Эта концепция предполагает определенную практику обособления: я люблю другого человека, но я отказываюсь быть к нему привязанным или опутывать его связями, которые исказили бы наши отношения. Очень часто обособление путают с равнодушием. Философ Никола Го совершенно прав, когда пишет: «В то время как равнодушие есть невмешательство из-за отсутствия любви, обособление – это отпускание благодаря любви, это любовь без обладания».
[38] С психологической точки зрения подобная установка требует наличия внутренней безопасности. Она предполагает как убеждение в том, что нас действительно «любят», так и согласие с риском, что наш спутник может полюбить другого человека и даже расстаться с нами. Речь не идет об отсутствии веры в себя, что может породить страх, приспособление и ревность. Если другой человек решил расстаться с нами, то вовсе не потому, что им завладело третье лицо. Просто, возможно, он стал несчастен, живя с нами. Удушая его, мы лишили его радости. Вместо того чтобы позволить ему расти над собой, мы установили с ним невротические связи, которые тормозили или замедляли процесс становления его личности.
Когда мы не испытываем или более не испытываем радости в отношениях, мы должны спросить себя, хороши ли для нас эти отношения. Если нами периодически овладевает печаль, мы должны задать себе тот же самый вопрос. Это чувство часто появляется из-за того, что мы перестали быть самими собой. Оценка отношений требует работы по распознаванию. Отравляет ли другой человек нашу жизнь? В таком случае мы должны начать процесс по рассоединению и воссоединению с ним или же – если это невозможно, если наш спутник не хочет этого – с другим человеком, который поможет нам по-настоящему расцвести в соответствии с нашей собственной природой. Мы, как и цветы, увядаем, попав в ту или иную нездоровую для нас почву. Но существует почва, которая помогает нам расцветать: это справедливые отношения, те самые, которые поддерживают огонь радости.
Радость дарения
Существует еще один тип любовных отношений, отличный от любовной страсти и дружеской любви, которые, как мы видели, основываются на обоюдном выборе и взаимности. Этот тип я назвал бы любовь-дар. Мы любим, ничего не ожидая взамен. Это безусловная любовь, которую питают родители к своему ребенку. Именно эта любовь живет в нас, когда мы совершенно бескорыстно помогаем кому-либо, порой незнакомому человеку, когда мы позволяем ему выпрямиться, встать, ходить, вновь обрести вкус к жизни. Это любовь-сострадание (каруна) буддизма Большой колесницы, которая коренным образом отличается от простой благожелательности (майтри) первозданного буддизма. Для ее характеристики авторы Нового Завета придумали греческое слово: агапэ. Эта любовь-дар определяет божественную любовь и одновременно любовь, которой можно бескорыстно любить другого человека. Часто она служит источником огромной радости, несомненно, самой прекрасной и самой чистой, которую нам суждено познать. Мне в душу запали слова Иисуса: «Блаженнее давать, нежели принимать».
[39] Как ни странно, эти слова не фигурируют в четырех Евангелиях, полностью посвященных жизни Иисуса Христа и его посланиям. Нам их сообщает апостол Павел в Деяниях апостолов. Насколько мне известно, это единственные слова, которые передает Павел. Если он запомнил только эти слова, значит, несомненно, он считал их наиболее важными: «Блаженнее давать, нежели принимать». Какое счастье! Не будь радости, которую вызывает дар, что стало бы с взаимопомощью и соучастием? Могло ли выжить человеческое общество, если бы мы познавали радость только тогда, когда мы принимали или когда мы получали? Мы все пережили удивительный опыт дарения. Эти несколько мгновений вручения, когда мы видим несказанное счастье в глазах человека, которому мы дарим, ничего не ожидая взамен, входят в число самых волнующих моментов нашей жизни.
Радость обладает странным свойством усиливаться, когда ее дарят. Врачеватель душ, Виктор Гюго, выразил эту истину в своем шедевре «Отверженные»: «В определенный час она прибегала в сторожку. С ее приходом здесь воцарялся рай. Жан Вальжан расцветал, чувствуя, что его счастье растет от того счастья, которое он дает Козетте. Радость, доставляемая нами другому, пленяет тем, что она не только не бледнеет, как всякий отблеск, но возвращается к нам еще более яркой».
Любить природу… и животных
Любовь не ограничивается отношениями с другим человеком. Связи единения не ограничиваются межличностными отношениями. Греки проповедовали идею гармоничного «соответствия миру». Не быть чужеродным. Вписываться в ход жизни. Участвовать в исполнении симфонии, не будучи диссонирующим инструментом. Соответствовать миру означает жить в унисон с нашими близкими, городом, природой, космосом. Это означает отказ от разрушения и ограбления планеты, поддержание уважительных отношений со всеми существами. В принципе это означает вести этически правильный образ жизни, а также проникаться радостью, ощущая себя в гармонии со всем, что нас окружает. Любой опыт красоты включает в себя подобное свойство. Любование художественным произведением, которое волнует нашу душу, преклонение перед совершенством природы связывают нас с тем, что неподвластно нам, и побуждают нас перекодировать наше «я». Любование возвышает нас, вычленяет самую благородную часть нас самих. Аристотель считал, что любование наряду с дружеской любовью является самым ярким проявлением счастья и радости.
Я никогда не смогу в полной мере отблагодарить своих родителей за то, что они сознательно поселились в сельской местности, чтобы их дети могли жить на природе. В течение нескольких лет мой отец безропотно тратил каждый день два часа на дорогу, отправляясь на электричке в свое бюро, чтобы позволить нам расти в доме, окруженном большим садом, который огибали два рукава реки. Всю свою жизнь я стремился установить контакт, слиться с природой, которая так много мне дала в мои юные годы.
Свои первые волнующие любовные эмоции я познал ребенком, но не в общении с одноклассницей, а гуляя в лесу. Это была созерцательная радость. Мне тогда было восемь или девять лет, моя тетушка Антуанетта, работавшая этнологом в Камеруне, привезла мне лук и стрелы. Мой отец предложил мне поохотиться на фазана в лесу, росшем недалеко от того места, где мы жили. Мы отправились на охоту ранним утром в воскресенье. Я хорошо помню нежный свет, струившийся сквозь ветки деревьев. Я медленно шагал, держа в руках лук. Мой отец шел сзади, в нескольких метрах. Вдруг прямо передо мной взметнулся ввысь огромный фазан с роскошным опереньем. Отец закричал: «Стреляй! Стреляй же!» А я смотрел, как птица расправила крылья и улетела прямо к солнцу. Потом на моих очарованных глазах взлетел второй, третий, четвертый фазан. Я, потрясенный, уронил на землю лук и стрелы, любуясь этим зрелищем. Радость переполняла мое сердце. Отец все понял. Он, тоже взволнованный красотой природы, положил мне на плечо руку. В этот миг я понял, что никогда не стану охотником.
Через несколько лет мы всей семьей присутствовали на корриде. Когда я увидел, как пикадор заставляет свою испуганную лошадь поддерживать тяжелого быка, а затем как он протыкает мышцы загривка затравленного животного, чтобы оно не смогло поднять голову для защиты, когда я увидел, как хлынула кровь, и услышал, как завопили зрители, к моему горлу подступила тошнота. Я покинул арену. Нам говорят, что невозможно запретить корриду, ссылаясь на то, что это многовековая традиция. Если следовать этой логике, то окажется, что игры в цирке, на которых люди убивали друг друга и которые позже были запрещены христианами, тоже были многовековой традицией! То же самое относится и к обрезанию девочек, практикуемое во многих странах. Я убежден, что подлинный альтруистический смысл, глубокое сочувствие к страданиям живых существ не могут заставлять нас бунтовать против страданий людей и одновременно мириться со страданиями животных. Иногда я убиваю муху, которая мешает мне спать, или ловлю рыбу, чтобы сразу же ее съесть. Но до чего же жестокая эта радость отнимать жизнь у живого существа ради наслаждения, просто для того, чтобы почувствовать собственную силу, принося смерть! До чего же печальные и регрессивные страсти, бушующие на корриде, и во время охоты, когда она превращается в спорт! А я ведь еще ни слова не сказал об индустриализации скотоводства, которая вынуждает нас обращаться с животными, как с безжизненными предметами – впрочем, многие уже говорят о «природном сырье», подразумевая выращивание свиней, – как с механизмами для производства продуктов, а не как с живыми существами. Уважая природу и жизнь, человек сливается с миром, занимает правильную этическую позицию. Поступая наоборот, он вступает в разногласия со своим естественным окружением, насилует его и рано или поздно дорого платит за это.
