Без всякого сомнения, Бейбарс был самым храбрым и грубым из всех грубых и храбрых мамелюкских эмиров. Потому офицеры и войска сейчас же признали его надлежащим человеком для заполнения пробела, им же созданного, и через несколько дней он мог уже торжественно въехать в столицу Египта, причем добрые жители Каира не преминули посвятить ему все те торжества, которые были предназначены для Котуза.
С Бейбарса (658–676 = 1260–1277) начинается ряд так называемых бахритских мамелюкских султанов Египта, которые почти в течение 150 лет управляли этой страной и всей Сирией
[209]. Эти рабы, ставшие государями, не представляют отрадного зрелища, династия, вначале столь же коварная и своевольная, насколько впоследствии жалкая и опустившаяся, все-таки в лице многих своих представителей не выказала себя столь непригодной, какими сейчас же выкажут себя почти все ильханы Персии. Сам Бейбарс, без сомнения, был мошенник, и немалой руки. Из всех тех низостей, которые можно ожидать от такого человека, как он, едва ли найдется такая, которую бы он не совершил (хотя, разумеется, в глазах публики он был благочестивый суннит, правоверие которого не подлежало сомнению). Но он обладал государственными талантами, а так как упреки совести, часто препятствующие делу, были ему совершенно незнакомы, то успехи его вполне оправдывали гордый титул аль-Мелик аз-Захир, «Побеждающий король», который он принял, сделавшись султаном.
Первой его заботой было прочно присоединить к своим владениям все сделанные в Сирии завоевания. Всякого наместника или эйюбидского князя, которому султан не совсем доверял — а возбудить его недоверие было нетрудно, — он насильственно устранял или завлекал в какую-нибудь ловушку. Последнее место, сохранившее еще до некоторой степени неограниченную независимость, был хорошо укрепленный Карак, где распоряжался Эйюбид Мелик Мугис; Бейбарс завладел им после того, как самыми торжественными клятвами уговорил несчастного князя отдаться в его руки (661 = 1263 г.); согласно любимому турецкому обычаю, он уморил его голодом, а из его крепости сделал государственную тюрьму для нелюбимых или опасных личностей, которая во все время управления мамелюков редко оставалась пустой.
Первого аббасидского халифа, которого он для узаконения его и его преемников посадил в Каире под именем Мустансира, который принял свою роль слишком серьезно, он послал с небольшим войском в когти Хулагу под тем предлогом, что он хочет помочь ему в обратном завоевании Багдада. Разумеется, Бейбарс оставил его без помощи, и монголы действительно доставили султану удовольствие — избавили его от этого неудобного человека (659 = 1261 г.), которого тотчас заместил более покладистый преемник. Путем подложных писем и других хитростей он сумел так очернить в глазах ильханов одного за другим прежних сирийских и месопотамских князей и эмиров, что те пали жертвой их гнева, и скоро не осталось никого, чьи личные отношения к Сирии могли бы, при случае, оказаться опасными для мамелюков.
Зато хитрец сумел снискать любовь народа, а его мамелюки готовы были идти за него в огонь. Первую он поддерживал различными общеполезными публичными садами и общественными постройками, а последних он приковывал к личности «Побеждающего короля» войною и добычей. Это был злой человек и прекрасный правитель, что на Востоке, при несовершенстве государственного устройства, часто совместимо. Всего важнее было то, что при нем в первый раз после столетий в Сирии и Египте снова прекратились непрерывные мелкие войны и быстрые перемены на троне и в стране водворился наконец порядок; он же подготовил и столь выгодное для процветания страны положение посредницы в торговле между Индией, Аравией и европейскими государствами. Но в устах народа и эпической народной литературы могущественный султан остается и до наших дней одним из героев ислама благодаря все-таки своим войнам, и не только с монголами, от которых он позднее еще защищал Сирию и с которыми должен был бороться в Малой Азии, но еще больше с крестоносцами и христианами Малой Армении.
И те и другие горько поплатились за свои симпатии и симпатии своих единоверцев в Дамаске к монголам: известно
[210], как Бейбарс, помимо Антиохии (666 = 1268 г.), завоевал один за другим остальные города и крепости, принадлежавшие еще крестоносцам, пока наконец в руках франков, помимо нескольких замков, остались, собственно говоря, лишь Триполи и Акка. Напрасно велась изысканно-вежливая переписка между ильханами, папами и другими европейскими владетелями с целью восстановления христианско-монгольского союза против опасного султана; дело все-таки не дошло до единодушных действий; к тому же Бейбарс сумел с самого начала уничтожить отпор с этой стороны, вступив в дружеские сношения с Берекаем Кипчакским, который, как мусульманин и враг Хулагуидов, охотно стал на сторону египетского государя. В конце концов персидские монголы должны были радоваться, что их владения оставались незатронутыми, а участь последних остатков королевства Иерусалимского, равно как графства Триполи, была решена, хотя окончательно они пали еще через несколько десятилетий.
