Практике litigation finance в её текущем состоянии нет и двадцати лет. Сначала она стала популярна в Великобритании (конкретно – в Англии и Уэльсе, где в общем виде она разрешена с 1967 года, а в случае дел о банкротстве аж с конца 19-го века) и Австралии. В США тема пришла в конце девяностых вместе с британскими и австралийскими фирмами, открывшими там свои офисы. Сейчас именно американская индустрия litigation finance – крупнейшая в мире, не в последнюю очередь из-за объёма деловых споров, которые здесь принято решать в суде (а не на стрелках на заброшенном заводе).
Каков объём рынка в денежном выражении? Ответить на этот вопрос очень сложно из-за завесы секретности, присущей судебной системе в целом и поведению игроков в частности, однако можно взглянуть на публичные данные крупнейших представителей litigation finance.
В материале 2017 года Bloomberg упоминает юридическую фирму Pierce Sergenian, основанную выходцами из гигантской конторы Quinn Emmanuel. Pierce Sergenian специализируется на так называемых contingency-fee кейсах, гонорар по которым выплачивается юристам только в случае положительного исхода дела. Одновременно компания работает над 10+ кейсами, что было бы практически невозможно без внешнего финансирования. Ведь выплата contingency fee может растянуться на многие и многие месяцы – и даже годы. У Pierce Sergenian такое финансирование есть: деньги в обмен на долю в выигрыше им предоставляет компания Pravati Capital. По словам Pierce Sergenian, у них есть соглашение на финансирование текущих и будущих кейсов на восьмизначную сумму. Иными словами, разброс сделок может быть от 10 до 99 млн долларов, точные данные не раскрываются.
В том же материале упоминается Burford Capital – еще один участник рынка, но совершенно другого уровня. Burford Capital – один из первых игроков данного сегмента рынка, и однозначно самый большой. Активы компании составляют около 3 млрд долларов, из которых 1.3 млрд – собственный капитал, и 1.7 млрд – средства под управлением. В 2016 году инвестиции Burford в судебные иски составили 378 млн долларов (на 83 % больше, чем в 2015)
[148], а по состоянию на 2017 год общий объем инвестиций достиг 1 млрд долларов. У Burford имеются инвестиции в размере 100 млн долларов в международный портфель юридических фирм с фокусом на коммерческие иски, а также 50 млн долларов вложений в фирму, специализирующуюся на арбитражном производстве. Кроме того, Burford предоставила финансирование в 45 млн долларов British Telecommunications
[149] на ведение текущих судебных тяжб. Против кого, не уточняется, но ответчиков может быть 10 и больше.
Можно выделить две основных причины
[150], почему рынок litigation finance и его немногочисленные игроки – хорошая инвестиция, хотя бы с точки зрения диверсификации.
Во-первых, доходность вложений никак не коррелирует с фондовым рынком. Безусловно, причиной исков могут стать события, так или иначе связанные с рынком (например, инсайдерская торговля), однако на исход процесса не влияют ни торговые войны, ни рецессии, ни даже заявления звезд Snapchat (если вы понимаете, о чём я).
Во-вторых, litigation finance предлагает (пока) невероятную для других финансовых инструментов доходность
[151]: 36 %. Это прямое следствие высоких входных барьеров в отрасль, которые, помимо наличия значительного количества длинных денег предполагают еще и большое количество связей среди юридических фирм, судей, лоббистов etc. Впрочем, как прогнозируется, в ближайшие несколько лет доходности все равно будут сильно выше среднерыночных.
Основные риски, с которыми могут столкнуться желающие вложить свои кровные
[152]: регуляторный риск и приход новых игроков.
Уровень регуляторного риска может разниться от страны к стране, поэтому необходимо тщательно изучить, насколько законодательство той или иной географической зоны позволяет использовать этот инструмент.
Приход новых игроков на рынок может привести к снижению текущего уровня доходностей (которые, как отмечалось выше, космические).
Кроме того, всегда остается риск того, что иск, в который вложился инвестор, постигнет негативный исход. Этого можно избежать с помощью обычной диверсификации – по потенциальному объему выигрыша, географическому или иным признакам.
Первый и главный аргумент
[153] – это отличная возможность для истцов защитить свою честь и достоинство даже при отсутствии у них значительных денежных средств, необходимых для полноценного участия в судебном процессе. Litigation finance позволяет вам не отвлекать собственные средства, даже если они у вас есть, а привлечь вместо этого длинные инвесторские деньги. Тогда свои можно, например, прокутить. У этого аргумента есть и другая сторона: юридическим фирмам такое финансирование позволяет оставаться на плаву и покрывать операционные расходы, не дожидаясь поступления доходов от contingency-fee-кейсов, что в противном случае вынудило бы юрфирмы дисконтировать часовые ставки и ставить ограничения по максимальной стоимости услуг для клиента.
Многие противники litigation finance утверждают, что увеличивающийся объём капитала приводит к росту необязательных исков – то есть, исков, которых можно было, при прочих равных, избежать. Одна из статей заканчивается эпичным «There’s a killer empirical Ph.D. thesis to be done on how many – and what kind of – additional lawsuits actually stem from litigation funding»
[154]. Увеличивается и длительность судебных процессов, а объём компенсаций истцам, которые предпочли привлечь litigation finance и продолжать тяжбу, отказавшись от досудебного урегулирования, снижается.
Внешнее финансирование считается достаточно дорогим для истца инструментом, который способен съесть значительную часть компенсации, полученной в случае положительного решения суда. Кроме того, некоторые считают, что практика litigation finance оказывает давление на американскую судебную систему в целом.
После всего вышенаписанного вы почти наверняка достали из-под матрасов свои кровные и теперь смотрите на меня с немым вопросом: «А куда, собственно, деньги нести?».
