Поначалу Манижа не проявляла к плоту ни малейшего интереса. Но когда тот начал приобретать ясные очертания, равнодушие сменилось любопытством. Однажды, когда столбик термометра перевалил за тридцать пять, она подошла и спросила Робина, что именно он строит.
Не веря своим ушам, тот мигом вынырнул из-под палубного настила, к которому пристраивал собранный накануне вечером датчик давления.
— По-моему, я уже говорил. На этой штуке мы попадем в Сарды.
— Говорил, но не сказал, как она называется.
— Плот.
Манижа в недоумении огляделась.
— Но воды-то нет.
— И не надо, это особый плот.
— Мы поплывем на нем?
— Верно.
— Ха-ха!
— Над забором ты не смеялась.
— Над каким забором?
Робин кивнул на пиратов, блаженствующих в тени валуна:
— Тем, что не позволяет негодяям проникнуть сюда, порубить меня на фарш, а тебя уволочь в лагерь.
Манижа сощурилась.
— Не вижу никакого забора.
— Конечно, он же невидимый.
Она уперла руки в боки и свысока посмотрела на Робина.
— Ты весь грязный.
От неожиданности он забыл, что родился, вырос и умрет бедняком, а перед ним стоит дочь богатейшего человека в истории.
— Конечно, грязный. А еще устал и хочу пить. А знаешь, почему? Потому что вкалываю целый день как проклятый, чтобы увезти тебя с этой окаянной, как ты выражаешься, горы.
Девушка застыла изваянием, потом, не говоря ни слова, развернулась и скрылась в дверях конторы.
Испугавшись собственной выходки, Робин снова нырнул под днище и принялся орудовать торцевым ключом. Внезапно во дворе появилась Манижа с бумажным стаканчиком в руке. Робин разинул рот. В следующий миг громоздкая конструкция плота заслонила обзор, виднелись только девичьи ноги в золотистых сандалиях.
— Ты собираешься вылезти и утолить жажду? — послышался негодующий голос. — Или ждешь, чтобы я тебя напоила?
Робин поспешно выбрался наружу, осушил стаканчик и вернул благодетельнице.
— С-спасибо, — промямлил он и наклонился, чтобы лезть обратно, но Манижа его остановила.
— Погоди. Ты забыл инструмент.
Она протянула ему ключ.
— С-спасибо, — снова промямлил Робин.
Несколько минут он возился с датчиком в полной уверенности, что Манижа давно ушла. Однако та никуда не делась. Она внимательно изучала стартовый ускоритель, который Робин зафиксировал заранее и даже просверлил дырки для болтов, но не успел прикрепить.
— Будь у меня инструмент, я сумела бы прикрепить эту странную штуку, — выпалила она, когда Робин выполз обратно.
Он молча передал ей гаечный ключ. Остаток дня они проработали бок о бок. К вечеру Манижа вся перепачкалась, костяшки пальцев сбились, а роскошное платье задубело от грязи.
— Завтра встану чуть свет готовить завтрак. Так скорее закончим.
V
Дни сменяли один другой. Робин начал волноваться, что выкуп подоспеет раньше, чем они достроят плот. Манижа явно разделяла его опасения и как-то вечером, сидя в конторе Добряка Джорджа, спросила:
— Ро-бин, когда мы отплываем в Сарды?
Тот оторвался от хроноблока, который мастерил тут же за столом.
— Ты вроде сомневалась в моих способностях найти дорогу.
— Если бы сомневалась, стала бы я тебе помогать?
Робин вновь сосредоточился на блоке.
— Наверное, нет. Надеюсь, через пару дней отчалим.
Повисла короткая пауза.
— Зачем ты так торопишься отвезти меня к отцу?
— Там твой дом, — последовал лаконичный ответ.
Пауза затягивалась. Наконец:
— Уверена, отец наградит тебя по-царски.
Такая мысль даже не приходила ему в голову!
— Я делаю это не ради выгоды.
— Никто и не спорит.
Робин поднял взгляд. Тем вечером по традиции, заведенной с первого рабочего дня, Манижа сняла с себя украшения, тщательно отполировала, а после душа нацепила вновь. Только сегодня блеск самоцветов почему-то не резал глаз.
— Наверное, дочь Креза считает меня полным идиотом.
— Такого я тоже не говорила! Перестань за меня додумывать! И вообще, пора спать.
Она не выставила его за дверь с криком «прочь!», но Робин все понял без слов. Поднялся, молча собрал инструменты. Рано или поздно он привыкнет к ее капризам, с недавних пор они раздражали все меньше. А впрочем, привыкать не придется, ведь через пару дней они расстанутся навсегда.
Он шагнул за порог.
— Спокойной ночи, Манижа.
— Спокойной ночи, Ро-бин.
С утра к ним нагрянул гость. Точнее, целых девять — шестеро из лагеря, плюс двое парламентеров и еще один.
Собственно, нагрянул именно девятый, остальные просто наблюдали.
Незнакомец встал вплотную к забору, прикрепил к нему миниатюрный передатчик — тот как по волшебству завис в раскаленном мареве буквально в десятке сантиметров от его рта.
— Меня зовут… (Робину почудилось «Угольщик»), — представился гость на английском конца двадцатого столетия, пращуре современной речи. — Простите, что вторгаюсь в ваши владения, но мною движет острая необходимость как можно скорее урегулировать сложившийся конфликт. Уверен, вы сочтете мои условия вполне приемлемыми, если не сказать щедрыми.
Ростом он уступал своим товарищам, хотя был из той же породы. Густые черные волосы обильно напомажены чем-то жирным, чуть ли не смазкой для осей, и разделены на ровный пробор. Смоляные пряди свисают на плечи и загибаются концами вверх. Наряд Угольщика состоял из желтого жилета, ядовито-зеленых галифе, черных псевдо-кожаных гетр и черных узких ботинок с острыми носами. Никаких колец. Вместо заточенных, почерневших зубов — белоснежная улыбка, которая то появлялась, то исчезала, точно под действием невидимого выключателя.
— Что за условия? — насторожился Робин.
— Вы отдаете нам девушку со всем, что на ней есть, а мы помогаем вам выбраться с СУШИ. — Улыбка Угольщика вспыхивала и гасла, словно лампочка. — Как президент скромного, но весьма влиятельного профсоюза «Братство инженеров пятого измерения», я уполномочен (вспышка улыбки) предложить следующее: вы передадите нам дочь царя Креза со всем ее имуществом, а мы взамен доставим вас на родину вне зависимости от ее местонахождения.
Робин ошарашенно молчал.
— Я только что из Сардов, — продолжал Угольщик, — где провел несколько дней (вспышка) за столом переговоров с самим царем. К величайшему сожалению (вспышка), нам не удалось достичь консенсуса.
