То же самое происходит и в том случае, когда мы выбираем второй путь, путь любви, единения с другими людьми и миром. Радость воссоединения – с другими людьми и с миром, – которой я посвятил предыдущие страницы, радость созерцания и радость дарения имеют нечто общее. На мгновение или на несколько минут индивидуум забывает, перестает думать о самом себе, о своих повседневных заботах. Подлинная любовь и созерцание уничтожают границы его узкого, чахлого «я», чтобы открыть индивидуума для вселенского, божественного измерения, каким бы ни было название этого опыта трансцендентности эго. Даже когда они выбирают дуалистический путь – путь библейского Откровения, – иудейские, христианские и мусульманские мистики переживают интенсивный экстатический опыт, который они описывают в недуалистических терминах и в котором их эго полностью растворяется. «И уже не я живу, но живет во мне Христос», – восклицает святой апостол Павел.
[46] Мусульманского святого Мансура аль-Халлая (VIII век) убили за то, что он провозглашал: «Я есмь Бог». Можно привести в пример также нерелигиозных авторов, которые утверждали, что пережили аналогичный мистический опыт. Ромен Роллан, французский писатель первой половины ХХ века, был человеком неверующим, однако он нашел прекрасное выражение «океаническое чувство» для описания чувства единения со Вселенной, с тем, что, как он сам говорил, «величественнее я». Ромен Роллан так ответил Фрейду, который утверждал, что этот опыт имеет сугубо невротическую природу: «Мне хотелось бы проанализировать спонтанное религиозное чувство или, вернее, религиозное ощущение, которое является <…> простым и непосредственным фактом ощущения “вечного” (которое вполне может быть не вечным, а только без воспринимаемых границ и словно океаническим)».
[47]
В «Двух источниках морали и религии» (Les Deux Sources de la morale et de la religion) Анри Бергсон проводит блистательный анализ мистического феномена. Он утверждает, что самые большие радости – это те, которые испытывают мистики, когда их воля совпадает с волей Бога (или божественного) и когда они выходят за рамки узкого пространства своего «я», чтобы позволить творческому порыву жизни овладеть собой. Бергсон также доказал, что это является особенностью творцов: они воссоединяются с потоком жизни, с жизненным порывом, который определяет все движения жизни. Скованные нашими маленькими эго, ограниченные нашими маленькими личными амбициями, мы проходим мимо этого порыва, мимо течения жизни, которая является исключительно творением и радостью. Немецкий философ Артур Шопенгауэр, живший в XIX веке и прославившийся своим пессимистическим видением мира, также великолепно описал чистую радость, которую доставляет искусство, в частности музыка: «Ибо музыка, как уже сказано, отличается от всех других искусств тем, что она не отображает явлений, или, правильнее говоря, адекватной объектности воли, но непосредственно отображает саму волю и, таким образом, для всего физического в мире показывает метафизическое, для всех явлений – вещь в себе».
[48] Опыт музыки – это опыт космического, даже мистического типа, настолько сильна его способность выводить нас из нашего эго, из нашего чувства индивидуальности, расширять для нас универсальное. Соединяя нас с тем, что нас превосходит – с гармонией, красотой, – она может подарить нам один из самых прекрасных опытов радости. Об этом недвусмысленно говорит Ницше, описывая дионисийский экстаз, вызываемый музыкой: «Несмотря на страх и сострадание, мы являемся счастливо-живущими, не как индивиды, но как едино-живущее, с оплодотворяющей радостью которого мы слились».
[49]
Таким образом, работа по внутреннему освобождению (рассоединение) и правильному единению с миром (воссоединение) позволяет нам отныне не рассматривать интеллект и эго как единственных проводников наших жизней. Мы перестаем идентифицировать себя с нашим эго, а рациональное и интуитивное знание нас самих вытесняет мнения интеллекта. Тогда мы полностью становимся самими собой, и эта полнота не закрывает нас, а, наоборот, связывает нас с другими людьми, с миром, Вселенной, божественным. Теперь ничто не может навредить нам, поскольку мы перестали черпать наши печали и радости из нашего эго. В результате возникает бесконечно более объемная радость, чем все прочие радости, которые мы могли познать раньше.
Это совершенная радость, пережитая Франциском Ассизским.
Постепенный путь к чистой радости
Путь к чистой радости может показаться крутым, изнурительным, почти непреодолимым. Несомненно, он и станет таким, если мы будем его представлять как единовременное изменение, мгновенный переход от «раньше» к «потом». На самом деле, это постепенный путь. Совершенная радость не является вознаграждением, которое получают в конце маршрута. Это благодать, сопровождающая нас на всем пути свободы и любви. Разумеется, конечная цель этого пути – просветление, реализация самости, в которую в итоге перевоплощается эго, что приносит нам постоянную радость. Однако на протяжении всего пути мы уже переживаем чистые радости, когда отодвигаем в сторону, пусть даже ненадолго, наш интеллект и наше эго, когда мы преодолеваем важный этап, когда наше сознание расширяется, когда мы лучше воспринимаем мелодию мира. Для большинства из нас просветление – это последовательный опыт. На нас, в отличие от Будды, неожиданно не сходит озарение. Мы постепенно прекращаем идентифицировать себя с нашим эго, мы учимся отстранять интеллект и отказываться от желания держать все под контролем. Мы постепенно становимся самими собой и устанавливаем правильные отношения с другими людьми. С каждым шагом вперед мы все больше освобождаемся, более широко раскрываем наше сердце и увеличиваем силу нашей радости.
Таким образом, мы можем пережить опыты чистых, упоительных, полных радостей, которые свидетельствуют о том, что мы продвигаемся по пути освобождения от эго, хотя еще не преодолели его. Очень важно отличать эти точечные опыты от состояния совершенной и постоянной радости, того самого состояния, которого добиваются мудрецы и святые, полностью освободившиеся от своего эго. Но пока наши эго и интеллект продолжают управлять нами, эти моменты чистых радостей влекут за собой внутренние препятствия и страдания, которые проистекают из нашей теневой стороны, хотя мы благоприятно развиваемся в нашей внутренней жизни.
Я весьма интенсивно переживал подобный опыт в возрасте от двадцати до двадцати трех лет. Я никогда не забуду этот особенный период в моей жизни, когда я ощущал внутренние абсолютные радости и огромные страдания.
