Будь видения всего лишь воспоминаниями о полете, это еще полбеды. Но сегодня вечером во дворе, глядя на звездное небо, я внезапно вырос до луны. Потянулся рукой в изумлении и коснулся ее холодного, неподвижного лица. Потом иллюзия исчезла — если это была иллюзия, — и я вновь оказался прикованным к Земле. Маленький землянин, который только и может, что смотреть снизу на звезды.
Метания привели меня к Канту. Я надеялся, он поможет. Старикан из Кенигсберга очень близко подошел к истине, вот только не с той стороны. Время и пространство определяются вовсе не нашими априорными представлениями, а скоростью света. Именно она выстроила очаровательную тюрьму, в которой мы живем, и наполнила смыслом эту вещь в себе. Сделала действительность реальной в приемлемой для нас форме, спасла человечество от удела бродяги, скитающегося где-то вне времени и пространства.
Она создала пространство и наполнила его кровотоком времени.
Возможно, в барах и кофейнях я должен рассказывать не только мою историю, но и об этих открытиях. Возможно, я должен сделать решительный шаг и объявить, что на самом деле никакого космоса не существует. Возможно, я обязан рассказать об этом моему психиатру. Но я и так слишком много болтаю, и если выступлю с таким откровением, меня ждет, во-первых, осмеяние, и во-вторых — психушка.
Должен ли я открыть Барбаре правду о пространстве и времени? Наверное, должен. Но сначала надо рассказать о том, что произошло за туманной завесой скорости света и о моих видениях.
Сегодня я снова поднялся к самой луне и прикоснулся к ее неподвижному, холодному лицу. Однажды я точно дотянусь до звезд и обожгу пальцы о какой-нибудь протуберанец.
Иногда я гляжу в глаза Барбары, и мне кажется, что она не настоящая. Ее глаза бесконечно глубоки, и в них я вижу звезды — крошечные, далекие. А иногда она растворяется у меня на глазах, и чернота ее кожи становится чернотой ночи. Тогда я протягиваю руку, касаюсь ее лица, и мягкость щеки убеждает в том, что она живая и настоящая. Она принимает меня таким, какой я есть; ей все равно, считают ли меня психом. Он поможет мне разобраться с видениями и открывшейся истиной.
— Барбара, Барбара, я должен тебе рассказать. Послушай и, пожалуйста, не смейся.
Ночь. Она сидит рядом и слушает мой рассказ. Я остановил машину далеко за городом, у кромки леса. Барбара слушает, бледный свет луны и звезд падает ей на лицо, и она не сводит с меня глубоких темных глаз. Я рассказываю ей о том, что увидел за барьером скорости света, о горе Марчене и хребте Скотте, о мертвецах, лежащих посреди серой равнины вне времени и пространства. Рассказываю о маленькой Вселенной у меня под пальцами, о миниатюрном «Зевсе» на столе. Рассказываю о том, как вырос до Луны и коснулся ее лика. Рассказываю о Канте и говорю, что он был почти прав. Наконец признаюсь, что больше не верю в существование космоса.
Я умолкаю, и она касается моей руки.
— Я хотела дождаться, пока ты сам мне все расскажешь. Иначе было бы нечестно.
Я чувствую, как ее холодные пальцы касаются моего мозга и начинают аккуратно его препарировать.
— Откажись от своих убеждений. Ты создаешь мне проблемы.
— Кто ты? — шепчу я.
— Сам знаешь.
— Не знаю.
— «Черна я, но красива». Ведь так?
— «О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна!»
[3]
— А ты предпочтешь свои воронки? Или все-таки выберешь другое? Разве не лучше, проснувшись утром, увидеть за окном нежный свет нового дня? Шагая по утренней улице, смотреть на высокие стройные деревья, а далеко над ними — на голубое небо? А позже, в сумерки, поднять голову и дотянуться взглядом до луны, которую ты не можешь тронуть? Разве не лучше, чтобы звезды оставались там, где должны быть? То, что видят люди, на самом деле существует, но смотреть на это надо через темное стекло.
Ее слова доносятся как будто издалека. Словно она уже покинула меня. Хотя чернокожая девушка по-прежнему сидит рядом. Девушка, которая ловила мой взгляд, проходя мимо по улице, и смотрела на меня из окна своей гостиницы. Которая однажды почти столкнулась со мной в кафе после того, как я рассказал свою историю, и потом шла рядом под звездами. Да, она все еще здесь. Барбара Блэк.
Да. Барбара Блэк. Я был в космосе, вернулся на Землю и встретил ее. Там, наверху, я получил контузию во время столкновения с метеором, убившим Марчена и Скотта. В беспамятстве я видел странный сон, который принял за явь, и, вернувшись, пересказывал его снова и снова в кофейнях и барах. И продолжал верить в теорию про вещь в себе.
Вокруг разливается теплый ночной воздух, звезды сияют в небе. Какие же они красивые! И там, в вышине, «в венце из огня нежит дева меня, что у смертных зовется луной»
[4].
Я смотрю в глаза Барбары и снова вижу звезды. Целую ее губы, неподвижные и холодные, как луна. Воспоминание о прикосновении к луне на секунду вспыхивает у меня в голове, но гаснет раньше, чем завершается поцелуй.
— Завтра я уезжаю, — говорит Барбара.
— Пожалуйста, не уезжай. Или возьми меня с собой.
— Не могу.
Я снова целую ее — сейчас ее губы еще холоднее. Она уже не со мной.
Немного позже я везу ее домой.
— Спокойной ночи, — говорит она, и это значит «прощай».
Я устроился на работу в нашем городке — отчасти, чтобы не огорчать родителей, но в основном, чтобы заполнить чем-то долгие дни уходящего лета.
Барбара исчезла.
Я пытался разузнать, где она, но никто не мог ответить, и она не оставила адреса в отеле. Ни один водитель автобуса не мог вспомнить высокую, как богиня, чернокожую девушку. Я даже съездил в ближайший аэропорт — ни на один рейс она не регистрировалась, и никто ее не видел.
Я остался один.
— Та комната с двумя окнами, капитан Ройс. Пожалуйста, опишите ее еще раз.
— Никакой комнаты не было.
— Но вы рассказывали о ней. И об окнах, в которых вы увидели человекоподобную гору и человекоподобный хребет.
— Это мне привиделось.
— А Вселенная в виде пресс-папье и корабль в миниатюре? Они тоже были только в вашем воображении?
— Да. Это все части одного сна.
— Прекрасно, капитан Ройс. Думаю, больше нам незачем встречаться.
Лето плавно перетекло в осень. Поздними вечерами я выхожу на улицу и смотрю на звезды. Теперь они красивы для меня какой-то новой красотой. И звезды, и весь космос. Однажды ночью, глядя в бесконечность неба, я вижу лицо Барбары. Звезды, как бриллианты, сияют в ее длинных черных волосах, в ушах мерцают звездные серьги. Ее лицо черно и прекрасно.
