За наш с вами счёт.
1.2. Поступь империалистов
За последние 40 лет страшнее всего расслоение выросло – сюрприз! – в России. Это из-за того, что в СССР даже каста номенклатурщиков не могла похвастаться заметно большим богатством, чем обычный советский люд, – хотя жила, конечно, совсем иначе, вопреки заявлениям нынешних коммунистов. Но материальное равенство в Союзе действительно было практически повсеместное. Да, некоторые республики были равнее других, но в целом расслоение было минимальное. Богачей не существовало.
А в 2016 году Москва оказалась на третьем месте в мире
[6] по числу долларовых миллиардеров. Это после Нью-Йорка – там 79 миллиардеров – и Гонконга, где их 68. А что вы хотели? Кризис, санкции.
Вторая по темпам роста расслоения – Индия. Там из-за невероятного количества людей (никто и не знает точно, сколько их там сейчас – миллиард, полтора или уже два), богачей тоже стало много. Доходит до того, что особо одарённые брахманы строят себе личные небоскрёбы
[7] и даже в них не живут.
И в Китае дело плохо, хотя и не настолько. Состояние четырёхсот богатейших китайцев (все они миллиардеры) в 2017 году превысило $1.2 триллиона. Мао бы вздрогнул. Но китайские крестьяне уже с десяток лет не живут впроголодь, и вообще страна всему миру пример в вопросах борьбы с бедностью.
Недавно огромная американская инвесткомпания Bridgewater Associates провела исследование
[8] расслоения американского народа, и выяснилось, что неравенство в США достигло уровня Великой Депрессии. Верхние 40 % населения в десять раз богаче нижних 60 %. Сорок лет назад соотношение было 6 к 1 – тоже не очень хорошо, но не ужасно. Война хорошо выравнивает общество, а в мирное время всё наоборот. Предприимчивые облапошивают лохов – пусть не сразу, зато надёжно.
Рэй Далио – миллиардер и владелец Бриджуотер Асоушиэйтс – пишет, что в Омерике сейчас фактически сосуществуют две разных и плохо связанных экономики. У бедняка капитал сосредоточен в недвиге (54 %), машине (8 %) и доли в собственном малом бизнесе – всё это неликвиды. А если тачка составляет целых 8 % от ваших активов, у меня для вас плохие новости. Это как в девяностые продать единственную квартиру в Твери и купить себе Land Cruiser – первые пару месяцев круто: тёлочек катаешь, на рыбалку гоняешь… а потом ты бомж.
У американских богачей 41 % капитала очень ликвиден: это акции (27 %), облигации (8 %) и налик (6 %). С пассивами тоже всё интересно: у бедной части населения задолженность сосредоточилась в студенческих займах, машинах и кредитных картах – а это всё дорогие пассивы. У богатых же самая большая часть долгов спрятана в недвиге (72 %) – а это наиболее дешёвый кредит из всех возможных. То есть даже структура долгов усиливает расслоение!
Причём супербогатые становятся супербогаче. За 2017-й состояние миллиардеров увеличилось на четверть
[9] – почти до 10 триллионов долларов. Количество их тоже растёт: больше трёхсот человек вступили в клуб трёх запятых. А у женщин рост богатства случился даже мощнее, чем у мужиков – впервые в истории! Самая богатая на начало 2018-го – Франсуаза Бетанкур Майерс (ну, вы по фамилии всё поняли) – владелица трети L’Oreal с почти 50 миллиардами долларов за душой.
1.3. Моя борьба
Мама наша Омерика пытается дико забороть неравенство и задаёт вопросы разным нобелевским лауреатам. Способствует ли расслоение экономическому росту или мешает ему? Необходимое ли это зло или оно вообще не зло, а просто так сложилось? Ангус Дитон, получивший нобелевку в 2015 году, пишет
[10], что это всё тупые, бесполезные и бессмысленные вопросы. Я с ним склонен согласиться (ведь это так круто – соглашаться с нобелевским лауреатом).
Левацкая мысль о том, что неравенство порождает какие-то процессы – абсолютный бред, всё ровным счётом наоборот. Неравенство – это симптом. И хороших явлений, и плохих, которые, тем не менее, двигают глобальную экономику. Это просто-напросто признак постиндустриальной эпохи, а мы в ней и живём. Хотя разве ж это жизнь?
Расслоение бывает разное. Некоторая его часть справедлива (о да, мои маленькие коммунисты!), а некоторая – нет (о нет, мои маленькие либералы!). Неравенство не означает несправедливость, а борцуны не любят именно её, хотя заявляют о другом. Я тоже её не люблю, но надо отличать, знаете, жопу от котлет.
В Америке истории изобретателей и предпринимателей, которые прыгнули из грязи в князи, – незыблемая (если не сказать основополагающая!) часть культуры. Но резкое обогащение небольшого числа людей, очевидно, ведёт к росту расслоения всего общества.
Некоторые аспекты современного мироустройства – аутсорсинг, роботы, ИИ – снижают зарплаты простых американских пареньков. Но, что также очевидно, они же повышают зарплаты в других местах – типа Тайваня, Сингапура, да что там – Шанхая и Бангалора! Но есть одно но: медианные (не средние) зарплаты американцев стоят примерно на одном уровне уже лет эдак пятьдесят, тогда как доходы верхушки растут как на дрожжах. А это тревожит. Ну, не меня, конечно. Я вообще человек беспечный.
Неравенство в Гонконге (от автора телеграм-канала @HKequity)
В различных рейтингах социального и экономического развития Гонконг часто признают лидирующим городом в Азии и одним из лучших на планете: высшее образование, медицина, инфраструктура, свобода предпринимательства, удобство ведения бизнеса и всё такое. Однако существует одна проблема, с которой город не может справиться десятилетиями: имущественное неравенство.
В каком-то смысле разрыв между богатыми и бедными – такая же часть культурного и исторического облика Гонконга, как и его известная всем идентичность глобального центра коммерции и финансов. Все началось с британцев, в середине XIX века подчинивших короне почти необитаемый остров и основавших здесь торговые дома, чьи названия и сегодня доминируют на фасадах местных небоскребов. Прибыльная опиумно-тканевая-чайно-фарфоровая торговля потребовала создания обширной портовой, складской и логистической инфраструктуры, где требовались чернорабочие; всё это хозяйство необходимо было администрировать и охранять; торговцам, администраторам, солдатам и их семьям нужны были услуги и развлечения. Так поначалу и определилось место китайского населения (массово переселявшегося сюда из огромной аграрной провинции Гуандун) в системе разделения труда и, соответственно, в социальной структуре гонконгского общества.
Разделение было закреплено пространственной обособленностью. Европейцы жили в особняках и доходных домах в центральной части северного побережья острова, и повыше, на холмах ближе к пику Виктория. Китайцы же расселялись к западу и востоку, а также на лежащем через бухту полуострове Коулун. К примеру, район Сай Йин Пун, где сегодня живет ваш покорный слуга, когда-то был исключительно китайским; улица с незамысловатым названием High Street (пятая, если считать вверх по холму от набережной) служила "чертой оседлости". Выше Bonham Road можно было селиться исключительно иностранцам, спускавшимся вниз разве что ради визита в местные курильни и дома терпимости.
