Радость жизни, которую мы утратили, эта радость нашего детства еще живет в нас самих, словно родник, спрятавшийся под грудой камней. Это постоянный источник радости, даже если мы ощущаем только отдельные струи, выбрасываемые им. Когда мы пребываем в том или ином умонастроении либо когда мы делаем успехи, камни расступаются, и струя радости взметается ввысь. Радость находится в нас самих, она дана нам, но мы заглушаем ее, заваливаем источник по мере того, как нагромождаем над ним скалы, которые рождаются из нашего эго и интеллекта. Путь к себе и к другим людям состоит в уничтожении этих препятствий, которые мы сами возвели. И тогда мы вновь обретаем простую радость, эту чистую радость, которая дана нам от природы. Наши сложные жизни, сотканные из уместности и бесконечных выборов, лишают нас простоты в отношениях с жизнью.
Сила согласия
Клеман Россе особо выделяет феномен, который он называет «парадоксом радости». С одной стороны, мы констатируем, что жизнь полна трудностей, что в любой ее области присутствуют страдания, что потеря наших любимых людей неизбежно вызывает горечь. Но с другой стороны, сам факт жизни доставляет нам радость. Иначе говоря, ничто не оправдывает радости жизни. Вуди Аллен по-своему сформулировал этот парадокс: «Жизнь – это всего лишь вереница проблем, но хуже всего то, что она заканчивается!» Философия может лишь констатировать таинственный характер этой безусловной радости, которую ничто не в состоянии рационально объяснить. Единственное, что мы можем сделать, это принимать в расчет данный парадокс, а потом примириться с ним или отвергнуть его. Столкнувшись со злом, с болью, с тяготами существования, мы действительно можем принимать радость или отвергать ее, выбирать между счастьем и несчастьем. Говоря о Ницше и практике уступки, я подчеркивал, что радость сопровождает любовь к жизни, полное принятие судьбы, всего того, что мы не в силах изменить. Совершенная радость кроется в этом великом «сакральном да» жизни, в силе согласия. Обрести счастье можно не в отказе от страданий жизни, а в их принятии, когда они неизбежны, в понимании, что через них мы можем возвыситься над собой. Наше осознание счастья проистекает из нашего понимания несчастья, а большинство наших радостей возникают из преодоленных печалей.
Джебран Халиль Джебран прекрасно выразил эту мысль в своем «Пророке»:
«И тогда женщина сказала: Скажи нам о Радости и Печали.
И он ответил так:
Твоя радость – это твое горе без маски.
Ведь тот же самый колодец, из которого поднимается твой смех, был часто заполнен слезами.
И разве может быть иначе?
Чем глубже твое горе проникало в тебя, тем больше и радости может вместиться в тебя».
О том же самом говорит Ницше: «<…> если вы воспринимаете страдание и неудовольствие как что-то злое, ненавистное, достойное уничтожения, как позорное пятно на существовании <…> ах! Как мало знаете вы о счастье человека, вы, покладистые и добродушные! Ибо счастье и несчастье – братья-близнецы, которые растут вместе или, как у вас, вместе остаются недорослями!»
[56] Хотя Ницше отвергает эту идею по другим причинам, но она все же вписана в самую сердцевину библейской и евангельской мудрости, как об этом напоминает протестантский богослов Литта Бассет в своем замечательном произведении «Потрясающая радость». «Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью», – говорится в 125-м псалме. Эту же мысль, но другими словами выражает Иисус, говоря о блаженстве: «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь».
[57] Те, кто согласился упорствовать в страданиях, в сомнениях, в ночи, кто преодолел все препятствия и продолжал идти вперед, несмотря на трудности, вместо того чтобы избегать их, познают самые великие радости. Но не из-за некого божественного вознаграждения, но благодаря таинственному закону жизни, который делает так, что согласие, то есть принятие того, что есть на самом деле, открывает дверь, ведущую к радости жизни. Дети и простые люди пребывают в радости, потому что они воспринимают жизнь такой, какая она есть. Они берут жизнь такой, какой она открывается им. Они умеют принимать то, что дано, и не требуют, чтобы жизнь стала другой. Согласие открывает для нас дверь, ведущую к радости жизни, которая прежде была закрыта для нас. Чтобы жизнь стала любезной, необходимо наше согласие с ней.
Я часто спрашивал себя, почему мы иногда плачем, когда пребываем в радости. Думаю, это связано с тем фактом, что радость возникает после трудного испытания, которое мы выдержали с честью, будь то полное выздоровление после тяжелой болезни, или победа ценой невероятных усилий, которые доставили там глубокие страдания, или обретение близкого человека, с которым давно была потеряна связь. Так, даже в самый разгар нашей радости наши слезы выражают боль, которую нам пришлось преодолеть, чтобы одержать победу, чтобы завязать неразрывные узы дружбы, чтобы выйти из опасной ситуации. Они являются последним следом преодоленной печали.
Радость придает смысл жизни и миру
В своих посмертных фрагментах Ницше оставил этот потрясающий текст о согласии: «Это вовсе не главный вопрос, довольны ли мы собой; куда важнее, довольны ли мы вообще хоть чем-то. Предположим, мы говорим “да” одному-единственному мгновению – это значит, мы сказали “да” не только самим себе, но и всему сущему. Ибо ничто не существует само по себе, ни в нас самих, ни в вещах: и если душа наша хоть один-единственный раз дрогнула от счастья и зазвучала, как струна, то для того, чтобы обусловить одно это событие, потребовались все вековечности мира – и все вековечности в этот единственный миг нашего “да” были одобрены и спасены, подтверждены и оправданы». Я взял эту цитату из произведения философа Мартина Стеффанса, который проясняет и углубляет мысль Ницше: «Такова странная власть согласия: создавать или восстанавливать порядок в очевидном беспорядке вещей. Делать так, что судьба пассивно принимаемой жизни приобретает приятное лицо предназначения. <…> Так, мы не ошибемся, если скажем, что согласие производит свободу из того, что было пережито. Оно расширяет человеческую волю до измерений реальности, реальности по-прежнему хаотичной, вместо того чтобы сжимать ее, а долю реальности – до измерений человеческой воли. <…> В этом смысле любая радость жизни, любое приобщение к существованию, даже скоротечное, приобретает космическое измерение».
[58]
Эпилог
Мудрость радости
Мой пробужденья час благословляли грозы,
Я легче пробки в пляс пускался на волнах.
[59]
Артюр Рембо. «Пьяный корабль»
Нужно ли отказываться от мудрости? Несомненно, счастье в моде у широкой публики, зато не в почете у большинства современных философов. Это старая история, уходящая своими корнями во времена Канта, для которого счастье было идеалом не разума, а воображения. Последнее утверждение весьма спорно, однако оно стало догмой современной философии. Exit, гонением на счастье в философской жизни, достойной так называться. Только трагическое имеет право на существование. В наши дни философия, проповедующая антисчастье, ведет наступление на новых фронтах. Во имя хорошо обоснованной критики, сторонником которой я всегда был, во имя фальшивого счастья, которое балансирует между рекламными лозунгами о материальном комфорте и социальном успехе и готовыми рецептами личного развития, можно очень легко прекратить преследовать счастье. Но это понятие, пусть и извращаемое в наши дни, до конца так и не проанализировано. Критика современной идеологии счастья, основанная на консюмеризме и нарциссизме и поддерживаемая столь же нелепыми, сколь и надоедливыми призывами быть счастливыми, тем не менее не устраняет фундаментальный вопрос о мудрости, который вот уже двадцать пять веков будоражит умы: можно ли в нашем мире приобщиться к глубокой и продолжительной радости или счастью?
