В своей прекрасной книге «Искусство радости» (L’Art de la joie), которая, к сожалению, недооценена, философ Никола Го попытался дать определение мудрости радости, делая особый акцент на ее творческом и художественном измерении. Вместе с тем он рассуждает о несчастье и смерти, и я целиком и полностью разделяю его точку зрения. Вот что он пишет о смерти любимого человека: «Разделенная любовь – одухотворенная, как сказал бы Ницше, – продолжается в радости, когда из-за нашей смертной природы исчезает ее причина. Нет, мы не радуемся смерти любимого человека, это было бы абсурдно, как все понимают. Это происходит потому, что любовь утверждает свое могущество, несмотря на смерть. Любовь познается в своей сущности (радость как аффект), когда она переживает свою внешнюю причину. Возлюбленный, лишенный возлюбленной (-ого), лишен любви как эмоции (в смысле страсти) и страдает из-за отсутствия совершенной мудрости. Однако одновременно он обретает любовь как аффект, на которую он способен, превозмогая боль. Я буду продолжать тебя любить, хотя ты умерла, заявляет пылкий влюбленный, ибо ты есть любовь. Сожаления и причитания свидетельствуют о неудачной любви, которая не смогла преобразиться в свою собственную сущность по требованию мудрости. Превратившаяся в полноту, освобожденная от нехватки, любовь трансформируется в конечность через опыт радости».
[61]
Как заметил Никола Го, эта типично спинозовская мудрость в очередной раз соотносится с мудростью Иисуса Христа. Достаточно вспомнить изумительный разговор Христа с самаритянкой о любви: с женщиной, у которой было пять мужей и которая сожительствовала с мужчиной, не приходящимся ей мужем. Этой страстной, вечно влюбленной, но пребывающей в пассивном измерении никогда не удовлетворенной любви, Иисус открыл подлинную любовь, как аффект активной радости, который достигает измерения полноты, следовательно, вечности. Утверждая это, Иисус провел параллель между любовью и колодцем, из которого женщина набрала воду: «<…> всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную».
[62]
Кого-то могут возмутить подобные слова о трауре, особенно если этот человек с большим трудом пережил разрыв или смерть любимого существа. Я не осмелился бы так написать, если бы однажды сам не пережил подобного опыта.
В моей жизни было несколько важных историй любви, и я познал аффективные разрывы, очень болезненные в момент расставания. Но когда сожаления и тяготы, связанные с пассивным и страстным измерением отношений, прошли, я стал поддерживать со своими бывшими спутницами достойные отношения, сопровождаемые глубокой радостью при каждой встрече. Когда ты любишь человека, эта любовь в своей истинной форме является вечной, она не может исчезнуть или превратиться в ненависть. Мне также пришлось познать, что такое траур. Относительно недавно меня до глубины души потрясла смерть моей дорогой подруги, с которой я прожил шесть лет. Она умерла при драматических обстоятельствах. Когда мне сообщили об ее смерти, я был буквально уничтожен, настолько жестоким был удар. В первое время мне никак не удавалось остановить потоки слез, преодолеть безграничное горе. Но потом я почувствовал в своем сердце маленькую радость, которая постепенно росла до тех пор, пока не одержала победу над горем. Радость чувствовать, что наша любовь в своей чистой и настоящей форме была еще жива, что она была вечной. Разумеется, я страдал из-за физического отсутствия моей спутницы, понимая, что я больше никогда не увижу ее во плоти. На протяжении нескольких месяцев слезы застилали мои глаза из-за каждого пустяка. Но потом радость окончательно восторжествовала. Моя столь дорогая подружка по-прежнему живет в моем сердце. Печаль, связанная с грустными страстями, которые тоже были знакомы нашим отношениям, исчезли. Остались только настоящая любовь и сопровождающий ее аффект активной радости.
Все, что мы говорили об интимных страданиях, применимо и к несчастьям, существующим в мире. В отличие от мудрости спокойствия духа, которая стремится избегать мира, чтобы сохранить душевное спокойствие, мудрость радости побуждает нас жить в сердце мира, чтобы приобщиться к его противоречиям и постараться стать дрожжами в тесте, тем самым способствуя его преобразованиям. Мудрость радости идет рука об руку с добровольными обязательствами.
Поскольку я горячо люблю жизнь, всю жизнь в целом, я считаю ее бесценной. Поскольку я страдал и преодолел страдание, чтобы превратить его в радость, я знаю цену жизни. И я не перестаю хотеть, чтобы она полнее расцветала не только для моих братьев и сестер по роду человеческому, но и для всех живых существ.
Радости жизни присуща эмпатия. Она призывает к сопереживанию, разделенности, взаимной помощи. В то время как печальные страсти запирают нас в страхе и побуждают уходить в самих себя, активная радость заставляет наше сердце гореть желанием увидеть, как расцветают другие люди. Активная радость делает нас более открытыми, более дерзновенными, более мужественными, более терпимыми, заботящимися о других людях.
Некоторые утверждают, что, когда несчастье слишком велико, когда оно принимает, например, образ концентрационных лагерей смерти, радость исчезает с лица Земли. Но я придерживаюсь прямо противоположной точки зрения. Счастье и радость не только возможны в таких условиях. Более того, они становятся долгом, чтобы подобные трагедии, порожденные печальными страстями, больше никогда не повторялись. Скажу больше: радость существовала даже среди ужаса. И об этом свидетельствуют многие свидетельства уцелевших узников лагерей. В эпилоге своей книги, посвященной вопросу счастья, я хочу процитировать письма Этти Хиллесум. После того что она называет «внутренней генеральной уборкой», которая помогла ей преодолеть страхи и уязвимость, Этти Хиллесум прониклась радостью, когда находилась в нацистском транзитном концлагере Вестебрюк в Нидерландах. Она пишет: «Большое препятствие – это по-прежнему представление, а не реальность. <…> Но это представление страдания необходимо уничтожить».
[63] И она даже нашла в себе силы воскликнуть, хотя предчувствовала, что ее ждет после Вестебрюка в Освенциме, где она погибнет 30 ноября 1943 года: «Жизнь прекрасна, это правда!»
[64]
По мнению моего друга Люка Ферри, не верящего в существование счастья и глубокой постоянной радости, Этти Хиллесум страдала психозом. Я же, напротив, думаю, что она – как и многие другие люди вместе с ней – достигла высшего уровня мудрости и что эта мудрость, столь трудная и требовательная, была возможна даже в Освенциме, даже после Освенцима.
Мудрость радости не дает никаких теоретических ответов на вопрос о несчастье. Зато она дает практический ответ: через заражение горячей любовью к жизни и обязательства по отношению ко всем живым существам. Эти обязательства никак не связаны с жертвенностью, поскольку речь идет не об отказе от жизненных наслаждений или желаний, а о маленьком камешке, пусть даже крошечном, который мы должны заложить в фундамент строительства лучшего мира. Мы должны отказаться отвечать на насилие насилием, поддерживая, насколько это возможно, людей из нашего окружения, которые испытывают моральную депрессию или находятся в трудном материальном положении, облегчая условия жизни иностранцев, бегущих к нам из своих раздираемых войнами стран, стараясь меньше загрязнять нашу Землю, меньше потреблять мясо, произведенное в результате интенсивного скотоводства, завязывая ассоциативные связи, благоприятствующие совместному проживанию, пытаясь преодолеть наши повседневные неприятности, чтобы подарить другим людям заразительную улыбку и так далее.
