В попытках не было недостатка; причина их неудачи в значительной степени зависела и от Ак-Коюнлу, которые вели такую же игру, только в большем масштабе, как и их гадиридские соотечественники. Кара Иезек, как и его сыновья, и позднее Узун-Хасан, а также случалось, Черные Ягнята при Кара Юсуфе и Джехан-шахе, которые довольно часто бывали вовлечены в эти дела, при каждом удобном случае следовали политике нападения на владения Абулустейн и Северной Сирии и разорения их; но если мамелюки сколько-нибудь энергичнее нападали, то они гнули свои спины, объявляли свою неизменную преданность египетскому правительству и клялись, что в будущем все будет хорошо; конечно, все это только для того, чтобы немедленно, как только сирийско-египетское войско пустится в обратный путь, вернуться к прежнему образу действий.
Одно время казалось возможным воспользоваться враждою между Черными и Белыми для их обоюдной нейтрализации, и смерть Кара Иелека в борьбе против Искендера действительно была неожиданным счастьем для египтян; но радость продолжалась недолго, так как Джехан-шах снова стал относиться враждебно, а когда он погиб в борьбе с Узун-Хасаном, Длинный, правда, послал голову убитого врага с своими наилучшими пожеланиями в Каир к Каит-бею, но как и в прежние годы, так и немного спустя вел себя так же строптиво, как любой из его предшественников. Словом, в Месопотамии, Северной Сирии и в восточной части Малой Азии со всех сторон силы растрачивали в вечных раздорах и племена взаимно ослабляли себя для предстоящего поглощения османами. Мы не будем останавливаться на запутанных подробностях этих событий и заметим только, что как шейх Махмудий (820–822 = 1417–1419), так и Бурс-бей (838–841 = 1435–1438) путем нескольких походов добились временного подчинения мелких государств и случайной присяги Карамании, но что уже Каит-бей (872–877 = 1468–1472), благодаря храбрости способного гадирида Сивара, очутился в очень затруднительном положении и только путем измены смог завладеть этим непокорным вассалом. Между тем как в отношении к белым и черным туркменам вообще не получилось ничего, кроме мнимых успехов, которыми очень хвастались в Каире, но которые не имели в действительности никакого значения. Напротив, действительный перевес и на востоке Малой Азии все более переходил на сторону Ак-Коюнлу, особенно после того, как они приобрели в лице Узун-Хасана предводителя, имевшего необыкновенное значение.
Из всех владетелей тогдашней Передней Азии только один этот туркмен имел верное представление как об опасности, угрожавшей им всем от османов, так и о той политике, которой, во всяком случае, еще можно было сдерживать их. Еще до распространения своей власти над прежними владениями Черных Ягнят он завязал сношения с византийцами Трапезунта, женился на племяннице тамошнего царя Давида и в 863 (1459) г., хотя и понапрасну, попытался путем грозного послания остановить предстоящее нападение на город османа Мухаммеда II Завоевателя. Когда, несмотря на это, тот в 865 (1461) г. все-таки напал на город и слабый Давид не мог найти в себе достаточно мужества для энергичного противодействия, Хасан действительно предоставил его своей участи, равно как последнего государя области Кастамунии, которая в 864 (1460) г. была окончательно занята османами. Неудобство непосредственного соседства последних сказалось, правда, тотчас же, так как в том же 864 г., самое позднее в 865 (1460/61) г., османы уже напали на владения Хасана. Несмотря на это, дело еще не дошло до настоящей войны, так как в это время борьба с Кара-Коюнлу поглощала все силы Ак-Коюнлу. Но со времени падения Джехан-шаха и с тех пор, как вся Западная Персия находилась во власти Хасана, он оставил в стороне мамелюков, непригодных для общих предприятий и к тому же только что запутавшихся в войне с Сиваром, и вошел в сношения с венецианцами, повсюду вербовавшими себе союзников против османов, в сношения, имевшие целью единодушный образ действий
[313]. Однако Мухаммед имел сравнительно с этими отделенными друг от друга слишком большими пространствами противниками все выгоды центрального положения; он мог наносить свои удары когда и где хотел, прежде чем один из них мог даже известить другого, и таким образом могущество Хасана было сломлено, и приготовленная венецианским флотом диверсия не принесла на самом деле никакой выгоды.
Первое открытое столкновение между Хасаном и Мухаммедом II произошло на почве Карамании. Здесь в 868 (1464)
[314] г. в ссоре с собственными сыновьями умер Ибрахим, государь этой страны. Он назначил себе преемником Исхака; но сводные братья последнего, сыновья одной тетки
[315] Мухаммеда II, отказались признать это распоряжение и подняли открытое восстание. После вскоре за тем последовавшей смерти Ибрахима можно было, наверное, ожидать вмешательства султана, так как Исхак и брат его Ахмед, завладевшие отдельными частями страны, конечно, не могли существовать рядом друг с другом. Чтобы как можно скорее получить в свои руки все наследие, Исхак обратился за помощью к Хасану; последний, занятый различного рода делами с мамелюками Северной Сирии, послал всего один довольно многочисленный отряд наездников, который хотя и натворил много бед, но не достиг окончательного изгнания Ахмеда (869 = 1464 г.). По приказанию Мухаммеда, после ухода Белых Ягнят в дело вмешался наместник Ат Али; но едва успел он окончательно обеспечить власть за Ахмедом, как тот, неспособный предаваться иллюзиям насчет конечных целей завоевателя относительно Карамании, приготовился храбро защищать страну от всяких дальнейших нападений. И действительно, хотя в 871 (1466) г. он был основательно побит самим Мухаммедом, он мужественно защищался по крайней мере до 873 (1468) г. и напрягал все усилия, чтобы получить помощь от Узун-Хасана, мамелюков, венецианцев.
Но Хасан Длинный был как раз занят отражением нападения Абу Саида; египетские султаны вплоть до вступления на престол Каит-бея (872 = 1468 г.) были просто нулями, которые даже не умели усмирить анархии в своей собственной столице, и сам Каит-бей до 877 (1472) г. держался настороже, благодаря восстанию Сивара из Абулустейна, которое было, вероятно, обусловлено османами и которому, по всей вероятности, последние тайно помогали. Кажется, в конце концов, чтобы завладеть Абулустейном, Каит-бей допустил падение Карамании, требуя за это той уступки, чтобы Мухаммед отказал в помощи Сивару; во всяком случае, в 876 (1471) г. османы владели всей Караманией, последний эмир которой, Ахмед, укрывался у Узун-Хасана. Последний после двадцатилетней борьбы достиг теперь вершины своей власти; владея Кирманом, Фарсом, обоими Ираками, Азербайджаном, Арменией и Месопотамией, он был вправе считать себя не менее могущественным, чем завоеватель Мухаммед. Благодаря венецианским послам, посещавшим его около этого времени, мы имеем указание насчет его личности и состояния его царства. Судя по описаниям
[316], это был высокий, худой человек с очень открытым и симпатичным лицом; о его войсках рядом с этим говорится, что устройство их было не особенно хорошее. И действительно, иррегулярная кавалерия туркменов не могла казаться европейскому глазу очень надежной, и если Узун-Хасан и мог справедливо гордиться их заслугами в борьбе против татар и мамелюков, то все же он делал неверный вывод, когда поэтому ставил ее выше османов. По всей вероятности, он, как и большинство азиатских противников последних, недостаточно знал преимущества их вооружения. С самого начала, с тех пор, как они впервые познакомились в Европе с новым изобретением пороха, османы обратили особенное внимание на усовершенствование своей артиллерии. Пушки всегда пользовались в их войске большим почетом, топджии, пушкари, считались лучшими элементами турецкого военного сословия. Нечего объяснять, какой перевес для того времени это столь превосходное орудие давало им над их азиатскими врагами, у которых его вовсе не было или которые далеко уступали османам в качествах самого вооружения или искусстве пользования им. Поэтому попытка Хасана Длинного нанести поражение Мухаммеду окончилась довольно скверно, как некогда попытка Тимура против Баязида.
