В конце 786 и до осени 787 (1385) г. Тимур был, правда, занят только одной заботой — уничтожить Вали: хотя он преследовал его через границу, когда тот удалился в Рей, то есть во владения Ахмеда, и хотя без труда взял еще Султанию у Джелаирида, положение которого в этой стране не было прочно, как только Вали между тем скрылся, татары еще раз повернули, чтобы прежде всего обеспечить за собой Табаристан, лежавший у их фланга. После того как города этой страны покорились без боя, Тимур, довольный пока успехом этого похода, вернулся в Самарканд, чтобы приготовить еще большие силы к следующему. О том, чтобы он не нуждался в предлоге для нового вторжения во владения Ахмеда, позаботился Тохтамыш, назначенный им хан Золотой Орды. Он начал чувствовать свою силу с тех пор, как вновь покорил русских под татарское иго, коварно завоевав и страшно опустошив Москву (784 = 1382 г.), и на некоторое время был обеспечен от всякой опасности с этой стороны
[245]. Тем живее испытывал он желание уклониться от верховного владычества Тимура и уже послал в Тебриз к Ахмеду послов, чтобы предложить ему союз против общего врага. Мы не можем угадать, почему Джелаирид, который едва ли мог скрывать от себя вероятие скорого повторения нападения с востока, отказал послам Тохтамыша, притом в довольно оскорбительной форме. Вероятно, он придерживался того взгляда, что, если только кипчаки утвердились бы в его землях, они стали бы во всем обходить него не меньше, чем сам Тимур. Но Тохтамыш по-другому посмотрел на это дело, и в течение зимы 787 (1385) г. произвел на Азербайджан опустошительный набег, от которого сильно пострадала и сама столица.
Можно представить себе благородное негодование, которое потрясло сердце Тимура, когда он получил известие, что населенная мусульманами страна подверглась набегу и разграблению со стороны орд
[246] его данника, к сожалению все еще по большей части необращенных.
Немедленно объявил он, что должен прийти на помощь единоверцу, который не в силах сам защитить своих владений, и тотчас в 788 (1386) г. привел в исполнение это доброжелательное намерение с знакомым уже нам бескорыстием. Вступив во главе своего войска в Азербайджан, он овладел Тебризом без всяких препятствий: Ахмед, как показывает его последующее поведение, считал благоразумнее по возможности уклоняться, когда навстречу ему выступали превосходившие его силы, и сохранять свои на случай будущих благоприятных обстоятельств. Между тем завоеватель скоро увидел, что не все эмиры провинций, в которые он только что вступил, думают облегчить ему его роль покровителя, как это сделал осторожный Джелаирид.
В то время Малая Азия была давно совершенно отуречена, исключая отдельных прибрежных полос, находившихся еще во владении византийцев. Более трехсот лет прошло с тех пор, как сельджуки впервые овладели восточной половиной полуострова, и с начала великих народных передвижений до начала VII (XIII) столетия поток турецких переселенцев продолжал притекать в страну. В то время целые племена, потревоженные со своих мест монголами Чингисхана, бежали через Хорасан и Персию в Армению и Малую Азию; за ними последовали полчища последних шахов Хорезма, которые после своих поражений перешли в чужие земли, как в Сирию, так и дальше к северу, а также немало туркменов находилось в самых ордах монгольских завоевателей, полководцев Чингисхана, равно как Хулагу и его преемников. Пока в сельджукском государстве, Руме, не был окончательно низвергнут порядок, конечно, старались размещать новые элементы, по возможности без ущерба для постоянного населения, и потому их посылали на византийскую границу, где они могли добывать себе новые жилища за счет греков. Свежесть этих народных сил, вступающих еще нетронутыми в историю Запада, объясняет нам, каким образом посреди упадка Сельджукской династии в Иконии распространение турецкого господства к берегу Эгейского моря здесь едва приостанавливается. Чобанид Ашраф, получивший при заключении мира 741 (1341) г. несколько округов страны, уже покинул их в 744 (1344) г.; то же самое узнаем мы в том же году об Артепе, которому принадлежало тогда остальное. На его место властителем Цезареи, Сиваса и Токата является около времени Тимура Казн
[247] Бурхан ад-Дин, глава одной чисто турецкой общины, которая выступила здесь на одинаковых правах наряду с эмирствами запада. Между этими последними — их было десять
[248] — уже с давних пор выступало на первый план стремившееся к возвышению государство Османов. Моей задачей здесь не может быть вторичное рассмотрение того замечательного развития, которое привело потомков Эртогрула и Османа
[249] от незначительного начального состояния на высоту мирового могущества; для этого я могу сослаться на описание Герцберга (Hertzberg) в одной из предыдущих частей «Всеобщей истории». Здесь я должен только напомнить, что в том же 788 (1386) г., когда Тимур после взятия Тебриза приготовлялся захватить Армению и Малую Азию, Осман Мурад I разбил при Конии (Иконии) самого могущественного своего соперника из числа остальных эмиров, Али-бека из Карамании, и этим сделал возможным себе или своему преемнику Баязиду I
[250] (от 791 = 1389 г.) увеличение нового царства путем дальнейшего движения в сторону Армении, как только дали бы для этого время войны с болгарами, сербами и прочими христианскими государствами Балканского полуострова. Столкновение между Тимуром и Баязидом, двигавшимися по той же линии, один с востока, другой с запада, было неизбежно.
Не все турки, постепенно поселившиеся со времени сельджуков в Армении, Месопотамии и Малой Азии, повиновались которому-нибудь из одиннадцати эмиров. Вся широкая полоса земли к востоку от области Казн Бурхан ад-Дина и северных владений египетских мамелюков, с одной стороны, до Азербайджана и Курдистана — с другой, давно уже была заселена многочисленными турецкими племенами, большей частью туркменами, которые понемногу начали брать перевес над армянскими христианами и курдскими бедуинами. Важный шаг в этом направлении был отмечен прибытием двух новых туркменских племен, которые пришли при ильхане Аргуне (683–690 = 1284–1291) из Туркестана через Оксус и поселились по верхнему Евфрату и Тигру, где страшные опустошения времен Чингисхана и его первых преемников освободили достаточно места для новых жителей. Их называли Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу, что значит люди черного или белого ягненка
[251], потому что они имели в виде герба на знаменах изображение этого животного. Но мы впали бы в опасную ошибку, если бы на основании родового герба захотели вывести заключение о соответственных мирных наклонностях обоих племен. По силе, храбрости и грубости это были истые турки своего времени, не упускавшие случая причинять своим соседям сколько возможно беспокойства. Сначала, как сообщается
[252], на севере близ Эрзингана и Сиваса жили Черные Ягнята, южнее, между Амидом и Мосулом, — Белые; но в то время, когда они начинают сильнее вмешиваться в политические обстоятельства, около 765 (1364) г., Мосул находится во власти предводителя Черных, Бейрама Ходжи, позже его сына, Кара
[253] Мухаммеда, который хотя и платит с 776 (1375) г. дань Джелаиридам в Багдад, но в остальном ведет себя довольно независимо. Белые в то время жили на обоих берегах Евфрата, от Амида до Сиваса, и находились в несколько зависимом положении от повелителя этого последнего, Казн Бурхан ад-Дина, но до пришествия Тимура они стоят несколько на заднем плане сравнительно с Черными. Во всяком случае, оба племени владели в то время большей частью Месопотамии — ортокидские князья Маридина играли очень незначительную роль сравнительно с ними — и Западной Армении, в особенности округами Вана, Баязида (или Айдина, как он тогда назывался) и Эрзерума. Это не исключало, что другие мусульманские или армяно-христианские князья имели мелкие владения в тех же местностях: туркменские орды были рассеяны между старыми оседлыми жителями, вынужденными подчиняться наложенным ими податям и слишком часто жестокому обращению, теперь же попавшими в самое бедственное положение между этими суровыми господами и надвигавшимися варварами Тимура. Если бы они стали защищаться, татары перерезали бы их, если бы они им сдались, то туркмены стали бы смотреть на них как на врагов: даже это, привыкшее ко всяким бедствиям и лишениям, население редко находилось в таком ужасном положении. В продолжение всего лета и осени 788 (1386) и весны 789 (1387) г. войска Тимура опустошали огнем и мечом во всех направлениях долины больших провинций Армении и Грузии, сражаясь то против воинственных кавказцев, то против Кара Мухаммеда и его сына Кара Юсуфа, причем, конечно, и им пришлось потерпеть не одно поражение в затруднительной горной местности. Потом за это, разумеется, должны были платиться бедные христиане, преследование которых такой благочестивый мусульманин, как Тимур, ставил себе в особенную заслугу. «Татары, — говорит летописец
[254], — мучали массу верующих всякими муками, голодом, мечом, заточением, невыносимыми пытками и самым бесчеловечным обращением. Так превратили они одну, некогда весьма цветущую провинцию Армении в пустыню, где царило одно молчание. Много людей потерпели мученическую смерть и выказали себя достойными принять этот венец. Знать их может только воздатель Христос, наш Бог, который будет венчать их в день возмездия, уготовленного сонму праведников. Тимур увез громадную добычу, взял многочисленных пленных, так что никто не был в силах ни рассказать, ни описать все несчастье и скорбь нашего народа. Потом, пробравшись с значительным войском до Тифлиса, он овладел им и взял множество пленных: высчитывают, что число убитых превышало число тех, которые вышли оттуда живыми».
