К пятнице — последнему дню фотосъемки — я даже перестала делать записи. Силы на нуле, а материал нужно сдать — поэтому я спрашивала по минимуму и записывала интервью на аудио с тем, чтобы опубликовать в формате вопрос-ответ, хотя обычно делала полноценные биографии. В былые времена я мастерски вела диалог, умела докопаться до сути, благодаря чему мои заметки получались яркими и интересными… Сейчас любопытства во мне не осталось. А какой же я репортер, если мне никто уже не интересен?
К вечеру я была измочалена.
Пришло сообщение от тебя: «Воскресенье в силе?»
Я ответила: «Конечно!»
В ответ получила три смайлика. Детский сад…
В воскресенье, вернувшись с пробежки, я опять подумала про старую кожаную мини-юбку — совсем как у тебя — и еле откопала ее в одном из многочисленных вакуумных пакетов на антресолях над сушильным шкафом. После душа приложила юбку перед зеркалом. Не слишком ли смело для моего возраста?
Мама убила бы, если б увидела. Во-первых, за вульгарность; во-вторых, за транжирство. Как можно столько тратить на одежду? Впрочем, когда я покупала в «Либерти» эту юбочку, мама уже три года как была мертва. Ее придавило квадроциклом почти сразу после моего восемнадцатилетия. Видишь, Лили, не только у тебя было трудное детство.
Когда мама погибла, я впервые увидела журналиста. Я всегда хотела писать, с самого детства вела дневник, потом использовала его для первого романа. В восемнадцать я еще не знала, кем стану, идея пришла сама — когда приехал репортер из «Матлок Меркюри», чтобы «осветить трагическую гибель». Я, воспитанная неадекватной матерью и оглушенная потерей, позавидовала способности журналиста опустить обычные для подобной ситуации проявления сочувствия, прорваться в дом к беззащитному подростку и выжимать из него слезы ради эффектной истории. Может, я тоже так смогу? — подумалось мне.
Репортер настоял, чтобы меня сфотографировали, и хотел разместить фото на первой странице. Хрупкая девушка, внезапно осиротевшая, осталась одна с долгами и фермой. После похорон я попросила его встретиться «не для записи» — так я сказала, с удовольствием употребив солидное словечко.
Ему было под тридцать, для меня — почти старик. Я спрашивала у него, как стать журналистом. Он хвастался, выпятив грудь: старался поразить рассказами о своих репортажах — где-то случился пожар, кто-то потерял работу. А мне стало его жаль. Мы оба застряли в болоте, только он еще и по собственному выбору. Он так и будет писать о скучных провинциальных людишках вроде меня. А я поеду в Лондон! И стану журналисткой. Уже тогда я поняла, что все преодолею и построю ту жизнь, которую заслуживаю, а не ту, что мне досталась.
Снова посмотрела на мини-юбку. В ней я буду напоминать училку на выходных (они всегда вне работы надевают смелые наряды десятилетней давности). С другой стороны — очень хотелось выглядеть покруче… Иэн, очевидно, тоже собирался предстать в лучшем виде. Надел старую изношенную футболку с логотипом «Sonic Youth» и теперь стоял перед зеркалом, собирая обеими руками складки на животе.
— Давно у меня такое пузо?
— А давно у меня морщины?
Я встала рядом и прищурилась, чтобы он разглядел сеточку вокруг глаз.
— Перестань! Ты прекрасно выглядишь!
— Да, ты прав. Не обращай внимания — кризис среднего возраста…
Я надела юбку.
— О, одна из мини-юбочек! Помнится, у тебя был целый арсенал! — Он рассмеялся, обнял меня и спросил:
— Ну, каков план действий? Что нужно разузнать? Есть ли запретные темы?
— Даже не знаю… Попробуй ее разговорить. Да! Она не любит, когда ругаются. И не пьет. И никаких скользких шуточек.
— Да, типичная снежинка… Похоже, будет весело. Я бы предложил тебе быстрый страстный секс, но, судя по всему, лучше пойти заранее и пропустить по пиву до ее появления.
Мы оба явно нервничали по дороге. Ты сказала, что я по выходным ношу зеленую куртку, а я назло тебе надела обычную — черную. Я тащила за собой Иэна, хотела прийти до тебя и занять любимый столик.
Мы в молчании подошли к пабу и зашли, крепко держась за руки.
Как же я не догадалась, что ты придешь заранее?
Разумеется, ты была уже там. Сидела за огромным столом — человек на восемь — у самого большого окна. Когда мы входили, облака расступились, несмотря на пасмурный день, и тебя осветило солнце. Ты проводила ноготками по бледной шейке, в нетерпении покусывала пухлые губки, подкрашенные оранжевой помадой; волосы окружали лицо золотистым ореолом.
Иэн выпустил мою руку.
— Это она?
— Да, она…
Ты нас тоже заметила. Поднялась и предстала во всей красе: великолепная грудь, сиреневая кофточка из ангорской шерсти с глубоким вырезом, точеная фигурка и, конечно же, кожаная мини-юбка, при виде которой я сразу пожалела, что напялила свою.
— Кэтрин! — Ты чмокнула где-то в районе моего уха. — А вы, должно быть, Иэн! Очень рада познакомиться! Я столько о вас слышала!
Его ты поцеловала по-настоящему, еще и обняла, прижавшись всем телом, поспорить готова — кровь у него прилила не к тому месту… Эх, надо было все-таки по-быстрому заняться любовью перед выходом… Мне вдруг захотелось сбежать. Развернуться и уйти. Иэн зарделся. Словно помолодел. Видеть, как оживают его поблекшие черты, было изумительно и в то же время ужасно. Он прошаркал вокруг стола и уселся рядом с тобой, а мне пришлось сесть напротив. Уже тогда стоило признать поражение…
Во время обеда ты сыпала историями из жизни, причем вполне правдоподобными — ваши с матерью скитания по Лондону (романтично, в духе цыганского табора); частные школы, которые оплачивала Джемма (про них я уже читала в резюме); уход отца в раннем детстве (мой тоже ушел, правда, не по своей воле); две «рвущие на части» мамы; как трудно тебе было сойтись со сверстниками и как ты нашла утешение в блоге. Блоге о «трудностях миллениала». Потом ты стала рассказывать о «новом проекте». И твоим «новым проектом» оказался мой журнал! Я рассвирепела, когда услышала. Ты, видимо, почувствовала, потому что опять заговорила про блог.
— Я хочу рассказать, как трудно в наши дни состояться. Обрести финансовую независимость, встать на ноги, понимаете?.. — говорила ты Иэну, изредка поглядывая на меня.
Конечно, ты писала для сверстников — для тех, кому слегка за двадцать, но я невольно подумала: «У меня те же проблемы».
— А… как это называется… «хейтеры» у вас есть? — спросила я.
Прозвучало зло. Сама не ожидала, просто была уже порядком взбешена и расстроена, что ты откровенничаешь с Иэном, а мне — в «Джордже» — ничего не рассказывала.
— О, да. Даже изнасилованием угрожали, причем по нескольку раз в день. — На мой вопрос ты ответила Иэну.
— Черт, Лили, полная жесть! И что ты сделала?
— Отключила комментарии, потом ушла из соцсетей. Не выдержала… — Ты по-прежнему обращалась только к нему.
