Нет, не поэтому. Да, она убила меня, хотя не могу вспомнить, как и почему. Я хочу убить ее по другой причине: потому что она думает, что я этого хочу.
Я тоже вскакиваю и бросаюсь в погоню. Но Шерил уже добирается до ручья и исчезает на той стороне.
Я размышляю, сидя на каменном полу. Периоды бодрствования длятся все дольше.
Почему меня убила собственная жена?
Почему я не умер?
В голове возникает новое слово — эндоаналитик.
Это слово — ключ к моим разрозненным воспоминаниям.
Я был эндоаналитиком. Изучал кюранизм в университете психологии Джона Ренча. Потом открыл частную практику на Бич-стрит, в пригороде Форествью. Купил дом высоко на отшибе и поселился там с Шерил.
У нас была масса друзей. Мы часто приглашали гостей и сами ходили в гости. Практика приносила солидный доход. Когда наступал сезон, мы с Шерил отправлялись на охоту.
Но, хоть убей, не помню, что такое кюранизм.
Сегодня девушка… нет, буду звать ее по имени… сегодня Шерил упала на спуске. Но увернулась, когда я попытался наброситься сверху. Кубарем качусь со склона. Она обгоняет меня, я мчусь следом с криком: «Убийца!». Как будто она вложила мне в голову этот крик.
Вспомнил! Кюранизм — это теория Пола Кюрана о природе сна.
Сна и яви.
Нет, не теория.
Кюран доказал ее много лет назад, но сторонники Фрейда категорически отвергали его концепцию. Старались поднять Кюрана на смех. Но не преуспели.
На рубеже веков Кюран объединил свойства трансцендентальной эстетики Канта с коллективным бессознательным Юнга и выработал понятия темной и светлой зоны. Светлая зона символизирует наше восприятие реальности. Темная — область снов. В сумме они дают кантовскую вещь в себе и не подвластны ни времени, ни, вопреки названию, пространству. Пространством и временем их наделяет наблюдатель.
Свои изыскания Кюран сосредоточил на темной зоне. Созданный им препарат под названием кюраниум позволял проникать в грезы пациентов. Ученый занимался навязчивыми сновидениями, избавлял от них, меняя и корректируя природу снов. Он провозгласил себя эндоаналитиком, а Джон Ренч, его главный последователь, учредил в Катскилле университет эндопсихологии.
Я проникал в тысячи сновидений.
Навязчивого характера.
Опытный эндоаналитик брезгует обычными снами. Даже кошмары не несут в себе ощутимой угрозы. Другое дело навязчивые сны.
Мои пациенты страдали навязчивыми сновидениями. Я проникал в них и излечивал людей. Не понаслышке знаю о темной зоне. С точки зрения архетипов Юнга это весьма многогранное явление, но для практикующего эндоаналитика темная зона — не более чем проекция субъекта сна, берущая начало в его сознании. Два «уровня» реальности, вещи в себе, разделены условным барьером. Просыпаясь, субъект сна преодолевает барьер. А объект неизменно остается по ту сторону.
Я снова в темной зоне. Но уже не в качестве эндоаналитика. Я — объект сна.
В сознании Шерил темная зона воплотилась в замкнутый лес и бескрайний спуск. Ручей стал барьером.
Она убила меня, а теперь грезит, будто я поджидаю ее в пещере, чтобы убить из мести. Во сне она каждый раз забывает об угрозе и карабкается на склон.
Почему она убила меня?
Как?
Не могу вспомнить. Стены пещеры смыкаются. Провал темнеет. Проблески сознания гаснут, но в последний момент меня молнией пронзает страх.
Если Шерил избавится от навязчивого сна, я погибну!
В тот день мы охотились. Начинаю припоминать.
Шерил недавно скрылась за барьером-ручьем. Я сижу на каменном полу пещеры.
Да, в тот день мы отправились на охоту.
Вдвоем.
Дальше все как в тумане.
Упорно возвращаюсь к событиям до убийства. Я — практикующий эндоаналитик, работаю с навязчивыми сновидениями пациентов у себя в кабинете на Бич-стрит. Мое благосостояние растет с каждой секундой. В профессиональных кругах считают, что у меня заоблачные цены. Не спорю. Но если перестать грабить пациентов, обесценишься в их глазах. В конце концов, мои услуги того стоят.
Пять лет я убил на изучение природы снов. Одного кюраниума недостаточно, чтобы вторгаться в чужие сновидения. Сны всегда разные, нужно заранее выяснить, с чем столкнешься, придумать способ преодолеть или изменить навязчивый сон, купировать чувство тревоги.
Чего только не насмотришься!
Женщина идет по улице, замечает отряд детей и хочет их пропустить. Все дети вооружены копьями. На полпути вожатый командует «Стой!». Отряд останавливается. «Налево», командует вожатый, и дети поворачиваются к женщине. Все девочки — в розовой униформе, все мальчики — в голубой. У каждого на шее — массивный золотой крест на золотой цепочке. Солнце скрыто за тучами, но кресты сияют и переливаются. «В фалангу стройсь!». Вторая, четвертая и шестая колонны смещаются вправо. «Сомкнуть ряды, оружие к бою. Вперед!» — приказывает вожатый. Фаланга приближается, острия копий сверкают на невидимом свету. Женщина в ужасе пятится, но натыкается на стену. Хочет убежать, но дети преграждают путь.
Я стою неподалеку и знаю, что это за дети — это те, кого она могла бы родить, если бы не пренебрегала церковью и не злоупотребляла противозачаточными пилюлями. Знаю, что она проснется до того, как ее атакуют, но моя цель — изгнать этот сон, полностью и навсегда. Я вытаскиваю ремень, подхожу к женщине, опускаюсь на одно колено, перекидываю женщину через другое. Задираю платье, спускаю трусики и начинаю хлестать ремнем по голым ягодицам. Она кричит от боли. Фаланга замирает, дети опускают копья и начинают хохотать. Сон обрывается. Навсегда.
Юноша карабкается на скалу. Он не скалолаз и напуган до чертиков. Внезапно он зависает между небом и землей, не в силах отыскать опору. Ситуация накаляется, еще немного — и юноша сорвется. Сон сменится явью. В ходе терапии я выяснил, что скала воплощает медицинский университет, где юноша учится, но ему явно не хватает навыков, чтобы стать врачом. Он не может подняться выше, потому что не хочет. И должен признаться себе в этом.
В навязчивом сне я помещаю себя на вершину утеса, сбрасываю юноше канат и кричу: «Давай вправо, там есть уступ». Юноша хватает веревку, отталкивается и, качнувшись, замечает уступ. Большой, надежный, от него идет вверх широкая расселина. Юноша не просыпается и карабкается по ней. Подъем дается настолько легко, что неудачливый альпинист понимает — нельзя цепляться за старый маршрут, нужно выбирать новый, даже если он ведет на другую вершину. Добравшись туда, он зачарованно глядит вниз и забывает свои невзгоды.
Чего только не насмотришься!
Я часто посещал сны Шерил. Сначала меня влекло любопытство. Я принимал кюраниум, ложился в постель и проникал в сознание спящей жены. Ее сны не отличались оригинальностью и быстро мне наскучили. Но еще раньше наскучила она сама. Ее наивность не была напускной, и это раздражало. Своей недалекостью Шерил оскорбляла мой интеллект. Заставляла краснеть перед друзьями: говорила невпопад, смеялась, не дослушав шутку, и молчала, когда смеялись все.
